Сергей Бабаян - Свадьба

• Название: Свадьба
• Автор: Сергей Бабаян
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0299-9

«Тема сельской свадьбы достаточно традиционна, сюжетный ход частично подсказан популярной строчкой Высоцкого „затем поймали жениха и долго били“, а все равно при чтении остается впечатление и эстетической, и психологической новизны и свежести. Здесь яркая, многоликая (а присмотришься – так все на одно лицо) деревенская свадьба предстает как какая-то гигантская стихийная сила, как один буйный живой организм. И все же в этих „краснолицых“ (от пьянства) есть свое очарование, и автор пишет о них с тщательно скрываемой, но любовью. Вообще, собственно отрицательных героев у Бабаяна нет, хотя нашу жизнь он вовсе не идеализирует, а рисует обыкновенно в мрачных красках.»

Борис Соколов.

---

– Предводительствовал князь-папа, пьяный до изумления, – ласково сказал Славик и погладил Лику по зыбкой спине.

– Как не стыдно смеяться… над пьяной женщиной! – плаксиво сказала Лика.

Зоя жизнерадостно рассмеялась.

– Пойдем на улицу, там развеемся, – сказал я.

– Я не дойду, – сказала жалобно Лика и умоляюще посмотрела на Славика. – Славик, я не чувствую ног!

– Не горюй, Личик, – сказал Славик. – В человеке главное – мозг.

– Славик!…

– Ну, пойдем на балкон.

Продвигались мы медленно: навстречу нам – к выходу – проталкивался в узкое русло между стеной и столом плотный людской поток. Впереди мы увидели родителей Тузова и невесты: мать невесты что-то быстро, в радостно-опьянелый захлеб говорила (муж ее стоял чуть позади, глядя куда-то вбок и втянув остролицую голову в плечи, как черепаха), мать Тузова слушала, часто помаргивая и улыбаясь застывшей улыбкой; отец стоял рядом заложив руки за спину, очень прямой, чуть наклонив крупную темноволосую голову и глядя на мать невесты пустыми глазами.

– …первое время пусть поживут у нас, – услышал я взвизгливый голос тещи, – как-нибудь да поместимся. Пусть еще отдохнут, погуляют, во вторник деверь из Красноярска должен приехать…

– Алеше в институт, – тихо сказала мать, глядя на Тузова – который, рядом с невестой и в окружении нескольких ее подруг и свидетеля, стоял – сутуловатый, против света пушистоголовый, по обыкновению с чуть приоткрытым ртом – у балконной двери, – и вдруг глаза ее задрожали. – Он работает в приемной комиссии… Ну, я не знаю…

Отец энергически кашлянул, глядя на… сватью, – видно было, собравшись что-то без обиняков возразить (сразу стал виден начальник отдела Госплана – должность которого была номенклатурно соизмерима с положением профильного министра), – но вдруг, как будто вспомнив о чем-то, видимо растерялся.

– Конечно, конечно, – подхватила с готовностью теща, страшно кося, – через недельку можно и к вам. Алеше в институт, да и Мариночкин ГУМ от вас близко.

Мариночкин ГУМ – прозвучало гордо. Мать Тузова перевела взгляд на невесту – которая, одной рукой с огрызком соленого огурца обхватив молодого мужа за шею, держала в другой бокал, на две трети наполненный водкой, – и лицо ее еще больше поблекло от жалкой какой-то улыбки…

«Сволочь Тузов», – вдруг ясно подумал я.

Мы подошли к балкону. Дверной проем загораживала невеста.

– На балкон?! – радостно-хищно закричала она, полыхая фиксой. – Только через стакан!

Свидетель, сверкая огромными кипенными зубами, взял с подоконника и протянул мне неизвестно чей половинный бокал.

– Да мы уже хороши, Маринка, – сказал я подстраиваясь – по-свойски, запанибрата – и подмигнул (механически, безо всякого чувства) прихваченному стальным зажимом за шею и, казалось, уже полупьяному Тузову. Увидев нас, Тузов заметно обрадовался и даже чуть распрямился.

– Водки много не бывает, – поучая сказал свидетель.

«А и черт с тобой», – подумал я. В те далекие счастливые годы Н*-ское землячество любило и умело не в шутку выпить. Кроме того, еще за столом – когда гости, торопясь, разбирали икру, – я, предчувствуя водочное цунами, затолкал в Славика и себя почти целую полуфунтовую масленку. – А твой? – напористо спросил я свидетеля – и свидетель взял свой бокал. – Костя, – сказал я и протянул ему руку. – Саша, – солидно ответил он. Свидетель был младше нас года на два – видимо, только из армии; в двадцать два года эта разница еще ощутима. Славик тоже взял чей-то бокал. – Только девочек наших не замать, хватит им пить, – вспомнил я областной диалект (впрочем, территориально неизвестно какой: у Верещагина, кажется, есть картина). – А то мы их не дотащим до станции.

– Поможем, – добродушно сказал свидетель.

Мне это не понравилось. Меня бесило даже мысленное и даже шутливое чужое прикосновение к Зое.

– А вы оставайтесь, – сказала невеста. – Кто же это один день свадьбу гуляет? Как-нибудь поместимся… валетиком, – хихикнула она, заговорщицки глядя на девочек.

