Еврипид - Вакханки

• Название: Вакханки
• Автор: Еврипид
• Жанр: Поэзия

---

С левой стороны сцены появляется слепой Тиресий с тирсом в руке, венком на голове и небридой поверх сетчатой накидки, которую он носит как прорицатель. Все его движения дышат вдохновением; несмотря на свою слепоту, он прямо направляется к колоннаде дворца и останавливается против ворот.

Тиресий

Кто у дверей? Вызови из дворца Кадма, Агенорова сына, который [170] оставил город Сидон и воздвиг здесь твердыню Фив. Скорее скажи ему, что его ищет Тиресий. (Один из стражников уходит во дворец; Тиресий продолжает свою речь, обращаясь к хору.) Он знает уже сам, изза чего я прихожу и о чем мы условились - я, старик, с ним, который еще старше меня: о том, чтобы обвить тирсы зеленью, надеть небриды и увенчать голову ветвью плюща.

Во время последних слов Тиресия Кадм выходит из дворца. Он одет (кроме сетчатой накидки) так же, как Тиресий, но того вдохновения, которое

наполняет все слова и движения Тиресия, в нем нет.

Кадм

Вот и я, друг мой! во дворце я услышал твои слова - мудрые слова мудрого мужа - и охотно вышел к тебе в том облачении, которое указал нам бог. Он - сын моей дочери; нужно, чтобы он, [180] насколько это в наших силах, был возвеличен нами. Где нам водить хороводы, где выступать мерным шагом, закидывая седую голову? Будь ты мне учителем, Тиресий, старик старику: ты мудр. А у меня хватит силы и днем и ночью без устали стучать тирсом о землю; в своей радости я забыл о своих годах.

Тиресий

То же творится и со мной: и я чувствую себя молодым и попытаюсь плясать. [190]

Кадм

Что ж, сядем в повозку и поедем в горы?

Тиресий (с усмешкой качая головой)

Нет; этим мы недостаточно почтили бы бога.

Кадм

Ты хочешь, чтобы я был проводником тебе, старик старику?

Тиресий

Нас с тобой сам бог поведет туда, и мы не устанем.

Кадм (беспокойно озираясь кругом)

Но разве мы одни будем плясать в честь Вакха?

Тиресий

Да; мы одни благоразумны, остальные - нет.

Кадм (воодушевленный словами Тиресия, с жаром протягивая ему руку)

Не будем же медлить; вот моя рука.

Тиресий

Вот моя; возьми ее и сочетай с твоей.

Кадм

Я знаю, что я смертный, и смиряюсь перед богами.

Тиресий (торжественно)

Напрасны наши мудрствования над божеством. Унаследованные [200] от отцов заповеди, столь же древние, как и само время - никакой ум не в состоянии их низвергнуть, никакая мудрость, будь она даже найдена в сокровеннейшей глуби человеческой души. (Мягче, пожимая руку Кадму.) Скажут, что я позорю свою старость, помышляя о пляске и венчая голову плющом. Но бог не установил различия для молодых и для старых, определяя, кому следует плясать и кому нет; он хочет, чтобы все сообща чтили его, и не желает получать почести по разрядам. (Хочет увлечь Кадма за собой направо: тот, уже некоторое время беспокойно смотревший вдаль, удерживает его.)

Кадм

Так как ты, Тиресий, не видишь света дня, то я в словах [210] возвещу тебе о происходящем. Вот поспешно приближается ко дворцу Пенфей, сын Эхиона, которому я передал власть над страной. Как он взволнован! Что-то скажет он нового?

Отходят вместе под тень колоннады.

ВТОРАЯ СЦЕНА

С правой стороны быстро приближается Пенфей (юноша лет восемнадцати с красивым, но бледным лицом, носящим отпечаток умственной работы и аскетической жизни) в дорожной одежде, с копьем в руке; за ним следуют его телохранители. Начальник стоящей у дверей дворца стражи почтительно идет к нему навстречу; к нему он обращается, не замечая присутствия хора и обоих

старцев; его речь гневна и прерывиста.

Пенфей

Я уехал было из этой страны; но вот я слышу о небывалом бедствии, разразившемся над нашим городом, - что наши женщины, под предлогом мнимых вакхических таинств, оставили свои дома и теперь беснуются в тенистых горах, чествуя своими хороводами этого новообъявленного бога - Диониса, как его зовут; что они группами [220] расположились вокруг полных кувшинов вина (здесь глаза Пенфея загораются странным блеском; его голос дрожит от внутреннего волнения, которое он хочет побороть, но не может), и тут - кто сюда, кто туда - украдкой уходят в укромные места, чтобы там отдаваться мужчинам; они прикидываются при этом, будто они - священнодействующие менады, на деле же они более служат Афродите, чем Вакху. (После паузы, спокойнее.) Некоторых я поймал: им рабы связали руки и теперь стерегут их в городской тюрьме; за остальными я пойду охотиться в горы - а в их числе Ино, Агава, родившая меня Эхиону, и мать Актеона, Автоноя, - и, опутав их [230] железными сетями, живо заставлю их прекратить свои преступные вакханалии.

