Михаил Меньшиков - ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ

• Название: ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ
• Автор: Михаил Меньшиков
• Жанр: Публицистика

"Реакционный публицист", "черносотенец", "мракобес", "махровый реакционер", "самая ненавистная фигура в дореволюционной печати" - как правило, именно такими эпитетами награждали долгие годы Михаила Осиповича Меньшикова - известного публициста "Нового времени". В последние годы переоценки ценностей в некоторых публикациях наметилась иная тенденция - представить Меньшикова в качестве одного из ведущих философов "русской идеи"...

---

Председательствующий Государственной Думы князь Волконский имел вчера мужество сказать важную мысль о процессе Бейлиса: «Дело еще не кончено: могут быть еще другие инстанции». Да! «Могут быть» – и ради ответственности перед Богом за кровь невинно замученного ребенка, мне кажется, госудаственная юстиция обязана довести свое благородное дело до конца.<…>

31 октября

НАЦИОНАЛЬНАЯ БОРЬБА

Сегодня день решительный у Национальной партии. Думская фракция националистов бросает жребий: быть ли ей независимой и, так сказать, суверенной в черте своих парламентских прав или объявить себя еще раз покорным вассалом октябризма. Мне приходилось не раз писать, что октябристы – весьма неустойчивая порода двуногих. По убеждениям своим они вовсе не настолько далеки от националистов, чтобы союз с ними был принципиально невозможен, но едва ли возможен союз искренний и достойный, с соблюдением своих, то есть национальных, интересов. Собственно союзных отношений октябристы, как партия, родившаяся под коварным созвездием Скорпиона, по-видимому, и не желают и даже органически не способны к добросовестному союзу. Впрочем, в некоторое оправдание их достаточно спросить: допустим ли вообще тесный союз между различными партиями? Ведь такой союз делает само существование отдельных партий бессмысленным. Искренний союз должен оканчиваться слиянием; если же таковое нежелательно, то и союз сколько-нибудь прочный невозможен. Временные соглашения, конечно, неизбежны, но плоха та партия, которая все время ищет соглашений. Тем самым она обрекает себя на роль просительную и в конце концов – служебную. Но из всех партийных принципов национальный наименее подходящ для службы чему-нибудь, ибо нация есть господство. Нация по природе своей государственна, и партия, отстаивающая национальность, может только подчинять, а не подчиняться.

С политическими настроениями бывает то же, что с отдельными профессиями. Как часто у нас генералы забывают свое призвание и занимаются штатскими делами, священники – коммерческими, коммерсанты – искусством и т. п. Забвение своих призваний – верный признак общего упадка. Наоборот, достаточно вспомнить человеку, кто он, или партии, что она, и достаточно отдаться своей идее всецело, чтобы тотчас же получился крупный результат. Относительная слабость национальной фракции в том, что она все время изменяла себе, впадала в политическое многобожие, больше думала о посторонних интересах и о соглашении с ними, нежели о своем собственном. Отграничиться, сосредоточиться, вернуться к своим заветам – вот в чем спасение и отдельных людей, и партий, и народов.

В чем коренное различие между октябристской партией и Национальной, мешающее им при общей умеренности программ слиться или войти в союз? Мне кажется, у октябристов, как и у их ближайших соседей слева, – буржуазный идеал, тогда как националисты с их правыми соседями имеют идеал героический. Вероятно, излишними были бы слишком долгие объяснения, что такое буржуазность и героизм. Под буржуазностью я разумеваю то узкое и слишком материальное миросозерцание, которое вмещается в горизонте текущего дня, в черте будничных задач, решаемых компромиссом, причем люди довольствуются полууспехом, полудостижением, коротенькой формулой: «кое-как». Буржуазное миросозерцание не дает одной великой культуры, а множество мелких и нестойких. В государственной жизни буржуазия выдвигает как свой орган бюрократию, канцелярски-полицейский способ править народом – способ, при всей черствости и бездушии его очень слабый. Буржуазно-бюрократический строй есть пышно декорированное бессилие. Гений жизни, гений удачи, таланта, счастья отлетает от такой государственности, и она на глазах народов делается «больным человеком». Пример – все отставшие страны Востока начиная с Турции, Персии, Китая, Индии и кончая иными. А ведь все эти заболевшие государства были когда-то великими и сильными. Когда? – вы спросите. Когда они были героическими, отвечу я.

В чем же состоит героический идеал и почему он у нас настолько утрачен, что его приходится отстаивать и за него бороться?

