Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

• Название: Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Древневосточная литература

---

Инчунь, Юйсяо и Ланьсян, разодетые по-праздничному, вышли, но спроситься боялись. А Чуньмэй продолжала сидеть на своем месте.

– Ладно, я пойду батюшку попрошу! – сказал наконец Шутун, завидев пришедшую опять Чжанъэр. – Пусть меня батюшка ругает.

Шутун приблизился к Симэню и, прикрывая рот, зашептал ему на ухо:

– Жена Бэнь Дичуаня наших служанок к себе на праздник зовет. Они послали меня попросить разрешения.

Чуть погодя Шутун выбежал к служанкам.

– Разрешил! – крикнул он. – Мне спасибо говорите. Наказал долго не задерживаться.

Чуньмэй не спеша направилась к себе попудриться и привести себя в порядок. Вскоре они ушли. Шутун чуть отодвинул ширму, давая им дорогу.

Завидев хозяйских служанок, жена Бэня была так обрадована, будто к ней спустились феи небесные. Хозяйка провела их к себе в комнату, где горели обтянутые узорным газом фонари. Стол был красиво сервирован. Закуски и весенние яства стояли самые разнообразные. Хозяйка, обращаясь к Чуньмэй, называла ее барышней Старшей, Инчунь – барышней Второй, Юйсяо – Третьей, а Ланьсян – Четвертой. Хозяйка и гостьи обменялись взаимными приветствиями. Была приглашена и тетушка Хань, жена магометанина Ханя. Для остальных домашних стоял поодаль особый стол.

Чуньмэй и Инчунь заняли почетные места, против них сели Юйсяо и Ланьсян, а хозяйка и тетушка Хань разместились по обеим сторонам. Чжанъэр подогревала вино и подавала закуски, но тут мы их и оставим.

Симэнь подозвал музыкантов и велел им сыграть цикл романсов – «Ветер восточный как будто крепчает, радость уже недалеко».

Подали новогодние пирожные-розочки, и у каждого в руках появились золотые или серебряные ложечки. Ароматные вкусные пирожные так и таяли во рту. Они были как нельзя кстати на праздничном столе.

Ли Мин и Ван Чжу взяли инструменты и запели заказанный Симэнем романс. Пели они выразительно, не спеша. Голоса их красиво сливались в такт с музыкой.

Равнина в дымке предрассветной
Смеётся, предвкушая праздник,
И яблонею разодетой,
И мотыльков круженьем дразнит,
И танцами цветочной феи,
И многоцветьем красоты.
Весенних паводков трофеи —
Благоуханные сады.

На мотив «Многия лета»:

Цветы абрикоса снежинок белей,
А рядом чернеют плоды сливы-мэй,
И пеной реки захлестнуло мосток.
Толпятся торговцы и уличный сброд,
А рядом, за белой стеной, у господ
Красотки задорной звенит голосок.
Несется с качелей девчоночий визг.
Корзину цветов опускаю я вниз
И вверх со съестным подымаю лоток.

На мотив «О, как прекрасно!»:

Весной все ладно – и хмельной цветок,
И винных лавок вывески цветные.
И благодарный иволги свисток,
И отзвук парный будто бы впервые.
В цветущих ветках вишен белобровых
Закружит ветер мотыльков махровых.
А мы вдвоем под тополем все ночи.
И водоём цветами нас промочит.

На мотив «Туфелек алый узор»:

Слышу звуки рожка и свирели,
Жемчугов на карнизах не счесть.
Мы в пирах молодых угорели.
В небе виснет прощальная песнь.
Нас с тобой заливает луна.
Её свет мы испили сполна.

Заключительная ария:

Среди душистых трав
усни.
Весны цветущий нрав
вкуси.
Пусть промелькнут в пирах
все дни.
Мы встретим жизни крах
одни.

Но оставим певцов, а расскажем о Дайане и Чэнь Цзинцзи.

Забрали они с собой потешные огни и хлопушки, прихватили двоих солдат и с фонарями направились к жене У Старшего за У Юэнян и остальными хозяйками.

Между тем в гостиной с гостьями пировали жены У Старшего, У Второго и У Шуньчэня. Барышня Юй услаждала их пением. Пир был в самом разгаре, когда появился Цзинцзи.

– Вас деверек примет, – сказала супруга У Старшего. – А то муж в управе. Следит, как перепись идет.

Накрыли стол, расставили яства и сладости, вино и закуски. У Второй сел за стол с Цзинцзи, а Дайань прошел к Юэнян.

– Меня батюшка за вами прислал, – сказал он. – Матушкам, говорит, лучше пораньше домой воротиться, а то народу будет много – не проберешься. Мы с зятюшкой прибыли.

Юэнян продолжала сердиться на Дайаня и не вымолвила ни слова.

– Покорми Дайаня! – наказала Лайдину хозяйка.

– Закуски и вино на столе, – отвечал Лайдин. – Пусть к нам присоединяется.

– Что за спешка! – удивилась Юэнян. – Не успел прийти и уж кормить. Пусть в передней обождет. Мы сейчас идем.

