Автор неизвестен - Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

• Название: Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Древневосточная литература

---

От стыда Цзиньлянь то краснела, то белела, а сама все твердила, что ничего, мол, такого меж нею и зятем не было.

– Только я в тереме благовония зажгла, — говорила она, — тут зять Чэнь за одеждой пришел. Да я с ним и словом-то не обмолвилась.

Высказав Цзиньлянь все, что было на душе, Юэнян вернулась к себе.

А вечером Чэнь Цзинцзи досталось от жены.

– Ах ты, арестантское твое отродье! — ругалась Симэнь Старшая. — Тебя ж, негодника, на месте преступления застали, а ты еще отпираешься, рта не закрываешь. Что вы там в тереме делали, а? Молчишь? Шашни заводишь, а меня бросил? Меня хоть в щель какую заткнуть, чтобы не мешалась. А эта потаскуха мужа у меня отобрала да еще других впутывает, бесстыжая. Кирпич из выгребной ямы — вонючка! Она как лук стрельчатый у южной стены. День ото дня горше. И ты еще рассчитываешь, что я тебя кормить буду?

– Ах ты, потаскуха! — вспылил Цзинцзи. — А не твой ли папаша мое серебро присвоил, а? Ты меня кормить не будешь?!

И выведенный из себя Цзинцзи направился в переднюю половину дома. С тех пор он без особой надобности больше не решался заглядывать на женскую половину. А когда нужно было принести одежду, в терем ходили Дайань или Пинъань. Теперь и обедал Цзинцзи в лавке. Как проголодается бывало, возьмет у приказчика Фу денег и купит на улице отвару да лапши. Так и питался. Как говорят, волки грызутся, а овцам достается. Ворота и двери стали запирать еще раньше, когда солнце светило высоко в небе. Опять нельзя стало встречаться им с Цзиньлянь.

Чэнь Цзинцзи принадлежал в городе дом, в котором в последнее время поселился бывший командующий ополчением Чжан, его дядя со стороны матери. Чжан был смещен и жил на покое. Вот к нему-то и повадился ходить Цзинцзи. Заглядывал он то к завтраку, то к обеду, а Юэнян зятем не интересовалась. С Цзиньлянь же Цзинцзи не встречался около месяца. Одинокой ей казалось, что день тянется целых три осени, а ночь не короче половины лета. Могла ли она вынести тишину пустой спальни? В ней кипела неуемная страсть. Она жаждала свиданья. Но одно препятствие накладывалось на другое, и они были лишены возможности хотя бы весточкой обменяться. Цзинцзи никак не мог придумать, с чего ему начать.

И вдруг однажды он заметил проходившую мимо дома тетушку Сюэ. У него сразу блеснула мысль поручить ей передать Цзиньлянь записку с излиянием чувств и разъяснением обстоятельств, мешающих их встрече.

И вот как-то Цзинцзи ушел из дому, будто бы собрать долги, а сам направился прямо к тетушке Сюэ. У ворот привязал осла и, отдернув дверной занавес, спросил:

– Мамаша Сюэ дома?

На кане расположились сын хозяйки, Сюэ Цзи, и с младенцем на руках его жена Цзинь Старшая. Рядом сидели две девицы, которых продавали в служанки.

– Кто там? — отозвалась невестка Цзинь Старшая и вышла к посетителю.

– Это я, — проговорил Цзинцзи. — А мамаша дома?

– Прошу вас, проходите и присаживайтесь, — пригласила невестка. — Мамаша собирает деньги за головные украшения. Она вам нужна? Я за ней пошлю.

Невестка подала Цзинцзи чаю.

Немного погодя появилась и тетушка Сюэ.

– А-а! Зятюшка пожаловал, — отвешивая поклон, протянула Сюэ. — Каким же ветром вас занесло в наши края?

И она наказала невестке угостить Чэня чаем.

– Только что откушали, — сказала Цзинь Старшая.

– Без дела не пришел бы, мамаша, — начал Цзинцзи. — Видишь ли, у нас с матушкой Пятой давно уж близкие отношения. Но из-за кляузницы Цюцзюй нас разлучили. От меня отвернулась жена и хозяйка. Но я не в силах расстаться с Цзиньлянь. Мы давно не видались. Нам даже весточкой обменяться не дают. Вот я и хотел бы попросить тебя, мамаша. Не передала бы ты ей мое послание? — Цзинцзи достал из рукава лян серебра. — А это тебе на чай сгодится.

– Где этакое видано, чтобы зять с тещей заигрывал, а? — ударяя в ладоши, рассмеялась Сюэ. — Такое редко встретишь. Скажи мне, зятюшка, только правду скажи. Как это тебе все-таки удалось ее заполучить?

– Тише, мамаша, и довольно шутить, — сказал Цзинцзи. — Вот я письмо принес. Передай его при случае ей, ладно?

– Кстати я еще и хозяюшку не видала, как она из монастыря воротилась, — беря письмо, заметила Сюэ. — Заодно и к ней, стало быть, загляну.

– А где я ответ получу? — спросил Чэнь.

– В лавку занесу.

Цзинцзи сел на осла и поехал домой.

На другой же день тетушка Сюэ забрала свою корзину с искусственными цветами и направилась прямо к дому Симэнь Цина. Первым делом она навестила Юэнян. Посидела немного у нее, потом пошла к Мэн Юйлоу, а уж от нее к Цзиньлянь.

