Сергей Мельгунов - Мартовскіе дни 1917 года

• Название: Мартовскіе дни 1917 года
• Автор: Сергей Мельгунов
• Жанр: История
• Год: 1961

Историческое исследование известного русского историка посвящено Февральской Революции. Блестящая работа с источниками и бесценная возможность общаться с участниками исторических событий делают книгу интересной как для профессиональных историков, так и для любителей.

Текст в старой орфографии по парижскому изданию 1961 года

OCR boomzoomer 2007-2008 г.

---

Мы видѣли, что неопредѣленность царила в позиціи Врем. Комитета в теченіе всего дня блужданія литерных поѣздов. Сомнительно даже, что "временная власть", как таковая, принимала мѣры не допустить пріѣзд Царя в Петербург, как утверждает формальный председатель прогрессивнаго блока Шидловскій. Родзянко пытался даже дѣйствовать в противоположном направленіи, и ему невольно содѣйствовал совѣтскій комиссар в званіи коменданта Николаевскаго вокзала "невѣдомый поручик Греков", который, вопреки инструкціям думских желѣзнодорожников в центрѣ, больше озабоченных тѣм, чтобы не пропустить Царя на фронт, довел по линіи распоряженіе направить царскій поѣзд в Петербург, минуя передаточную на царскосельскій путь ст. Тосно: происходила, по характеристик Ломоносова, "явная чепуха, каждый дѣлает, что на ум взбредет". Этот хаос, а не сознательная воля дѣлателей революціи, в значительной степени опредѣлял продвиженіе литерных поѣздов... Поэтому надлежит отвергнуть и модификацію игры в "кошку и мышку", которую дал Керенскій в книгѣ «La Verité», появившейся через 10 лѣт послѣ воспоминаній.

Он уже не говорит о планѣ захвата императорскаго поѣзда в цѣлях добиться отреченія и признает, что свѣдѣнія Врем. Ком. о мотивах отъѣзда Императора из Ставки и о движеніи литерных поѣздов были смутны и неопрѣделенны(«nous n'avions pas la moindre idée de l'état réel des affaires»). Игра в "кошку и мышку" преслѣдовала, таким образом, только задачу "блокировать поѣзд к изолировать Николая II. По мнѣнію мемуариста Временный Комитет объективно тѣм самым оказал лично Царю большую услугу. Попади Николай II в этот момент в Царское Село, его положеніе стало бы болѣе трагично (это ясно теперь «pour tout le monde» ). Не будем вступать на рискованную стезю гаданій о том, что могло бы быть. О бывшем же можно сказать, что и эта блокада в большой степени должна быть отнесена в область мифов.

28-го "послѣдній рейс" императорскаго поѣзда происходил в нормальной обстановкѣ. Из Вязьмы в 3 часа дня Царь телеграфировал женѣ: "Надѣюсь, что вы хорошо себя чувствуете и спокойны. Много войск послано с фронта". В 10 час. веч. в Лихославлѣ получилось сообщеніе, что в Петербургѣ образовалось правительство во главѣ с Родзянко[194]. На другой день исторіограф так изобразил ход событій в императорском поѣздѣ: "Ночью опредѣлилось из цѣлаго ряда свѣдѣній, что Высочайшій поѣзд временное правительство направляет не в Царское Село, а в Петроград, гдѣ Государю предложены будут условія о дальнѣйшем- управленіи. Я убѣждал всѣх, написал даже письмо С. П. Федорову, доложить Воейкову и Государю, что в виду создавшагося положенія, надо ѣхать в Псков, гдѣ штаб фронта... Отсюда, взяв войска, надо итти на Петроград и возстановить спокойствіе. Послѣ всяких разговоров и промедленія, уже доѣхавши в 3 часа ночи до Малой Вишеры, рѣшено было вернуться и через Бологое тянуться к Пскову", Реальное рѣшеніе было вызвано сообщеніем, что ст. Любань (между М. Вишерой и Тосно) занята революціонными войсками. В сущности и этого не было. Какія-то случайныя запасныя части по-просту разгромили станціонный буфет[195].

Почему же Государь рѣшил направиться в Псков? Раздѣлял ли он тѣ соображенія своего окруженія (или части его), которыя выразил Дубенскій в процитированной записи в дневникѣ? Очевидно, для того, чтобы произвести на иностраннаго читателя большее впечатлѣніе Керенскій говорит (в изданіи 38 г.), что Псков был единственный город во всей Россіи, куда Николай II мог еще поѣхать. Почему? Вѣдь литерные поѣзда, не подвергаясь никакой опасности, могли бы, вернуться в Могилев. Такая мысль была бы естественна, если бы Алексѣев, дѣйствительно, так настойчиво предупреждал Царя о рискѣ выѣзжать в смутные дни из Ставки. Лукомскій говорит: "Нѣкоторые объясняют это тѣм, что в бытность в Могилевѣ при началѣ революціи он не чувствовал твердой опоры в своем нач. штаба генералѣ Алексѣевѣ, и рѣшил ѣхать в армію на сѣверный фронт, гдѣ надѣялся найти болѣе твердую опору в лицѣ ген. Рузскаго". Дубенскій в Чр. Сл. Ком. показывал, что большинство настаивало на Псковѣ потому; что там был Рузскій, "человѣк" умный, спокойный, имѣвшій большое вліяніе на Государя": он мог бы "выяснить положеніе" — или "послать войска", или войти в "какія-нибудь сношенія". "Между тѣм мы знаем, что командующій Сѣверным фронтом цѣликом раздѣлял точку зрѣнія нач. штаба Верховной Ставки. И Царь это знал из телеграммы Рузскаго 27-го. Авторитет Алексѣева, укрѣпившійся за долгіе мѣсяцы совмѣстной работы, стоял в глазах Царя несравненно выше, слѣдовательно, и болѣе внушительно было личное вліяніе: сам Рузскій, разсказывая впослѣдствіи в. кн. Андр. Влад. о событіях, в которых ему пришлось сыграть такую большую роль, указывал, что он и раньше чувствовал, что Государь ему "не довѣряет". Очевидно, мотивы, которые выставляли Лукомскому, не играли роли в рѣшеніи "тянуться к Пскову".

