Александр Тюрин. - Волшебная лампа Генсека

• Название: Волшебная лампа Генсека
• Автор: Александр Тюрин.
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Что это значит? - она смотрела на меня, как на гнойную болячку.

– Это значит, что каждый человек хочет, чтобы его понимали.

Моя правая рука двинулась сквозь распахнутую шубку врачихи, между пуговиц на ее платье, ухватилась за какую-то мягкую шелковистую ткань и рванула. Сигарета спикировала на пол, но никакого истошного вопля не последовало. Вторая моя рука скользнула по оголившейся коже и остановилась там, где положено. Лиза была готова. В смысле - как женщина. Я врезался в нее и все вылетело из меня, как из открытого тюбика, на который наступили сапогом.

Она с полминуты приводила себя в более-менее благообразный вид, а я машинально поднимал какие-то пуговицы с пола и складывал себе в карман.

– Ну все, - подытожила она, - отожми кнопку «стоп»… Или отойди, ты заслоняешь ее. Эй, товарищ чекист, отчего столбняк, я же рассчиталась с тобой полностью. Теперь все в полном ажуре, нарисуй очередную красную звездочку на фюзеляже.

– Можешь теперь заявить на меня. Меня заметут, а в зоне такого, как я, обязательно укатают. Вот пуговицы предъявишь,-я протянул собранное на полу, - только милицию надо пораньше вызвать, чтобы успели кое-что на анализы взять.

– Хоть сделан из дерьма, а блеснуть хочется. - она почти что выплюнула враждебные слова.

Затем мощно оттолкнула меня - почему не пару минут назад, а только сейчас? - и отстопоренный лифт пополз вверх. Да эта ж баба выдоила меня, как вампир! В итоге получилось, что так называемый страж отечества, руководствуясь животной похотью и мелким самолюбием, увел гражданку Розенштейн от заслуженного наказания и использовал ее посредством фрикционных движений одного из членов своего тела… Дверь лифта распахнулась и Лиза направилась к дверям своей квартиры.

«Воля к Жизни больше чем жизнь,»- в голове вдруг возникла такая театральная фраза, возможно я озвучил ее губами. Здесь четвертый этаж - сойдет. Окно прорезало стену на один лестничный пролет ниже. Я, рванувшись по ступенькам, вскочил на подоконник, выслушал вопль Фимы Гольденберга: «Лизка, хватай его, дура!»- и высадил плечом первое стекло. Тут меня уцепили по крайней мере четыре руки - за плащ, полу пиджака, даже за шиворот. Я раскурочил ногой внешнее стекло, внезапно боль пробила мне пятерню, хватающуюся за раму и парализовала силу мышц - это помешало совершить бросок вперед. И следом четыре руки дружно скинули меня назад. Я еще пытался подняться и устремиться навстречу морозной заоконной атмосфере, однако что-то сотрясло голову. Белесая муть пролилась в череп, как молоко в стакан, и я отключился.

Когда я продрал глаза, то первым делом увидел, что девочка, похожая на кудрявого совенка, держит меня за липкий от крови палец.

– Слушай, круглоглазая, тебе давно пора спать, - сказал я еще каким-то далеким голосом.

– Я же говорила, что буду выковыривать из тебя осколки,-напомнил киндер.

– Ну что за вечер такой. Вначале один уносится вон, как Тунгусский метеорит. Потом другой вываливается из окна, словно падающая звезда. - пожаловался кто-то и добавил недовольным голосом:- «Скорую» бы надо вызвать этому пикирующему бомбардировщику.

– «Скорую» не надо, - твердо засопротивлялся я, - зачем людей отвлекать. У меня каждый вечер такое приключение.

– Правильно говорит, - поддержал меня другой зритель, кажется, бородатый поэт Абрамыч. - Ведь в психушку утащат, на службу накатают, что, дескать, суициден ваш сотрудник, что шизик он неуравновешенный. Ты кем работаешь-то, Глеб?

– Палачом работаю. Люблю я это дело. Даже халтурку на дом беру. На люстре развешиваю висельников, в ванной утопленников делаю.

Собеседник оценил мое состояние.

– В порядке мужичок. Его башкой можно кирпичи колоть.

Я сел, одновременно поднося здоровую правую руку - у Сючица тоже одна правая уцелела - к волосам. Голова была мокрой и с одной стороны набухшей огромным шишарем. Это еще ничего, вместо головы могла вообще одна шишка остаться.

– Ты меня, Фима дорогой, приголубил?

– Да что ты, Глеб, - Гольденберг поправил очочки, - я и муху ударить не могу… Есть тут у нас борец с живой природой.

Лиза, стоявшая чуть поодаль, смущенно пожала плечами.

– Если бы там у подоконника не валялась доска, у меня бы ничего путного не получилось.

– Почему ж… если бы там кувалда валялась, у тебя бы еще лучше вышло. А вот Глебу повезло, что какой-то расхититель народного достояния потерял именно доску, когда в свою квартиру пилолес тащил. - объяснил Соломон Абрамович.