Лика порозовела. Зоя улыбнулась.

– Да нет, нам надо домой.

Мы чокнулись – невеста, сверкая глазами, толкнула мой бокал с такой силой, что я чуть не облился водкой.

– Я сейчас не хочу, – сказал виновато Тузов и побледнев поставил на подоконник бокал.

– Слабачок, – победительно – но ласково – сказала невеста.

Мы выпили и протолкнулись на крохотный, забранный прутковой решеткой балкончик.

Внизу бурлила многоцветная гостевая толпа. Старухи засели на скамье; краснолицые дружно курили; стайка девиц и парней скупо подергивалась под басовитый речитатив «Бони М»; замначальника цеха, рука об руку с гордой своей женой, стоял в окружении нескольких женщин и что-то вещал, государственно хмуря брови; у соседнего подъезда носатый и Петя, в кольце преданно смотревших им в рот (встречавших машины и недопущенных к столу) алкашей, разливали бутылку; бугристого ловый стоял с буратинистой женщиной с рыжим хвостом (которая отчаянно с ним кокетничала: снимала пылинку с плеча) и внимательно смотрел на панельный бордюр: судя по всему, это был человек обстоятельный…; Пышка с подругой вертелись вблизи краснолицых и неумело курили; Капитолина Сергеевна высилась в одиночестве, голосом и пальцем поминутно подзывая к себе кого-нибудь из гостей и после краткого внушения отпуская; Анатолия ругала жена: он пучеглазо смотрел на нее и пульсируя толстыми губами молчал – видимо, плохо ее понимая… И еще много других, менее значительных обликом и повадкой гостей сидело, стояло и бродило во всех направлениях.

Вдруг – на балкон вышел Тузов… Я с неудовольствием повернулся к нему. Вид Тузова, а особенно его стариков, – было единственным, что точило мне сердце. Самой свадьбой, несмотря на весь свой первоначальный сарказм, я был вполне очарован: кипела живая жизнь, которой так часто не хватает на торжествах образованных классов…

– Ну, как?… – робко, как будто даже заискивающе спросил Тузов, перебегая по нашим лицам глазами.

Во мне опять поднялось раздражение.

– Все хорошо, – мягко сказал Славик. – А ты… вы – приедете на дачу?

– Да… нет, – растерялся Тузов. – Я в приемной комиссии, от деканата послали…

Я смотрел на его бледное лицо, слабые волосы, неустойчивый взгляд, смазанный подбородок… раздражение мое улеглось, но мне захотелось, чтобы Тузов поскорее ушел. Что-либо исправить было уже нельзя. Поздно. Почему-то – глядя на Тузова и его стоявшую к нам спиной, по-рысьи изогнувшуюся в проеме балконной двери жену, в окружении хулиганских (иначе не скажешь) безмысленных лиц подруг и самодовольного, пышущего здоровьем свидетеля, – почему-то я даже подумать не мог о возможности банальнейшего развода… Вдруг – случайно взглянувши вниз – я увидел его родителей. Они медленно, как будто устало протискивались сквозь шумно роящуюся толпу (никто даже не повернул головы; только всё видящие, всё понимающие, всё прошедшие в жизни старухи как одна встрепенулись, коротко шушукнувшись между собой, – и застыли на лавке белоголовыми столбиками, флюгерно глядя им вслед). Родители Тузова вышли из толпы на дорогу; мать остановилась, оглянулась (отец не оглядывался – просто остановился и стоял к нам спиной): лицо ее было старым, помада и пудра стерлись, перед уходом она не подкрасилась, – не найдя никого внизу, взглянула наверх… Я толкнул Тузова локтем.

– Леша, твои родители…

Тузов дрогнул – и бросился к парапету… Мать слабо замахала ему рукой, лицо ее не скрываясь кривилось; отец повернулся – вполоборота – и коротко поднял руку. Тузов мелко и часто помахал им в ответ – сделал движение к двери, натолкнулся глазами на спину жены, остановился… Отец твердо взял мать под локоть и повел ее – повлек за собой – к стоявшим у обочины маренговым «Жигулям». Стоя за открытою дверцей, мать опять помахала рукой; отец, сидевший уже за рулем, что-то сказал ей – повернул энергично голову, – мать приложила пальцы к губам, неловко села в машину, бессильно – не закрыв – лязгнула дверцей (отец перегнулся через нее – хлопнул так, что в домах застонало эхо), и вдруг – как будто боль взорвалась у нее внутри – быстро сгорбилась и закрыла лицо руками. Отец с ревом завел мотор – толпа оглянулась – и сильно дал задний ход…

Тузов повернулся, жуя губами.

– Черт, – нервно сказал он, шаря себя по карманам. – Костя, у тебя нет закурить?

Я дал ему «Яву». На балкон выскочила невеста.

– Чего это твои предки так рано отчалили? Скучно, что ли?

, Она была очень веселая и говорила безо всякой враждебности или насмешки. Наверное, ей было все равно.

– Да нет, – смешался Тузов; я зажег ему спичку, выручая его, – и Тузов спрятал глаза, прикуривая. – Отцу завтра утром на работу…

– Это в субботу-то?

– Ну да, в субботуf – оправдываясь закивал головою Тузов. – У него… важное совещание. Надо приготовить материалы.