Илья ШТЕМЛЕР - BREAKFAST ЗИМОЙ В ПЯТЬ УТРА

• Название: BREAKFAST ЗИМОЙ В ПЯТЬ УТРА
• Автор: Илья ШТЕМЛЕР
• Жанр: Философия

Повесть-документ `Breakfast зимой в пять утра` вобрала в себя впечатления автора от поездки по Северной Америке - от Нью-Йорка до Калифорнии. На страницах книги описаны встречи с пассажирами поезда американской компании `Амтрак`, переплетенные с эпизодами из личной жизни автора, а также рассказывается об удивительных судьбах эмигрантов из России. В наши дни, когда россияне обрели свободу передвижения, эмиграция стала острой проблемой. Возможно, непростые судьбы эмигрантов, описанные в этой книге, многим читателям покажутся не только занимательными, но и поучительными.

---

- Прихожу я как-то домой. Припозднился. А на моем топчане спит мужик. Приглядываюсь… Батюшки, да это Исаич! - Саша придвигает ко мне сахарницу с наколотым по-российски сахаром. - Ну я тихонечко ушел к друзьям ночевать.

- Кто спал на топчане? - прикинулся я.

- Александр Исаевич Солженицын… Его первая жена - Наташа Решетнянская - приходилась двоюродной сестрой Веронике Штейн, в семье которой я и жил в Москве. Своей квартиры тогда в Москве у меня не было. Так мы с Александром Исаевичем и делили тот топчан, когда Солженицын приезжал из своего Ярославля по делам в «Новый мир». С тех пор я и повязан с Исаичем…

Я знал об отношениях Серебренникова и Солженицына, рассказывали знакомые. Да и сам Саша делился не раз. Как-то он наведался ко мне с предложением съездить в магазин на Манхэттен - телевизор купить «у Тимура»: там по-русски понимают… Надо отметить, что Саша неплохо разговаривал по-английски, а понимал и читал - еще лучше, иначе как бы он работал в американских архивах. Но при этом он умудрялся, живя в Америке, практически не общаться ни с кем на английском. Избегал. Конечно, на бытовом уровне без языка нельзя было обойтись, он и не обходился. А так - обходился, вернее, старался обходиться. «С кем мне разговаривать? - оправдывался он. - Друзья мои - русские. Девки? Тоже русские. Все в порядке!» Он по-детски вглядывался в собеседника большими карими глазами и улыбался всем своим смуглым скуластым лицом, собирая ямочки и морщинки…

- А деньги-то откуда? - спросил я. - На телевизор.

- От Исаича получил, - не без гордости пояснил Саша. - За труды.

Саша особенно не распространялся о деталях своей работы. Но мир слухами полон… Саша, благодаря своей страсти к архивной работе, по просьбе Солженицына собирал исторический материал. Систематизировал. И раз в квартал отправлялся с добычей в Вермонт, где жил тогда Солженицын с семьей… Большая, серьезная работа профессионала. Его проникновение не только в документ, а в самый дух эпохи, в бытовую каждодневность того времени было феноменальным, поражающим своей достоверностью. Помню, Саша рассказывал мне, куда и зачем пошел помощник Столыпина решать какое-то поручение министра. И во что он был одет, и что держал в руках… В ответ на мой недоверчивый взгляд Саша красочно обрисовал не только ситуацию, но и помещение, в котором происходило действие: количество ступенек, ведущих в соседнюю комнату, цвет и рисунок обоев, погоду в тот день и прочее, и прочее. Не оставалось никаких сомнений в том, что помощник министра мог поступить так и только так… Может быть, именно Саше и обязан Солженицын художественной достоверностью некоторых эпизодов в своих исторических романах…

Когда в конце шестидесятых начались гонения на Солженицына, последовали гонения и на его знакомых, друзей. Сашу «ушли» со студии документальных фильмов, где он в те годы служил. Саша по-своему распорядился своим «свободным временем». Он вместе со своим приятелем взял на себя заботу по «негласной охране» Солженицына. Он и его приятель следовали за ним по пятам днем и ночью, рассчитывая, что «комитетчики» не решатся прибегнуть к репрессиям в присутствии посторонних людей. Наивные молодые люди… Прикажут - возьмут хоть черта в гастрономе. Видно, не приказывали. Тем не менее поступок Саши и его приятеля, Юры Штейна, в те мрачные времена вызывал уважение. Саша даже с женой своей развелся, съехал с квартиры, чтобы не навлечь на нее подозрения «органов». Такая у него натура: если он причиняет кому-то страдания - беда, если сам страдает из-за кого-то - нормально, ничего особенного.