Цзиньлянь тем временем ела кашу. Вид у нее был крайне печальный.

– Матушка, дорогая моя! Ну к чему так грустить и убиваться?! — успокаивала ее Чуньмэй. — Ведь, сказывали, и бессмертная Хэ Сяньгу[22] себе мужа заводила. Сплетни, матушка, они всегда ходят. Только нечего к ним прислушиваться. И древние святые жили не без греха, что ж говорить о простых смертных, вроде нас с вами. Хозяин вон умер, а у хозяйки сын на свет появился. Ну так что же? Значит, и ее судить, да? Ей теперь не до наших сердечных дел. Так что успокойся! И небо падать начнет, силачи найдутся — подопрут. А что живому человеку нужно! Наслажденье вкусил, значит, день не зря прожил. — Чуньмэй принесла подогретого вина и налила Цзиньлянь. — Выпейте чарочку тепленького, матушка, развейте тоску. — Тут горничная заметила снаружи у крыльца кобеля с сукой и продолжала. — Вон погляди, всякая тварь к радостям жизни стремится. Так неужто человек должен их отвергать?!

Когда они пили вино, появилась тетушка Сюэ.

– Вы, матушка, вижу, с горничной своей живете не тужите, — отвешивая поклон, заговорила, улыбаясь, старуха. Она посмотрела на пару собак и продолжала. — Счастье в дом стучится. Глядите! Всю тоску как рукой снимут.

И тетушка Сюэ опять поклонилась.

– Совсем пропала! — говорила Цзиньлянь. — Каким ветром тебя занесло, мамаша?

Она предложила гостье присаживаться.

– Я и сама не знаю, чем все время занималась, да только и без дела не сидела, — отвечала Сюэ. — Вон матушка Старшая успела в горной обители помолиться, а я и ее с опозданием навестила. Обиделась она на меня. У матушки Третьей побывала. Взяла она у меня два зимородковых цветка и ободок. Какая же она добрая! Тут же восемь цяней серебра и отвесила. Зато матушка Сюээ еще в восьмой луне две пары шелковых цветов взяла, два цяня серебра должна осталась. До сих пор не отдает. На жизнь, мол, не хватает. Ну и скупа! А вы-то, матушка, что же там не были?

– Плохо себя чувствую эти дни, — пояснила Цзиньлянь. — Никуда не выхожу.

Чуньмэй налила гостье чарку вина.

– Не успела придти, как вином угощают, — торопливо отвешивая поклон, проговорила Сюэ.

– Это чтоб тебе, мамаша, поскорее младенцем обзавестись, — заметила Цзиньлянь.

– Нет уж, мое время отошло. А вот невестка моя, Цзинь Старшая, недавно опять нас порадовала. Два месяца как родила. А вам, матушка, скучно небось, как не стало батюшки-то?

– Лучше не говори! — отозвалась Цзиньлянь. — Когда был жив сам, все шло как полагается, а теперь все нам одни мученья да страдания. Правду сказать, народу у нас много и языков не меньше. А как родился у Старшей сын, так она будто переродилась. На нас смотрит как на чужих. Мне и так-то нездоровится, а тут еще сплетни поползли. Вот и не хожу туда.

– Все наша Цюцзюй, рабское отродье, натворила! — вставила Чуньмэй. — Каких только небылиц на мою матушку не наговорила. И меня-то впутала. Вот смутьянка!

– Да ведь она ж всего-навсего служанка! — недоумевала Сюэ. — Как у нее наглости хватило так с хозяйкой обходиться, а? Знай сверчок свой шесток. Это еще что за выходки такие!

– Ступай погляди! — обратилась Цзиньлянь к Чуньмэй. — Не подслушивает ли и на этот раз рабское отродье?

– Она на кухне рис выбирает, худая бадья! — отвечала горничная. — Рабское отродье, мешок дырявый! Все из нее наружу вылезает.

– Пока нет посторонних, я вам, матушка, вот что хочу сказать, — начала тетушка Сюэ. — Был у меня вчера зятюшка Чэнь. Так, мол, и так. Она, говорит, негодяйка, языком своим все дело расстроила. Хозяйка его, зятюшку-то, не один раз отчитывала. Ворота и двери на запоре держит, за одеждой и лекарствами ходить не велит. Слуг посылает. Жену его в восточный флигель переселила, а та даже обед ему в лавку носить перестала. Проголодаюсь, говорит, к дяде Чжану обедать иду. На что ж это похоже! Слугам разрешено ходить, а зятю, выходит, нет доверия. Так с вами, матушка, никак и повидаться-то не может. Вот и попросил меня передать вам письмецо. Просил низко кланяться и не тосковать. Да и чего вам теперь, матушка, бояться, когда помер хозяин? Пора, небось, и о себе подумать. Надо случаем пользоваться, матушка, да себя показать. А то ведь что получается? Иной раз мы благовония зажечь боимся — дым, мол, пойдет. А другой пожар устроит, да ему с рук сойдет.

Тетушка Сюэ достала запечатанное послание Цзинцзи и вручила его Цзиньлянь. Та разорвала конверт, но вместо письма нашла романс на мотив «Туфелек алый узор»: