Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет

• Название: Леонид обязательно умрет
• Автор: Дмитрий Липскеров
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-94278-239-3

Профессиональный грабитель, с рождения обладающий уникальной способностью — летать… Женщина-снайпер, любившая на войне только тех мужчин, которые обязательно погибнут, что она ощущала заранее… Профессор, разработавший рецепт вечной молодости, но так и не сумевший в полной мере воплотить его в жизнь…

Судьбы этих и других не менее удивительных персонажей сложным, а иногда самым неожиданным образом переплетаются между собой, создавая неповторимо таинственную атмосферу и неотразимо притягательную фабулу романа.

---

— Оставь его.

Показал наградной лист.

— Вы же майор, — удивилась она. — Вы же не можете…

— Я все могу, я с Берией на прямом звонке!.. Иди думай…

Она ушла, уверенная, что выполнит свою миссию до конца. Она не бросит его, и тело ее, как и душа, будут в распоряжении Мовчанова до его смерти.

Человек полагает…

Мовчанова и Штрекова арестовали в тот же вечер.

Обоих избили при аресте с жестокостью, говорящей о том, что нечего жалеть свиней перед забоем!..

Больше Геля его не видела.

Мовчанова расстреляли за шпионаж в пользу американцев. Быстрова за то, что проглядел шпиона…

Новый руководитель спецбатареи нашел на столе Быстрова представление Лебеды за мужество в бою к ордену Славы второй степени и отослал его по инстанциям. Также он прочитал рапорт ефрейтора Лебеды о переводе в школу снайперов, правда, без подписи, отпечатанный на машинке. Обрадовался, поскольку от старого состава необходимо было в таком деле избавляться… А здесь все само складывалось…

Вызвал Лебеду, показал рапорт:

— А где подпись? Она расписалась.

— Его расстреляли?

По глазам нового начальства все поняла.

— Завтра отбывай к новому месту назначения.

— Есть, — ответила она.

Так Ангелина Лебеда стала снайпером.

5

После смерти капитана КГБ жизнь Юльки потекла по неизведанной части женского бытия, в котором было столько качественно нового, такой прорыв души и духа произошел в ней, что мозг просто заблокировал часть памяти, в которой хранилось о Платоне Антонове. Если Юлька и думала о мужчине, то только о целиннике Северцеве. Не чувственными были ее воспоминания, а слегка печальными, как об отце ребенка, который погиб… И не станет у мальчишки мужского идеала для подражания.

Зародышу, который уже достаточно освоился в материнском организме, было совершеннейшим образом наплевать на расстрелянного родителя. Бездарно проживший, бездарно канул в лета…

Его клеточная структура продолжала делиться с бешеной скоростью, появились зачатки нервной системы, а мозговое вещество не уступало по объему рыбьему.

Он часто раздражался на свою мать, особенно когда она пыталась вести с ним диалог.

«Сладенький мой, — поглаживала Юлька свой живот, который, как казалось ей, растет не по дням, а по часам. — Ты вырастешь и станешь красивым офицером! Я буду гладить твою форму! У тебя на брюках всегда будет идеальная стрелка!..»

«Вот ведь, глупая женщина! — злился он. — Кой черт пьет эти таблетки, выданные Равиковичем! Так бы я с помощью яда прикончил эти ее дурацкие бредни!.. Надо же, офицером меня видит! Какие-то фрейдистские аналогии.

Гэбэшник ее пользовал, так теперь и чадо свое мнит агрессором!.. Дед был военным— расстреляли!.. Не буду офицером!»

«Может быть, тебя в балетную школу отдать? — представляла Юлька. — Как красиво на сцене Большого театра…»

«В нашей семье только педераста не хватало, — удрученный материнской глупостью, размышлял зародыш. — Кем быть?.. Самое время об этом размышлять, когда созвездию моих клеток уже три месяца! Именно сейчас нужно решить мою профессиональную принадлежность!.. Вот ведь двойственность какая! Обделил Господь Космос разумом, сделав к нему бездарное приложение, которое может мыслить».

Приложением зародыш считал весь мужской род.

Приложение всегда можно отбросить, как ненужную пачку вермишели, приложенную к баночке икры в продуктовом заказе!.. Сие более всего удручало плод. Осознание собственной ненужности не только Космосу, но и, следовательно, Господу делало деление его клеток абсолютно бессмысленным! Он по-прежнему думал о качественно другом сознании, которое бы определяло смысл…

В четыре месяца ее беременности зародыш даже попытался покончить с собой. Волевым усилием заставил свои клетки отказаться от получения кислорода, но хитрый гинеколог Равикович снабдил Юльку пилюлями с активным кислородом.

— Это чтобы гипоксии не было! — пояснил врач. — Чтобы ребеночку воздуха хватало!.. Кого ждем? — поинтересовался.

— Мальчика, — со стопроцентной уверенностью сообщила она.

