Наталия Орбенина - Сказочник

• Название: Сказочник
• Автор: Наталия Орбенина
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-373-01377-2

О чем мечтают все романтичные барышни? Конечно, о любви и прекрасном принце, который превратит жизнь любимой в волшебную сказку. Софья Алтухова, провинциальная учительница, тоже мечтала о том, что ее любимый будет не такой, как все. И ее мечта сбылась! Ей встретился столичный литератор Феликс Нелидов – знаменитый писатель, чьими волшебными сказками зачитывается весь Петербург. Но грезы любви внезапно оборачиваются кошмаром!

---

Что же касается самой Беллы, то тут, господин следователь, надо отдать вам должное, вы удивительным образом все угадали. Я искал Феликса. Он не пришел ко мне утром. Я поехал к Кобцевой и, поднимаясь по лестнице, услышал весь разговор у открытой двери. Я действительно стоял на площадке внизу, и брошенный окурок – мой, хоть и не пристало воспитанным людям разбрасываться окурками. Остальное все так и было. Я похитил ключ из кармана. Я заказал букет, и я открыл дверь в ту роковую для нее ночь. Спросите зачем?

А почему Феликс не рассказал мне об этом разговоре с Беллой и о том, что она желает стать его возлюбленной? Почему он скрыл? Ведь он и о женитьбах своих мне никогда не рассказывал, значит, как я заподозрил, это будет новая пассия, снова женщина на моем пути! Этого я не мог вынести, пережить соперничество с этой дурочкой, которая даже не в состоянии оценить масштаб личности, понять, кто перед нею, что за человек, что за талант, что за трепетная душа! Для нее он просто более молодой любовник, и все! Вместо старого, надоевшего. Мне неприятно вспоминать о том, что произошло в этой темной квартире. Я был в таком безумии, подозревая, что Феликс снова меня променял на женщину, да еще на какую ничтожную! И еще большее безумие охватило меня после, когда я понял, что своими руками убил свое детище, свой театр, и притом зря, потому как враг оказался совсем в ином обличье! В обличье очередной курицы, синего чулка, этой провинциальной учительши!

– Не смейте оскорблять мою жену, – просипел Горшечников, но его голоса никто не услышал. Нелидов замер, как статуя, его глаза остановились и округлились от ужаса. Рандлевский же продолжал:

– С превеликим трудом я нашел беглецов. Я полагаю, что Феликс не зря скрывался от всего мира. Ты от меня бежал, мой друг, не понимая, что тебя гонит. Но я бы все равно нашел вас, друзья мои. Рано или поздно. Всегда есть люди, которые не со зла или от незнания, а от глупости тебе помогут. Я частенько навещал дом Толкушиных, а как же, надобно же поддержать Ангелину Петровну, когда муж ее в тюрьме! – Рандлевский хмыкнул. – Госпожа Толкушина случайно обмолвилась, что ее любимая подруга Алтухова теперь живет с господином Нелидовым, покинула мужа после трех месяцев семейной жизни. А потом мне помог вот этот достойный господин. Он-то и дал мне знать, что любовники находятся в Грушевке.

– Это черт знает что! – взвизгнул Горшечников, который уже не мог сидеть молча, он весь изнывал, слушая рассказ злоумышленника. – Это просто Содом и Гоморра!

– Помолчите, убогая душонка! Вам, человеку со скудным воображением и куцыми чувствами, не помешает получить урок подлинных страстей, достойных Рима! – зарычал на Горшечникова Рандлевский. Тот что-то еще пискнул и затравленно умолк.

– Осталось немного, господа. Я полистал рукописи и понял, что теперь настанет черед «Ледяной девы». Да и что бы вы придумали при таких-то морозах? Уговорить мадам встать на коньки не составляло труда, так же просто было заманить ее на пруд, к прорубленной за две ночи проруби. Надо было только упорно отговаривать ее идти туда. А уж она сама, сама из духа противоречия, из неприязни ко мне побежала. Побежала навстречу своей погибели, голубка. Да только этот проклятый калека, черт его подери, испортил такой чудесный план! Я бы ему и вторую ногу оторвал! А руку-то я действительно обморозил, ломом так орудовал, что сразу и не приметил! – Рандлев-ский слегка отодвинулся от стены. Сердюков насторожился.

– Леонтий! Я не верю ни одному твоему слову! Все это чудовищная ложь! Я знаю, наши чувства друг к другу действительно велики. Но ты не мог, не мог носить в себе столько лет это зло, зло от любви ко мне! Брат мой! Скажи, что все это выдумки, что ты все придумал! Ты болен, болен. Леонтий! Я спасу тебя, я вылечу тебя, я никогда не покину тебя! – Нелидов, ставший снова бледно-зеленоватого цвета, привстал из-за стола и протянул руки к Рандлевскому.

– Поздно! Друг мой, поздно! Если бы я услышал эти слова ранее! – В голосе Рандлевского слышалось неподдельное отчаяние. – Отчего ты не желал понять меня ранее? Ты вынудил меня создать этот страх!

– О нет, нет! Ты убиваешь меня! – закричал Нелидов и повалился на стол головой.

– Да, именно так! Теперь нам оставаться в этом мире невозможно! – И с этими словами, в тот же самый миг, когда голова Нелидова коснулась стола, Рандлевский выхватил из-под полы сюртука пистолет и выстрелил в сторону Феликса.