После высылки Солженицына подался в эмиграцию и Саша. С одним рюкзачком за спиной - таможенники удивлялись, искали подвох… После смерти Саши вся его бесценная библиотека, погруженная друзьями в контейнер, ушла океаном в Россию, Солженицыну, - лучшей пристани ей не найти. Памятник Саше на кладбище был установлен с помощью Александра Исаевича…

В начале шестидесятых в Ленинграде гастролировал Кливлендский симфонический оркестр. Сенсация - американцы приехали! Вот они сидят со своими АМЕРИКАНСКИМИ инструментами на сцене филармонии. И вроде нормальные люди. Есть среди них и черные лица. Так же концертно одетые, как и белые. Ну дают! Неужели это все «не понарошку», неужели - настоящие американцы? Чудо… В свою очередь, оркестранты смотрели в зал, и взор их выражал не только величайшее любопытство, но и какое-то сострадание и жалость. Так мы и глазели друг на друга, подобно посетителям зоопарка. Только странно как-то было: откуда мы смотрели - с улицы в вольер или из вольера на улицу? Нам и невдомек тогда было, что американцы эти знали о нас гораздо больше, чем мы о них.

К тому времени они уже прочли книги, о существовании которых мы узнали значительно позже, с начала диссидентского движения, во второй половине шестидесятых годов, после процесса над Синявским и Даниэлем. В те времена только и начала всплывать в России «теневая» литература о страшной судьбе, постигшей страну и ее народ после Октябрьского переворота. Эта несанкционированная правда была куда страшнее, глубже и масштабнее, чем откровения Хрущева на Двадцатом съезде партии. Размноженные на пишущей машинке, на папиросной бумаге, «книжки» передавались тайно друг другу; читать их, а тем более печатать было делом опасным, грозящим 70-й статьей УК РСФСР - антисоветская пропаганда и агитация, - чреватым многолетними лагерями и ссылками. Так что наш народ многого не знал, а американцы знали и смотрели со сцены филармонии в зал с удивлением, состраданием и любопытством. Со временем в России стали появляться и печатные издания книг. Небольшого формата, на тонкой бумаге, набранные мелким шрифтом… В домашней библиотеке Саши Серебренникова скопилось множество таких книг. Однажды, во время моего гостевания, Саша дал мне адресок: приходи, сказал он, подберешь что-нибудь по душе…

Я шел по Парк-авеню, одной из прекрасных улиц Нью-Йорка, которая отличалась от иных своим двусторонним автомобильным движением. Шел вверх, в ап-таун, от железнодорожного вокзала Гранд-Централ, что плотиной разделял Парк-авеню, возвышаясь над упрятанными под землю рельсами, пропуская сквозь свой каменный торс, как сквозь туннель, не только пешеходов, но и автомагистрали. Шел мимо знаменитого отеля «Уолдорф-Астория», престижного прибежища королей, принцев крови и прочей знати. Шел мимо каких-то гигантских билдингов, стеклянные стены которых прятали целые парки; под сенью их размещались кафе, рестораны, аллеи для отдыха, вращались стенды с последними моделями автомобилей. Прозрачные кабины лифтов выставляли напоказ своих пассажиров, вознося их в поднебесье… Один из таких билдингов и был обозначен в моем «адреске». Швейцары в золоченых ливреях окинули меня безучастным служебным взглядом и указали лифт, который обслуживает тридцать девятый этаж. Коридор этого этажа своими глухими стенами напоминал бункер, нужная мне дверь притулилась в самом конце, помеченная номером и едва заметной кнопкой звонка. Когда дверь отворилась, я обомлел - на пороге стоял Саша. В ответ на мой изумленный возглас он сказал, что это и есть его работа…

Несколько комнат были забиты книгами. Они стояли на стеллажах, лежали в ящиках, на подоконниках, просто на полу. Всюду книги. От «карманных» изданий солженицынского «Архипелага» и «Красного колеса» до «Православия и свободы» Аксенова-Меерсона… Глаза разбегались. Некоторые названия книг мне были уже знакомы из ночных бдений у радиоприемника, когда удавалось что-то разобрать в вое глушилок, но большинство было вовсе незнакомо. Политико-философские издания выстроились в алфавитном порядке вперемежку с томами Ахматовой и Мандельштама. Здесь были книги с репродукциями Давида Бурлюка. Здесь были «Партократия» Авторханова и «Номенклатура» Восленского. Коран и Библия… Книги издательства «Посев» и «Ардис»… Саша протянул мне крепкий бумажный мешок и предложил отобрать то, что меня интересует. Совершенно бесплатно. Можно пользоваться стремянкой или табуретом. Вначале, ошалев от жадности, я складывал в мешок все подряд. Потом поостыл, занялся отбором.

- Возьми «Историю США», - посоветовал Серебренников. - Эту книгу я редактировал и издавал в своем издательстве «Телекс»… у себя дома.

Он показал мне и другие книги «Телекса»: «Петербургские дневники» Зинаиды Гиппиус, «Красный террор в России» Сергея Мельгунова, «Убийство Столыпина» Александра Серебренникова…

Ай да Саша! Столяр и плотник, а также электрических дел мастер… С Парк-авеню книги тайно вывозились в Россию, где разносили слова правды о временах безвинной гибели миллионов россиян. В тюрьмах, психушках и лагерях. Конечно, американцы вряд ли знали о тихом пересыльном пункте на Парк-авеню. Им вполне достаточно было шикарных книжных магазинов, разбросанных по всей Америке, где продавались эти книги на английском языке. Поэтому и глядели на нас, сидящих в зале филармонии, с таким участием и состраданием. А мы на них - с изумлением, точно поглядывали из-под бахромы «железного занавеса»: это ж надо, настоящие американцы…