Глядя на эту рыжую женщину с чистыми глазами, которые, казалось, только что промыли живой водой, Равикович ничуть не сомневался, что у пациентки произойдет особь мужеского пола. У таких Женщин с большой буквы пренатальное общение начинается чуть ли не с момента оплодотворения яйцеклетки. Они наверняка знают пол будущего отпрыска… Будь он помоложе, на пару голов выше, без своей Доры и мальчика Фимы, непременно бы женился на этой русской девочке… Гинеколог пофантазировал, но Дора и Фима были ему чрезвычайно дороги… Как там было написано на воротах Бухенвальда? «Jedem das Seine» Каждому — свое?.. «Пускай мне Дора с Фимой, чем прекрасная Юлия! Это — мое!.. Каждому еврею — по собственной газовой печке!» — почему-то подумал Равикович… Оба его дядьки были утоплены в общественном сортире Майданека. И Рафаил, и Зиновий являлись гениальными сифилидологами. Они первые и единственные в тридцать четвертом году вылечили у пациента вторую стадию сифилиса. Как это было выяснено? Очень просто. Пациент через год пришел к ним на прием, где у него вновь выявили первую стадию люэса…

«Но все-таки — какая прекрасная женщина!» — напоследок подумал Равикович, хотел было не брать с Юльки денег за прием, но, руководствуясь все теми же святыми понятиями Доры и Фимы, опустив глаза, принял десять рублей и поцеловал руку дающей…

Ее беременность протекала абсолютно счастливо. На работе все ладилось, она ела фрукты с рынка и дружила с Ксанкой, женщиной Чармена.

Компания часто собиралась в его квартире — с предметами антиквариата, причем не аж бы лишь бы, а тщательно подобранного, в восточном стиле. На резных, украшенных слоновой костью столиках стояли диковинные кофейники, из которых тоннами хлебала кофе Ксанка, с чудесных серебряных ваз свисали гроздья мясистого винограда, прозрачного в лучах солнца, так что можно было в каждой ягоде косточки посчитать. На стенах, полах, всюду в избытке имелись ковры, где-то украшенные коллекцией холодного оружия, а где-то висели старинные пистолеты.

Ксанка шептала, что из одного Пушкина жизни лишили, а из другого — Лермонтова.

— Что ты?! — всплескивала от исторического ужаса руками Юлька.

— Ага, — подтверждала подруга. — А вон той саблей Грибоедова зарубили!

— Не может быть! — потом спохватывалась, вспоминая истфак МГУ. — Грибоедов… Он же сам…

Ксанка хохотала баском, объясняя Чармену, что беременные женщины частенько глупеют.

Вместе смеялись, но не вместе пили вино. Юльке выжимали сок.

Потом она с восторгом смотрела за тем, как Чармен с Ксанкой целуются. Если бы она была циничной, то наверняка подумала, что так целуется селедка с верблюдом. Но в ее сердце место отводилось только для счастья, а потому они казались ей Тристаном и Изольдой.

Юлька так радовалась за свою подругу, что, когда Чармен сделал паузу между поцелуями, чтобы принести с кухни сочную баранину, она зашептала Ксанке искусительные слова, мол, почему бы и ей не понести в жизнь ребеночка. Чармен такой замечательный, столько мужественности в нем, а потому младенец получится восхитительный!..

Она не скоро заметила, что Ксанка вовсе не внимает ее словам, что радостное состояние духа покинуло душу подруги, а принесший с кухни пахучее мясо Чармен, хоть и продолжает улыбаться, но печальна его восточная улыбка…

Потом они срывали молодыми зубами мясо с бараньих ребрышек, Ксанка поднапилась, и веселое расположение духа вернулось к ней. Чармен хоть и пил много, оставался совершенно трезвым, лишь глаза его становились все более похожими на оливки в тумане.

Позже, когда Юлька выбралась из-за столика, чтобы посетить санузел, так он в этом доме назывался по причине полного совершенства, с биде, с ароматизированными палочками, медленно тлевшими, Чармен догнал ее и прошептал:

— Она не может…

— Что не может? — не поняла Юлька.

— Тихо! — попросил Чармен, приложив к губам палец с красивым кольцом, блеснувшим золотой ящеркой. — У нее не будет детей!

Он более ничего не говорил, прошел в комнату, а Юлька после посещения санузла нашла их вновь целующимися.

Ее организму не требовалось драмы, а потому она решила сильно не расстраиваться, уверенная, что такой человек, как Равикович, непременно поможет… Как это не будет детей!.. Разве такое может быть! Глупость!..

К седьмому месяцу ее живот стал огромен, как курган, в котором запрятаны сокровища, а потому Юльку едва ли не насильно спровадили в декрет. Она почти все время проводила в своей коммунальной комнате, ведя содержательные беседы с будущим сыном.

— Хорошо ли тебе в моих теплых водичках? — игриво интересовалась Юлька.

— Ага, — отвечал плод, сопровождая ответ ударом кулака изнутри. Он обрел конечности, шевелил головой и открывал глаза. — Как я не захлебнулся здесь только! Ничего не видно в твоих околоплодных водах!