– Лиза, ну что, теперь уж точно ничья. Мир?-поинтересовался я.

– Салам, шалом и такая борьба за мир во всем мире, что мокрого места не останется, - добавил какой-то знаток смешных словечек.

3.

(Ленинград, весна-осень 1978 года)

Вернулся я домой за полночь, за рулем несколько раз мутило, чуть в столб не впилился. Гаишник какой-то пристал, но, завидев мое удостоверение, благоразумно удалился. Да, доктор Розенштейн влупила деревяшкой, во-первых, неумело, во-вторых, от души.

Надюха давно уже дрыхла, только буркнула носом, поворачиваясь на другой мясной бок.

– Откуда?

Хотел было сказать «с дежурства», но потом вспомнил, что на прошлой неделе именно так и набрехал.

– Да одного самиздатчика накрыли с поличным. По ночам, паскудник, на гектографе орудовал в коносаментном отделе порта.

Она отлично знала, что я вру. Но декор мы привыкли соблюдать.

А дальше пошла намазываться на хлеб жизни обычная тягомотина. Затуллин, несколько расстроенный, умотал в Москву. Очевидно, в своей надзорной инстанции он еще не был тузом. Ну и я, когда к тестю в Москву наведался, про Андрея Эдуардовича всяких гадостей наговорил, а еще просил помочь с переводом в ПГУ, на передний участок борьбы с гидрой мирового империализма. Дескать, смысл работы в Пятерке от меня стал ускользать.

– Зря ты за смыслом погнался, Глеб, - резонно отметил тесть. - В ПГУ и так народу полно, в затылок друг другу дышат. В общем, душно. Это везде так, где загранработа светит. Там я тебе ничем пособить не смогу, будешь чахнуть так же, как и на гражданке. А погореть в ПГУ можно в два счета.

– Все, что там делается, жизненно важно, Константин Матвеевич, и мне по нраву. Например, промышленный шпионаж. Мы ведь не в состоянии по научно-технической части со всем Западом тягаться. На позаимствованных у них достижениях у нас вся электроника держится.

– Достижение мы сопрем, да пока на конвейер поставим, да еще наше качество добавим, много ли от него толку останется,-оспорил тесть.

– А южное направление, - настаивал я, - насколько оно перспективное! Через юг, где нефть и мусульмане, мы можем весь Запад за яйца ухватить и свой нефтяной вывоз удорожить в несколько раз, как после арабо-израильской заварухи семьдесят третьего.

– Да только на этом южном направлении и обломаться - раз плюнуть. Мусульмане - это тебе не европейцы с их политесами. Сколько англичане намучились с афганцами и арабами, а? Для кощея Хомейни мы после Америки - дьявол номер два. У нас своя коллективность, у них своя, вот то и страшно. Не трепыхайся, Глеб. Председатель основал Пятерку, это его любимое детище. Бровастый будет слабеть, Председатель крепчать как самый умный, а Пятерка разбухать во все стороны. Работа здесь не надрывная, условия для твоего роста благоприятные, в Москву и так тебя переведем через годок. Ты только с подружками не переусердствуй, в этом деле не стремись выйти в стахановцы…

Однако я напирал, и тесть Константин Матвеевич, горестно вздыхая, согласился как-нибудь пособить.

– На свою головку, сынок, на свою…

Но я знал, что на свою головку найду злоключений и в Пятерке. Врачиха Лиза Розенштейн выматывала меня, как умела, причем делала это непроизвольно и бессознательно. Не раз я вспоминал, что слово «лиз» на научном языке означает распад, растворение.

После 10 марта докторша уже не пыталась отвертеться от меня. Что она питает ко мне какие-то теплые чувства, нельзя было сказать даже с большой натяжкой. Мое полувыпадение из окна Лиза даже не посчитала приступом совестливости у лютого опричника. Лишь неким изъязвлением гордыни и испражнением самурайского комплекса. Дескать, последним способом достижения хотя бы моральной победы над врагом у приверженцев бусидо является публичное харакири.

Но я Лизавету все-таки заинтересовал. И в кое-каком плане теперь заменял сбежавшего от хлопот Костю Сючица. Ну, а она мне - всех баб без исключения.

Те секс-волны, которые пробирали меня при первых прикосновениях к Лизке, значительно ослабели, однако биологическое притяжение - какие-то феромоны-аттракторы, память от предыдущих воплощений? - непреклонно укладывали меня в кровать именно к ней.

Заброшенная Надюха регулярно нынче ходила «за спичками» к соседке, а вернее соседу с первого этажа, ветерану-подводнику по имени Василий, которого в сорок лет списали «за борт», на пенсию. Несколько лет назад, когда он вылезал из своей субмарины, его смелую башку примял неурочно упавший люк. И с тех пор вся сила из-под фуражки уходила в «корешок», которым бравый моряк обслуживал всех жаждущих дам из нашего и соседнего многоквартирных домов.