Роберт Конквест - Жатва скорби

• Название: Жатва скорби
• Автор: Роберт Конквест
• Издательство: Overseas Publications Interchange Ltd
• Жанр: История
• Год: 1988
• ISBN: 1870128 95 8

«…На сегодняшний день эта книга является единственным историческим отчетом о важнейшем периоде советского прошлого. Она отражает страшное время кровавой сталинской эпохи, тяжелейшее по числу своих жертв. В книге показано, как под тиранией Сталина и его приспешников было уничтожено все старое крестьянство, а вместе с ним вырублены и исторические корни русского, украинского и других народов. При отсутствии правдивой истории этих событий мне представляется важным, чтобы моя книга дошла до русского читателя…

…Утверждалось, что в 1932–1933 гг. не было голода, и разговоры о нем истолковывались как антисоветские выступления. И лишь несколько лет назад признали, что голод существовал, объясняя его саботажем кулаков и засухой. Неприятие такого объяснения интерпретировалось как антисоветизм. Позднее, однако, признали: голод был спровоцирован политикой правительства. Но по-прежнему не признавалось, что таков был замысел Сталина и его окружения. И эта точка зрения квалифицировалась как антисоветская. Сегодня в СССР признают, что и это имело место, однако утверждения, что погибло больше четырех-пяти миллионов, считают антисоветскими… Все это важно отметить хотя бы для того, чтобы показать, как постепенно снимаются в Советском Союзе «антисоветские» оценки. «Нечеловеческая власть лжи», о которой говорил Б.Пастернак, начинает рушиться…»

Роберт Конквест, Стэнфорд, Калифорния, 1988 г.

---

После отмены запрета на въезд иностранных журналистов осенью 1933 года корреспондент «Кристчен сайенс монитор» поехал на Украину. Он посетил два района: один под Полтавой, другой – под Киевом. Как и американский коммунист, которого мы ранее цитировали, люди там говорили ему, что нигде коэффициент смертности не был ниже 10 процентов. Один секретарь сельсовета сказал ему, что из 2072 жителей умерло 634. В предыдущем году только одна пара поженилась. Родилось шестеро детей, из которых выжил только один. В четырех упомянутых им семьях остались 7 детей и одна женщина; 8 взрослых и 11 детей умерло.[191]

Еще более выразительно этот корреспондент описывает события в селе Черкассы в семи-восьми милях к югу от Белой Церкви, где смертность была значительно выше 10-процентной «нормы». «Иконы, висевшие на столбах и деревьях по дороге в село, были сняты, а терновый венок разрешили оставить – весьма подходящий символ того, что произошло в этом селе. Войдя в него, мы видели опустевшие дома с провалившимися оконными рамами. Сорняки и пшеница росли вперемежку, и некому было их собрать. На пыльной деревенской улице мальчик выкликал имена крестьян, умерших во время катастрофы прошлых зимы и весны».[192]

В Шиловке, которая очень пострадала в кампанию раскулачивания, смертность от голода была такой, что фургон забирал трупы дважды в день. Однажды возле кооператива нашли 16 трупов сразу.[193]

Коростышев, что неподалеку от Киева, был еврейским местечком. Бывший его житеть, побывавший там в 1933 году, пишет: «Я нашел буквально труп того местечка, какое я знал когда-то». Синагогу превратили в веревочный завод. Дети умерли от голода. (Заселение «обезлюдевших еврейских колхозов Украины» позднее стало предметом специально принятых мер.)[194]

В Каменец-Подольской области было протестантское село Озаренц. Большая часть его жителей вымерла.[195] Деревня немецких протестантов Хальбштадт Запорожской области была заселена меноннитами еще во времена Екатерины Великой. Небольшая помощь поступала меноннитам от их единоверцев в Германии, и потому они не умирали в таком массовом масштабе в 1933 ходу, но с 1937-го по 1938 год они все были сосланы как шпионы, имевшие эту самую связь с внешним миром.[196]

Для села Буденновка Полтавской области проведен анализ социального статуса 92 человек, умерших от голода. 57 из них были колхозниками и 33 – единоличниками. В соответствии с классовой схемой – 31 – бедняки, 53 – середняки и 8 – «зажиточные», включая двух, исключенных из колхоза.[197]

На практике в общем итоге именно те, кого коммунисты считали «бедняками» или, во всяком случае, те из них, кто не мог или не захотел примкнуть к новой сельской элите, стали основными жертвами голода.[198]

Один из отчетов о конфискации кукурузы в городе Запорожец-Каменск и окрестных деревнях фиксирует 9 случаев «сокрытия» зерна. Все укрыватели обозначены как «рабочие» (2) или «середняки» (7).[199]

Мы располагаем цифрами смертности для целых районов, которые частично были урбанизированы. В Чернухском районе, как показывают официальные, хотя и секретные отчеты, с января 1932-го по январь 1934 года из населения в 53 672 человека погибло 7387, почти половина из них – дети.[200] В другом районе Украины, из общей цифры населения в 60 000 человек, 11 680 человек умерло в 1932–1933 гг. (то есть около одной пятой), и было зарегистрировано только 20 новорожденных.[201]

* * *

До сих пор мы в значительной степени говорили о селах и цифрах. Но нельзя пройти мимо самих людей, которые страдали и умирали. Один из тех, кто выжил, дает ясную картину физических признаков голодания:

«Клиническая картина голода хорошо известна. Он разрушает ресурсы организма, создающие энергию, и разрушение прогрессирует по мере исчезновения из организма необходимых жиров и сахара. Кожа приобретает пыльно-серый оттенок и сморщивается. Человек заметно старится. Даже дети и младенцы выглядят стариками. Глаза их становятся огромными, выпученными и неподвижными. Процесс дистрофии иногда захватывает все ткани, и голодающий напоминает скелет, обтянутый тонкой кожей. Но чаще имеет место отек тканей, особенно рук, ног и лица. Кожа лопается, и появляются гноящиеся болячки. Утрачивается двигательная сила, и малейшее движение вызывает сильную усталость. Жизненно важные функции, такие как дыхание и кровообращение, поглощают саму ткань и альбумин (белковое вещество), то есть организм съедает сам себя. Улучшается дыхание и сердцебиение. Зрачки расширяются. Начинается голодный понос. Положение становится уже опасным, поскольку малейшее физическое напряжение может привести к остановке сердца. Часто это и происходит на ходу, во время подъема по лестнице или при попытке побежать. Появляется общая слабость. Теперь человек уже не может встать, повернуться на кровати. В таком полубессознательном состоянии голодающий может протянуть почти неделю, пока не остановится сердце».[202] Кроме того, прогрессируют цинга и фурункулез.

Менее клиническое описание страдающего от голода крестьянина дает его бывший сосед: «Под глазами у него были два вздутых мешка, обтянутых странного оттенка блестящей кожей. Руки тоже вспухли. На пальцах кожа прорвалась, и из ран сочилась прозрачная жидкость с каким-то резким отвратительным запахом».[203] На ступнях и лодыжках тоже были волдыри. Крестьяне садились на землю, чтобы проколоть пузыри, потом поднимались и, едва волоча ноги, шли побираться.[204] Или еще одно описание: «Ноги у нее страшно опухли. Она села и принялась прокалывать их острой палкой, чтобы выпустить воду из огромных пузырей. На верхней части одной ступни зияла огромная дыра – результат постоянного прокалывания кожи».[205]

«Смерть от голода – однообразное дело. Однообразное и повторяющееся», – замечает один из очевидцев.[206] Хотя мы приводим здесь лишь несколько частных случаев, следует помнить, что такова была судьба миллионов.

Пережившие голод говорят о смерти своих соседей простыми, лишенными эмоций словами. В селе Фадеевка в начале 1932 года жило 550 человек.

«Первыми умерли Рафалики –отец, мать и ребенок. Потом семья Фадеев из пяти человек умерла от голода. За ними последовали семьи Прохора Литвина (четыре человека), Федора Гонтова (трое), Самсона Фадея (трое). Второй ребенок этой семьи был забит до смерти за то, что пробовал рвать лук на чужом огороде. Потом умерли Микола и Ларион Фадей, после них Андрей Фадей и его жена; Стефан Фадей, Антон Фадей, его жена и четверо детей (две маленькие дочери выжили). Борис Фадей, его жена и трое детей. Оланвий Фадей и его жена. Тарас Фадей и его жена. Федор Фесенко, Константин Фесенко, Маланья Фадей, Лаврентий Фадей, Петр Фадей и его брат Фред, Исидор Фадей, его жена и двое детей. Иван Готов, жена и двое детей, Василий Перч, жена и ребенок. Макар Фадей, Прокоп Фесенко, Абрам Фадей, Иван Сказка, жена и восемь детей.

Только некоторые были похоронены на кладбище, остальных оставили лежать там, где умерли. Так, Елизавета Лукашенко умерла на лугу, и труп ее съели вороны. Других просто закапывали где попало. Труп Лаврентия Фадея пролежал на пороге его хаты, пока его не съели крысы».[207]

И еще:

«В деревне Лисняки Яхотинского района Полтавской области жила семья Двирко, родители и четверо детей, двое взрослых и два подростка. Семью раскулачили, выгнали из дому, а дом сломали. Во время голода 1932–1933 гг. вся семья, кроме матери, погибла от голода.

Однажды председатель колхоза Самокиш пришел к этой старухе и «мобилизовал» ее на работу в колхозном поле. Тоненькая старая женщина, собрав последние силы, пошла в колхозный центр, но не дошла. Силы ее иссякли, и она упала замертво у двери правления».[208]

Судьба двух семей в другом селе;

«Антон Самченко, его жена и сестра умерли, осталось трое детей… В семье Никиты Самченко остались отец и двое детей… Сидор Однорог умер с женой и двумя детьми, одна девочка осталась… Юра Однорог, его жена и трое детей умерли, одна дочь выжила».[209]

В маленькой деревне Орехово под Житомиром в 1933 году только 10 из 30 домов были еще обитаемы. Вымирали семьями. Характерным примером является семья Вивтовичей: «Их младший сын шестнадцати лет умер по дороге из школы в Шахворовке… Старшая дочь, Палашка, умерла на колхозном поле. Старая мать – на улице по дороге на работу… Тело отца нашли в Коростоховском лесу, наполовину съеденным зверями». Выжил только старший сын, служивший в ОГПУ на Дальнем Востоке.[210]

Еще один из переживших голод вспоминает, что несколько трагических эпизодов в деревне Вихнино, расположенной на границе Киевской, Винницкой и Одесской областей, произвели на него неизгладимое впечатление.

«Среди первых жертв голода в конце 1932 года была семья Таранюк: отец, мать и трое сыновей. Двое сыновей были комсомольцами и активно помогали в „сборе зерна“. Родители умерли дома, а сыновья под соседними заборами.