Мне говорили также, что появился какой-то иностранец, знахарь и кудесник из Лидийской земли, со светлыми кудрями, роскошными и душистыми, с ярким румянцем, с негою Афродиты в глазах; он-то проводит с молодыми женщинами дни и ночи, посвящая их в вакхические таинства. Это он называет Диониса богом, он говорит, будто он был [240] зашит в бедре Зевса - этот младенец, который был сожжен пламенем молнии вместе с матерью, за ее лживую похвальбу о браке с Зевсом! Да есть ли столь страшная казнь, которой не заслужил бы этот невесть откуда взявшийся пришелец своими кощунственными речами? (Кадм невольно вскрикнул, слыша из уст Пенфея оскорбление памяти Семелы; Пенфей прерывает свою речь, оглядывается и замечает его.) Но вот новое диво! Передо мной, в пестрой небриде, гадатель Тиресий, а с ним и отец моей матери; и оба они - что за смешное [250] зрелище! - с тирсами в руках чествуют Вакха! Мне противно, отец мой, смотреть на вас, старцев, лишенных ума. Стряхни же плющ, избавь свою руку от тирса, ты, отец моей матери!.. Ты ему это внушил, Тиресий? Ты хочешь ввести среди людей службу этому новому богу, чтобы тебе поручали наблюдать за птицами и платили деньги за исследование внутренностей? Если бы тебя не спасала твоя седая старость, ты сидел бы среди вакханок за то, что ты распространяешь гнусные таинства. Да, гнусные! где дело касается женщин и где их [260] на пиру угощают сладким вином - от таких священнодействий ничего путного ожидать нельзя!

Корифейка

Что за нечестивые слова, чужестранец! Как тебе не совестно перед богами и перед Кадмом, посеявшим землеродное племя?

Тиресий

Если мудрый человек выбирает для своей речи достойный предмет, то красота ее не должна возбуждать неудовольствие. У тебя же язык вращается легко, точно у благоразумного, но в речах твоих разума нет; а такой человек - смелый и красноречивый, но лишенный [270] ума, - бывает вредным гражданином.

Этот новый бог, над которым ты глумишься, - я и сказать не могу, сколь велик он будет в Элладе. Заметь, юноша: есть два начала, господствующие в жизни людей.

Первое - это богиня Деметра... она же и Земля; называть ты можешь ее тем или другим именем. Но она сухою лишь пищею вскармливает смертных; он же, этот сын Семелы, дополнил недостающую половину ее даров, он изобрел влажную пищу, вино и принес ее смертным, благодаря чему страждущие теряют сознание своего горя, напившись [280] влаги винограда, благодаря чему они во сне вкушают забвение ежедневных мук - во сне, этом единственном исцелителе печали. Он же, будучи сам богом, приносится в виде возлияний другим богам, так что при его посредничестве люди получают и все прочие блага.

Он же и вещатель - вакхическое неистовство содержит крупную долю пророческого духа: мощной силой своего наития бог заставляет одержимых им говорить будущее. Он же, [300] наконец, вместе с ним приобрел и долю военной силы: не раз выстроенное и вооруженное войско было рассеяно внезапным ужасом, прежде чем его коснулось копье врага; а ведь и это - бешенство, насылаемое Дионисом. И ты увидишь еще, что он займет и дельфийские скалы, резвясь с факелами на двуглавой горе, бросая и потрясая вакхической ветвью, и будет велик во всей Элладе.

Нет, Пенфей, послушайся меня. Не слишком полагайся на свою [310] власть, воображая, что в ней для людей сила; и если ты так или иначе рассудил, но твой рассудок занемог, то не будь слишком убежден в правильности твоих рассуждений. Нет; прими бога в твою страну, принеси ему возлияния, дай посвятить себя в его таинства и возложи себе на голову венок. (Пенфей, с едва скрываемой досадой слушавший эту речь, хочет возражать; Тиресий движением руки дает ему понять, что он еще не кончил.) Конечно, не Дионис заставит женщин соблюдать целомудрие; это дело природы, и вот тебе доказательство: женщина целомудренная и в вакхических таинствах не даст себя совратить. Затем, ты издеваешься над тем, что он был зашит в бедре Зевса; я научу тебя, как следует правильно понимать это сказание. Когда Зевс вырвал его из пламени молнии и отнес младенца на Олимп, в жилище богов, Гера хотела изгнать его из неба. Тогда Зевс принял против нее [290] меры, какие мог только принять бог: он оторвал часть окружающего землю эфира, дал ей образ Диониса и выдал этот призрак, как заложника, гневной Гере. А со временем люди, извратив предание, согласно которому бог Зевс выдал некогда заложника богине Гере, и переиначив слова, распустили молву, что он был вскормлен в бедре Зевса. (Пенфей злобно смеется. Тиресий, после паузы, кротко и грустно продолжает; по всему видно, что его прежнее вдохновение оставило его.)