Дворцовый комендант довольно правдоподобно объяснил в Чр. Сл. Ком., почему поѣхали в Псков. Когда ночью в М. Вишерѣ он доложил Царю, послѣдній приказал "повернуть и ѣхать к ближайшему юзу". Ближайшій юз находился в Псковѣ, гдѣ можно было, таким образом, связаться и со Ставкой, и с Петербургом, и с Царским Селом и получить информацію. Дубенскій впослѣдствіи вспоминал, что Царь относился к задержкѣ в пути "необычайно спокойно": "он, мнѣ кажется, предполагал, что это случайный эпизод, который не будет имѣть послѣдствій и не помѣшает ему доѣхать с нѣкоторым только опозданіем в Царское Село". Воейков подчеркивал, что на обратном пути царскій поѣзд прибыл на ст. Дно без опозданія против нормальнаго времени, несмотря на то, что он шел без "офиціальнаго наряда". Находившейся в свитѣ императорскаго поѣзда фл.-ад. полк. Мордвинов так и считал, что они вернулись для того, чтобы проѣхать в Царское Село по Виндавской дорогѣ через ст. Дно и Вырицу, т. е. по линіи, по которой прослѣдовал эшелон ген. Иванова. По словам Мордвинова, лишь по прибыли в Ст. Руссу стало извѣстно, что мост по Виндавской ж. д. то ли испорчен, то ли ненадежен, и тогда рѣшили ѣхать на Псков, а оттуда по Варшавской дорогѣ через Лугу на Царское. Свидѣтельство Мордвинова не очень авторитетно — он сам разсказывает, что на вопрос его Воейкову; "почему мы ѣдем назад?", тот отвѣтил "как-будто шутливо, но с сильным раздраженіем: "молчите, молчите, не ваше дѣло". Во всяком случаѣ, именно в Старой Руссѣ около часа дня была дана телеграмма Рузскому о пріѣздѣ Царя в Псков. "Я получил от Воейкова телеграмму. — рассказывал Рузскій в. кн. Андрею, — что литерные поѣзда слѣдуют на Псков, и чтобы были приняты мѣры к их безпрепятственному пропуску в Царское Сего. На сдѣланное мною по этому поводу распоряженіе, я получил отвѣт по всей линіи до Царскаго, что путь свободен, и литерные поѣзда могут слѣдовать безпрепятственно", Из предосторожности был заготовлен особый "поѣзд с рабочей командой, которая в случаѣ необходимости могла бы исправить путь". Так и было до вечера 1 марта, когда произошли извѣстныя событія в Лугѣ, и ген. Болдырев сообщил в Ставку в 8 час. веч.: "весьма вѣроятно, что литерные поѣзда из Пскова не пойдут, так как задержка в Лугѣ. Во всяком случаѣ, вопрос этот выясняется". Послѣднія сомнѣнія отпадают при чтеніи лаконической, как всегда, записи, сдѣланной Царем в дневник и подводящей итог дню перваго марта: "Стыд и позор! Доѣхать до Царскаго не удалось. А мысли и чувства все время там. Как бѣдной Алике должно быть тягостно одной переживать всѣ эти событія. Помоги нам Господь".

Издали А. Ф. чувствовала, что муж ея как бы попался в "западню". В письмѣ, которое не дошло до Царя и само по себѣ запаздывало (оно было паписано 2-го в отвѣт на телеграмму с сообщеніем о прибытіи в Псков), А. Ф. писала: "Все отвратительно, и событія развиваются с колоссальной быстротой. Но я твердо вѣрю — и ничто не поколеблет этой вѣры — все будет хорошо... Не зная, гдѣ ты, я дѣйствовала, наконец, через Ставку, ибо Родз(янко) притворялся, что не знает, почему тебя задержали. Ясно, что они не хотят допустить тебя увидѣться со мною прежде, чѣм ты не подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцію или еще какой-нибудь ужас в этом родѣ. А ты один, не имѣя за собой арміи, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сдѣлать? Это — величайшая низость и подлость, неслыханная в исторіи — задержать своего Государя... Может быть, ты покажешься войскам в Псковѣ и в других мѣстах и соберешь их вокруг себя? Если тебя принудят к уступкам, то ты ни в коем случаѣ не обязан их исполнять, потому что онѣ были добыты недостойным путем".

Это был крик души, но крик почти истерическій. И только крайне тенденціозное нежеланіе разобраться в фактах могло привести к тому, что автор мѣстами фантастически-легендарной книги "Царь и революція" повторяет истерическій возглас о "западнѣ", в которую невидимая рука завлекла слишком довѣрчиваго монарха. Не хитроумный план, осуществляемый по замыслу Временнаго Комитета, привел Царя в "старый Псков". "Западня" была в происходивших событіях. Ретроспективно Керенскій признает, что "западня" ему представляется теперь в ином свѣтѣ, чѣм в 17 г.: Николай II поѣхал в Царское, не отдавая себѣ отчета в безнадежности положенія, желая увидать больных дѣтей и в надеждѣ, быть может, примириться с Думой, сдѣлать соотвѣтствующія уступки.