Мне кажется, объяснение всех понятий следует искать в их источнике. Припомните век героев, когда зачинались древние государства, или век наших богатырей, стоявших на страже нашей слагавшейся национальности. И Геркулес, и Илья Муромец не знали компромиссов, они вели не словесную, а реальную борьбу с чудовищами, угрожавшими их родине, они отстаивали высочайшие народные святыни. Героический идеал религиозен, он аристократичен – в смысле торжества лучшего над дурным. Героизм самоотвержен, то есть не боится ни трудов, ни лишений, ни самой смерти. Наконец, героизм национален, ибо он движется общим благом, а не личным или узкопартийным. Героизм – тот солнечный фокус, в котором соединяются все лучи народной души, весь ее жар и свет. Всякая нация, чтобы быть нацией, непременно должна быть героичной и вне, и внутри себя, иначе она делается растленной, впадает в старческие грехи и делается добычей более благородных соседей.

Еще отличие буржуазных партий от героических: первые отстаивают главным образом права свои перед властью, вторые – главным образом обязанности свои перед народом. Казалось бы, нужно ли отстаивать обязанности? Достаточно исполнять их. Но при буржуазно-бюрократическом засилье героические партии, как и весь народ, бывают сильно стеснены в исполнении своих священных обязанностей. Мы обязаны служить Богу и народу в лице его державной власти, а нас тянут служить всевозможным идолам, всевозможному мелковластию разных личных и партийных эгоизмов. Бог и народ в высоком их понимании вовсе не враждебны. «Аз и Отец – едино есьмы», – может сказать всякая нация, чувствующая себя благородной. Но эту основную координату жизни, выражающуюся словом «religio», отстаивать вовсе не так легко. Необходимы постоянные и героические усилия, чтобы не смешать благочестие с обрядностью и не подменить божественные интересы жреческими. Точно так же необходимо постоянное и зоркое напряжение, чтобы идеалы национальные не смешать с вожделениями черни народной, которая вовсе не есть нация. Нацией называется не народная протоплазма, не сырая человеческая стихия, а некое организованное, высокое существо, именуемое культурным народом. Вне цивилизации нет и национальности, ибо нет атрибутов последней – героического единодушия и свободной гражданственности.

Что делать русской национальной партии в теперешние смутные дни? Мне кажется, ей следует быть тем, чем она называется, и ничем иным. Националистам следует представительствовать величайшую из русских политических идей – национально-русскую идею. Пусть иные партии преследуют, если позволяет им совесть, иные, партийные цели, пусть революционное крыло мечтает о насильственном ниспровержении осужденного им общественного строя, пусть буржуазный центр мечтает о бескровном перевороте путем более или менее легальной борьбы, пусть оптиматы наши и феодалы составляют фронду для восстановления старого политического рабства. Национальной партии следует мужественно и твердо держать свое собственное знамя и ни на малое время не становиться под чужое. На священном знамени этом должна быть написана независимость народа русского как от внешних, так и от внутренних врагов. Националисты должны поддерживать всякое правительство, умеющее защищать народную честь и безопасность – и вне, и внутри страны. Напрасно думают, что русский национализм сложился без всякой нужды и есть политический каприз, не более. В действительности нужда в нем исторически неотложная: он есть необходимое пробуждение народного сознания от политического наркоза. Слишком долго мы верили в подмененные начала – в чиновную буржуазию как в аристократию и в полицию как в героизм. Нужны были великие унижения и бедствия, чтобы наиболее сознательная часть общества проснулась от спячки. И вне Империи, и внутри нее отечество наше находится в осаде. Нужна снова великая энергия, как в первые века истории, и великое мужество, чтобы отстоять от крушения самый предмет русского национализма – русскую нацию.

Не будем заглядывать в прошлое: возьмем последний момент нашей истории, последние политические впечатления. Разве только что закончившийся процесс в Киеве не доказал бессилия нашей государственности перед осаждающим Россию жидовством? Чего стоило юстиции нашей решиться поднять это возмутительное дело! Но и поднятое, оно при всех стараниях власти окончилось ничем. Правда, судебным приговором подтверждено, что несчастный христианский мальчик был замучен на еврейском заводе с изуверски-ритуальными целями, – но ведь это и без суда было ясно, и вовсе не в этом состояла задача суда. Задачи всякого суда – нахождение виновных и государственное возмездие – в данном случае остались невыполненными. Злодеи скрылись, и единственный их захваченный сообщник остался неуличенным, ибо, сбитый с толку еврейскими фальсификаторами и подкупленными элементами на самом судбище, суд присяжных разделился надвое: шестеро высказались за оправдание, шестеро – за обвинение (Кстати, считаю своим долгом исправить ошибку, допущенную мною в статье «Еврейская победа». В ней я предположил, что оправдание Бейлиса могло сложиться как результат преобладания в составе присяжных мнения старшины их, г-на Мельникова. Мне сообщают из вполне достоверных источников, что коллежский секретарь Мельников примыкал к той половине присяжных, которая стояла за обвинение Бейлиса.).