Но Сердюков, который внимательно следил не только за словами Рандлевского, но и за его взглядом, руками, успел ударить его по локтю. Пуля пошла чуть в сторону, как раз туда, где у стены замер от ужаса Горшечников. Он упал от выстрела, как тряпичная кукла. Гулко ударилась об пол его голова, и на роскошном персид-ском ковре стала медленно расползаться алая лужа.

Следующим ударом полицейский выбил пистолет из преступных рук и набросился на убийцу. Они повалились на пол, пытаясь одолеть друг друга и ухватить пистолет. Но оружие отлетело довольно далеко от катающихся на полу мужчин. Феликс несколько мгновений лицезрел борьбу. Потом наклонился и быстро поднял пистолет. Вцепившись обеими руками, чтобы не тряслись, он прицелился в такую знакомую, до боли знакомую голову, в эти нежные локоны на затылке…и выстрелил.

Сердюков сразу почувствовал, что противник ослабил хватку, и, перевернув его на пол, вскочил.

– А! – закричал не своим голосом Нелидов. – Боже, что я наделал!

Он упал около Рандлевского, который еще дышал.

– Леонтий! Леонтий, мой милый, бесценный. Мой брат! Не покидай меня! Не уходи!

– Я хотел, чтобы мы ушли вместе и соединились наконец на небесах, – прошептал синими губами умирающий.

– Тебе нет прощения, но я прощаю тебя, – зарыдал Нелидов.

– Ты – Божество, в твоей воле карать и миловать. – Рандлевский попытался улыбнуться и испустил дух.

– Я не перенесу этого кошмара, – простонал Нелидов, когда Сердюков попытался приподнять его с пола. – Я не хочу жить. Я не могу жить с этим ужасом. Отдайте мне пистолет!

Сердюков предусмотрительно подхватил пистолет и убрал его в карман.

– Сударь, как раз наоборот! Вы избавились от кошмара! Нет никакой мистической силы. Вы теперь можете жить спокойно и счастливо. Но, разумеется, после того, как вас оправдают присяжные. Тем более, – Сердюков покосился на бездыханное тело несчастного Горшечникова, – тем более что ваша возлюбленная теперь вдова.

Глава сороковая

Нет, положительно жителям Эн-ска давно так не везло с новостями. Вот и теперь непонятная, загадочная смерть Горшечникова не сходила с уст обывателей. Подробностей выспросить было не у кого, вот и обрастало событие немыслимыми слухами и небылицами. Одно было известно доподлинно: Горшечников явился в дом своего обидчика, с которым ему жена изменила, и там он был застрелен. Убийцу отвезли в Петербург и там предали суду присяжных.

В день похорон учителя в церковь, где происходило отпевание, пришла вся гимназия во главе с директором. Гимназистки хлюпали носами и утирались батистовыми платочками, вспоминая, каким душкой был покойный. Директор глядел хмуро. Вся эта история чрезвычайно подпортила репутацию его учебного заведения. Теперь жди инспекцию! Рядом с дядюшкой стояла Гликерия Зенцова. Она с трудом сдерживала слезы и комкала в ладошке платок. Но плакать по бывшему товарищу, который чуть было не сделался женихом, она не смела. Через два дня она должна венчаться, глаза красные будут, нос распухнет. Нет, никак она не может позволить себе всплакнуть всласть. Да и что подумают жених и его матушка? Нет, нельзя!

Пришла и Калерия Вешнякова. Пожалуй, она в этой церкви являлась единственным человеком, который испытывал подлинное горе от смерти незадачливого Мелентия Мстиславовича. Как-никак, благодаря ему она вновь испытала все радости жизни, о которых уже и думать забыла в свои-то сорок лет. Узрев бледный лоб покойного любовника, она хотела бросаться с криком на гроб и биться там в слезах. Но Гликерия Зенцова во избежание публичного скандала вовремя успела ухватить подругу за локоть и отодвинуть подальше от любопытствующих глаз. Через некоторое время, когда Вешнякова поуспокоилась и взяла себя в руки, обе подруги подошли к вдове и обняли ее с двух сторон. О чем они говорили, никто не услышал, хотя многим страсть как хотелось расслышать хоть словечко. Ведь что тут скажешь, если она, вдова, убиенного Горшечникова бросила, если рога ему нарастила оленьи? И если убили несчастного в доме любовника жены? Как тут выражать соболезнование прикажете? Многие конфузились, когда подходили к Софье, которая сидела около гроба в густой вуали. Это обстоятельство тоже вызывало досаду сочувствующих. Не было никакой возможности разглядеть лицо вдовы и убедиться в том, что на нем нет следов слез, страдания или раскаяния. Относительно осуждения Софьи эн-ское общество разделилось на несколько партий. Одни безоговорочно порицали женщину, полагая, что за подобное поведение, как в старину, надо пороть розгами. Подумать только, и такая порочная дама учила их девочек! Иные полагали, что теперь времена другие. Либерализм и упадок нравов и законодательства сделали свое пагубное дело. А все отчего? Оттого, что бездумно перенимаем нравы всяких там германцев, англичан или французиков. Посему гадкая история есть не личная порочная сущность натуры Горшечниковой-Алтуховой, а есть проявление гибельных тенденций в обществе. Третьи, не особенно обремененные думами о судьбах Отечества, втихомолку просто завидовали Софье. Еще бы! Оказаться в самом пекле такой душераздирающей истории, о которой только в романе прочитать можно! А тут живешь, живешь с постылым мужем и пятью детьми в наемной квартире и киснешь всю жизнь, даже мечты о любви проходят, не то что сама любовь, не говоря уж о безумных страстях, которые в Эн-ске и вовсе никому не ведомы.