Эрик-Эмманюэль Шмитт - Распутник

• Название: Распутник
• Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт
• Издательство: Издательство ''Азбука-классика''
• Жанр: Драматургия
• Год: 2005

Комедия «Распутник» была одновременно поставлена в парижском театре «Монпарнас» и берлинском «Шаубюне» (1997). В 1998 году на экраны вышел художественный фильм с Фанни Ардан в одной из главных ролей. «Распутник» дает комическое, почти фарсовое решение темы обольщения. В основу сюжета легло несколько исторических анекдотов.

Личность, художественное творчество, философские опыты Дени Дидро занимали Шмитта еще во время работы над диссертацией. Уже тогда, по его собственному признанию, он задумал посвятить автору «Парадокса об актере» пьесу. Захотел воссоздать его плоть, безумства, живость, показать, насколько тот был свободен, как свободно менял свои мнения, противоречил себе, начинал каждый раз с нуля, все время размышлял, никогда не был ни в чем уверен. «Это самая веселая моя пьеса. Написанная весной, для весны, с сильным ощущением обновления, жизненной силы», — свидетельствует автор.

---

Дидро. Вообще-то, у меня два желания, и…

М-ль Гольбах. Но должно же одно быть сильнее другого?

Дидро. Как это одно может быть сильнее другого, когда они совершенно разные!

М-ль Гольбах. Если вы не можете разобраться с двумя желаниями, разберитесь с двумя женщинами!

Г-жа Тербуш. С двумя женщинами? А где вторая? Я здесь вижу только одну, на которую тявкает маленькая соплячка!

М-ль Гольбах. Я тоже вижу здесь только одну женщину, с которой пытается тягаться высокопарная старуха!

Г-жа Тербуш. Имя, назовите имя!

Дидро (очень решительно). Невозможно. С философской точки зрения это невозможно.

Г-жа Тербуш. То есть как?

Дидро (та же игра). Из-за Буридановой ослицы!

М-ль Гольбах. Простите?

Дидро (пытается убедить их и самого себя). Из-за Буриданова осла. Буридан был монах, он жил в Средневековье. Он доказал, что осел, не имеющий свободной воли, не способен выбирать. Да, да, поймите! Этого осла одинаково томили голод и жажда, причем именно в равной степени. Так вот, Буридан поставил на равном расстоянии от него ведро воды и ведро овса.

Г-жа Тербуш. И что же?

Дидро. Осел так и не смог выбрать между ведром воды и ведром овса. Он издох от голода и жажды между двумя ведрами. Ему недоставало свободы воли.

Г-жа Тербуш. Вот уж действительно осел!

М-ль Гольбах. Но вы-то — человек!

Дидро. Это нуждается в доказательстве. Я тоже несвободен,

М-ль Гольбах. В первый раз в жизни меня сравнивают с ведром овса.

Г-жа Тербуш (поправляя девушку). Нет, с ведром воды, в воде еще меньше вкуса, так что вам это подходит больше. Господин Дидро, довольно этих теологических ухищрений, выбирайте.

М-ль Гольбах. Да, выбирайте.

Г-жа Тербуш. Надо отделаться от этой ломаки.

М-ль Гольбах. Старая прилипала!

Дидро, внезапно взрываясь, орет.

Дидро. Хватит!

Обе женщины в легком изумлении.

Г-жа Тербуш. Что?

Дидро (громко и четко). Я сказал: хватит!

Короткая пауза.

М-ль Гольбах (г-же Тербуш). Что значит «хватит»?

Г-жа Тербуш (к м-ль Гольбах). Вам тоже послышалось, что он сказал «хватит»?

М-ль Гольбах. Да, он сказал «хватит», и мне это не послышалось!

Дидро. Хватит! Прекратите эту атаку! Я не безделушка, с которой балуются в будуаре. Мир! Я больше не играю! Вы все сегодня, с самого утра, выпятив груди, оголив плечи, волосы дыбом, с горящим глазом, словно сговорились довести до белого каления бедного человека, который мечтает лишь о покое, о мире, мечтает сосредоточиться, наконец!

Г-жа Тербуш. Это уж чересчур!

Дидро. Не играю! Я вас сейчас помирю: да, я слегка увлекся вами; да, обеими, но, если честно, это совершенно неважно, потому что на самом деле я люблю другую!

Г-жа Тербуш. Вот оно что!

Дидро. Да! Всю мою жизнь я остаюсь верен лишь одной возлюбленной: Философии.

М-ль Гольбах. Вот это мило! А мы, стало быть, на второстепенных ролях, — после вашей работы?

Дидро. Совершенно верно. Вы всего лишь женщины.

Г-жа Тербуш. Да что же он такое говорит!

Дидро. Не играю! Мне надо закончить эту статью для «Энциклопедии». В данный момент все остальное не имеет никакого значения, вы меня слышите: ни-ка-ко-го! (Само величие.) Будущность Просвещения поставлена на карту! Пусть плоть отдохнет! И поразмыслит! Дорогу разуму!

Г-жа Тербуш. Я не желаю, чтобы…

Дидро (в апофеозе). Прочь!

М-ль Гольбах. Но вы же не дадите ей…

Дидро (ужасен). Прочь! Я распыляюсь. Я растрачиваю себя на пустяки. Для вас у меня больше времени нет. Меня ждет «Энциклопедия». (Решительно берет обеих под руки и ведет к двери.) Сударыни, увидимся позже. Мы возобновим нашу дискуссию, когда я покончу с моралью.