– А вы куда торопитесь? – спросила ее хозяйка. – Нас и люди осудят. В великий праздник только и посидеть у своих в гостях. Дома матушка Вторая с сестрицей остались, так что беспокоиться нечего. Домой никогда не поздно. Ведь не к чужим пришли.

У Старшая позвала барышню Юй.

– Спой что-нибудь получше матушке, – наказала она. – А то обижаться на тебя будут.

– Матушка Шестая и так на нее в обиде, – заметила Юйлоу. – К ней даже на рожденье не пришла.

Барышня Юй поспешно вышла из-за стола и отвесила Пинъэр четыре земных поклона.

– Мне нездоровилось с того самого дня, как я была на рожденьи матушки Пятой, – объясняла певица. – Вот к почтенной матушке вчера кое-как собралась. Разве не пришла бы я поздравить вас, матушка?!

– Раз матушка недовольна, спой лучшую песню, она тебя и простит, – вставила Цзиньлянь.

Пинъэр молча улыбалась.

– Ничего! Возьму лютню и спою вам, – отвечала барышня Юй.

– Сестрица Чжэн! – окликнула жена У Старшего жену У Шуньчэня. – Налей, пожалуйста, сударыням чарки. Мы еще не выпили сегодня.

Барышня Юй взяла в руки лютню и запела на мотив «Ветер над рекою»:

Час полночный. Холод свеч
лихорадкою колотит.
Я стыжусь постылой плоти,
может, в платье лучше лечь?
Час предсветных петухов.
Воск расплавился в лампаде,
сеткой трещин пересох.
Я бессонна на полатях.
В час рассвета ветер, даль, —
всё распалось в одночасье.
Пышных локонов спираль
Бирюзою не венчать мне.
Час пред полднем. Дорогой
спит и веселится где-то.
Я сижу полуодета,
не завидую другой.
В час полуденный брожу,
вспомнив лунные забавы.
Под ногтями разбужу
лютни сиплые октавы.
Час дневной тягуч и скор.
Если ты придешь обратно –
Одарю тебя стократно,
и забуду свой укор.
В час вечерний средь шальных
чаровниц ветротекучих
фейерверк утех хмельных.
Дом любимому наскучил.
Час предзвездный — тьма небес.
Я свечу зажгу, и в страхе
По болотной черепахе
Погадаю о тебе.

– Что-то так холодно сегодня стало, – проговорила Юэнян, едва певица кончила петь.

– Снег идет, – заметил стоящий рядом Лайань.

– Вы, должно быть, легко одеты, сестрица, – сказала Юйлоу. – Я ватную шубу на подкладке захватила, а то к ночи холодновато бывает.

– Раз пошел снег, надо за меховыми шубами сходить, – заметила Юэнян.

Лайань поспешил к Дайаню.

– Матушка распорядилась принести шубы, – сказал он.

Дайань позвал Циньтуна:

– Ступай принеси, а мы тут обождем.

Циньтун, не сказав ни слова, побежал домой.

Немного погодя Юэнян вспомнила про Цзиньлянь.

– Кто за шубами пошел? – спросила она Лайаня.

– Циньтун.

– И мне не сказался?! – удивилась хозяйка.

– И сказать-то не успели, а он уж бежать, – вставила Юйлоу. – У матушки Пятой шубы нет, – она обернулась к Юэнян. – Взять хотя бы у сестрицы Второй.

– Как это нет? – возразила Юэнян. – Дома чего не найдется! Возьми вон в лавке заложенную шубу, и весь разговор. А почему Дайань сам не пошел, рабское отродье? К чему других посылать?! Позови его ко мне.

Дайань предстал перед хозяйкой.

– Хорош, хорош, голубчик! – обрушилась на него Юэнян. – И давно завел посыльных, а? Других посылаешь, а я и знать не знаю. Тебя надо правителем посадить. Вот бы стал распоряжаться. Гонял бы посыльных, а сам бы сидел да посиживал. А то ведь чего доброго шапка сдвинется на голове.

– Зря вы, матушка, на меня сердитесь, – отвечал Дайань. – Если б меня посылали, я бы и пошел. Лайань никого не назвал. Надо, говорит, за шубами сходить, и все.

– Выходит, я в доме никто?! Тебе, значит, Лайань – указ, а? – не унималась Юэнян. – Избаловали вас, негодников, вот что я скажу, а вы распустились. Хозяева для вас, что изваянье Будды, – поставили в угол, и пусть коптится да пылится. Каков жертвователь, такова и обитель! Ты и у тех и у других выслуживаешься, вот и вьешься, рыбку в мутной воде ловишь. Тебе бы отовсюду урвать. Думаешь, я о твоих проделках не знаю? Зачем ты провожал Гуйцзе? Ведь хозяин тебя не посылал. Ее другие провожали, так ты узел из рук вырвал. А насчет служанки? Оставить или нет – тоже не твое дело. Зачем ты в чужие дела лезешь, а? Впрочем, как же тебе не лезть, если тебя посылают! Ты и певицу взялся провожать, чтобы тебе кое-что перепало. Вместо того чтобы самому ко мне явиться, ты других посылаешь, а почему? А чтобы я их ругала, а не тебя. Вот ты до чего ловчишь да хитришь!