Г-жа Тербуш. Но я…

Дидро. Тихо! (Та же игра с м-ль Гольбах, предвосхищая ее реакцию.) Тихо! Долг прежде всего, и он не ждет. (Выпроваживает их за дверь, не удивляясь столь незначительному сопротивлению.)

Сцена восемнадцатая

Дидро один.

Вздыхает с немыслимым облегчением.

Дидро (счастлив). Я жертва! (Фатовато смотрится в зеркальце, явно довольный собою). Жертва любовных эксцессов! Чувственного шантажа! Жертва пола! (Снова глядится в зеркальце, затем спохватывается.) Я распыляюсь, распыляюсь. (Со сладостным лицемерием.) Что за ужасный день! (Улыбается своему отражению.) Однако какое благородное самоотречение! (Вновь берется за свою статью; делает гримасу и говорит, на сей раз более искренне.) Чертова статья! Проклятый Руссо! (Мечтательно.) Да, малышка Гольбах — это вам не моя дочь, просто ничего общего… А Тербуш какова!… (Вздыхает.) Мне никогда не везло: вечно мне доставались сандалии зимой и зонт в безоблачную погоду! (Решительно склоняется над статьей и безнадежно вздыхает.) Иной раз мне хочется быть не собой, а каким-нибудь Руссо, Гельвецием, Вольтером, — в общем, человеком с крепкой головой, с устоявшимися идеями, правильными, четко изложенными, которые заключают в формулы, затем в книги; идеи, которые остаются потомству, застревают в голове, отливаются в бронзе… А я меняю точку зрения, стоит женщине войти в комнату, способен перейти с гавота на менуэт в самый разгар танца, идеи проносятся у меня в голове, сталкиваются — и ничего не остается. Я просыпаюсь «за», засыпаю — «против». Гнусные молекулы… Ладно, теперь — мораль, что там с моралью…

Сцена девятнадцатая

Анжелика, Дидро.

Анжелика влетает вихрем, вся в слезах, и бросается в объятия отца.

Анжелика. Ах, папа, ты был прав! Тысячу раз прав! Я только что видела шевалье Дансени. Он отвратителен: у него недостает одного зуба!

Дидро. Что ж, тем лучше!

Анжелика. И он такой волосатый, просто ужасно…

Дидро. Он? Я как-то видел его без парика, он лыс, как колено.

Анжелика. Похоже, все, что могло расти на голове, сейчас торчит у него из ушей.

Дидро. Вот как? (Машинально ощупывает собственные уши.)

Анжелика. Папа, у меня открылись глаза, и я увидела его таким, каков он есть. Я осознала ошибку, которую собиралась совершить. Ты был прав: моя связь с Дансени была бы совершенно нелепой: он слишком стар.

Дидро. Дансени? Мы с ним ровесники.

Анжелика. Ты представляешь? Он твой ровесник! И внезапно я вспомнила все, что ты говорил мне о сохранении вида, о необходимости думать о благе детей. Я не могу иметь ребенка от такого пожилого мужчины: он может родиться слабеньким или с каким-нибудь дефектом. В таком возрасте соки организма уже наверняка подпорчены, сперма нездорова, и у нас может получиться урод.

Дидро опускает голову, подавленный ее словами.

Дидро. Раз ты так считаешь…

Анжелика (садится к нему на колени). Папа, во имя сохранения вида обещаю тебе не спать с Дансени.

Дидро (бесцветно). Вот и хорошо.

Анжелика смотрит на него.

Анжелика. Ты как будто не рад.

Дидро (с грустной иронией). Еще как рад. Счастлив до беспамятства. У меня сегодня замечательный день.

Сцена двадцатая

Баронне, Анжелика, Дидро.

Баронне, по своему обыкновению, врывается как ураган.

Дидро. Послушай, Баронне, это давление становится невыносимым: не смей произносить при мне слово «мораль»! Я запрещаю тебе требовать у меня эту статью!

Баронне. Сударь, я совсем не за этим!

Дидро. Вот как? А за чем же?

Баронне. Я просто не понимаю, почему вы в итоге поручили свою коллекцию картин госпоже Тербуш.

Дидро (пожимая плечами). О чем это ты?

Баронне. Вы мне поклялись, что это я отвезу их в Санкт-Петербург. Я мечтал увидеть Россию.

Дидро. Что ты тут несешь? Я ничего не поручал госпоже Тербуш, мы с нею в ссоре.

Баронне. Он с мадемуазель Гольбах во дворе загрузили полную коляску ваших картин.

Дидро. Ты что, смеешься? Картины здесь, в этой прихожей!

Охваченный сомнением, Дидро бежит в прихожую; слышен его крик.

Голос Дидро. Боже правый! (Еще громче.) Боже правый, Боже правый, Боже правый!

Анжелика (очень спокойно, к Баронне). Забавно звучит в устах атеиста.

Голос Дидро. Боже правый, Боже правый, Боже правый! (Возвращается, вне себя, с маленькой картиной в руках.) Только одна и осталась! Шарден! Она все утащила. Выставила их в окно, пока я тут… с маленькой Гольбах… ну, в общем… Боже правый!

Баронне. Как мне быть со статьей?

Однако Дидро уже умчался догонять свои картины.

Сцена двадцать первая

Баронне, Анжелика.

Анжелика. У меня такое ощущение, что папу опять околпачили.

Баронне. Господин Дидро так доверчив.

Анжелика. И наивен. Сколько лет я уже пытаюсь раскрыть ему глаза, и все без толку! Это так тяжело — учить уму-разуму собственных родителей.