Б. Седов - Валет Бубен

• Название: Валет Бубен
• Автор: Б. Седов
• Жанр: Боевик
• Год: 2003
• ISBN: 5-7654-3029-5, 5-94847-476-3

Законный вор не должен иметь ни родных, ни близких. Но сердцу не прикажешь. Когда названному брату Знахаря грозит смертельная опасность, коронованный вор втайне от всех использует деньги из общака, чтобы спасти его. Однако этого мало – в обмен на жизнь и свободу названного брата Знахарь должен отдать свою жизнь…

---

На высоте в три человеческих роста ее крона плотно прилегала к скале, и, подойдя к этому месту, Евстрат замер, зорко оглядываясь. Так он простоял минут десять, затем достал из-за пазухи короткую толстую веревку с двумя петлями на концах, охватил этой веревкой толстый шершавый ствол и, скрестив особым образом ноги в мягких ичигах, уперся ими в дерево и начал быстро подниматься, ловко перебрасывая веревку все выше и выше. Через несколько секунд он скрылся в густых и тяжелых ветвях, и никому бы и в голову не пришло, что здесь только что был человек.

Встав на толстый сук, отходивший от ствола в сторону скалы, Евстрат спрятал веревку за пазуху и, не держась руками, спокойно сделал несколько шагов, отделявших его от узкой вертикальной щели, в которую уходил этот сук.

Оперевшись на скалу, Евстрат повернулся боком и протиснулся в щель. Через несколько метров она делала резкий поворот направо, потом опять налево, и вскоре Евстрат оказался в кромешной тьме открывшегося перед ним глухого пространства. Достав из-за пазухи свечу, он зажег ее, укрепил на каменном выступе, густо покрытом потеками воска и стеарина, и огляделся.

Со времени его прошлого визита в пещеру ничего не изменилось.

Пламя свечи стояло неподвижно, и в его неярком свете можно было различить сводчатыекаменные стены, уходившие в невысокую темноту, грубый деревянный стол, стоявший на удивительно ровном каменном полу, простую домодельную табуретку и сколоченные из толстых досок полки, на которых громоздились старинные книги и рукописи. На полу рядом с полками стояло несколько небольших сундучков, а к стене были прислонены два свернутых знамени и старинная хоругвь, на верхушке которой красовался вставший на дыбы золотой медведь.

В пещере было сухо и тепло, ни в какую непогоду сюда не проникала сырость. Зимой тут было холодно, и только. Поэтому вот уже триста с лишним лет все, что здесь находилось, было в полной сохранности, и только изредка Евстрат, а до него – его предшественники, осторожно стирал пыль с древних книг и наводил порядок, который, кроме него самого, нарушать было некому.

Евстрат достал еще одну свечу, зажег ее и всунул в стоявший на столе позеленевший от времени подсвечник. В пещере стало несколько светлее, и, подойдя к входу, Евстрат завесил ведущую наружу щель плотной домотканой дерюгой. Вернувшись к столу, он присел на скрипнувшую табуретку, положил на стол перед собой морщинистые руки и глубоко задумался.

Его взгляд равнодушно скользил по кожаным и деревянным переплетам лежавших на полках старинных рукописных книг, по обитым почерневшим железом сундучкам, по каменным стенам, которые, слава Богу, всегда оставались сухими, а мысли в этовремя снова и снова возвращались к недавнему разговору со старицей Максимилой.

Несколько дней назад она пришла к нему и, перекрестившись у порога, ступила в избу. Евстрат в это время, ловко орудуя толстой иглой, починял порты. Увидев, чем он занят, Максимила улыбнулась и сказала:

– Бог помощь, братец Евстрат!

Подняв глаза от работы, Евстрат ответил:

– Здравствуй, сестрица Максимила, заходи, гостьей будешь.

Максимила подошла к скамье, стоявшей у стены, и села на нее таким плавным и изящным движением, которому могли бы позавидовать выпускницы хореографического училища. Спина ее при этом осталась совершенно прямой. Евстрат бросил на Максимилу быстрый взгляд, который был знаком ей уже семьдесят с лишком лет, и, затянув узел, перекусил суровую нитку белыми крепкими зубами. Отставив руку с починенными портами далеко в сторону, он критически осмотрел свою работу и, оставшись доволен, встал со скамьи и убрал порты в шкапчик.

-А не желаешь ли чайку, Максимилушка? – спросил он, глядя на нее сверху вниз.

Максимила подняла на него глаза и ответила:

– Желаю, если по-хорошему.

– Вот и хорошо, – согласился Евстрат, – конечно, по-хорошему. Когда же у нас с тобой было по-плохому?

Максимила тонко улыбнулась, зная, что имел в виду Евстрат, и наклонила голову. С тех пор как она отказала ему в ответ на предложение руки и сердца, между ними не прекращалась игра, состоявшая из постоянных полунамеков на неслучившуюся много лет назад любовь.

– Тогда пойдем на улицу, запалим там самовар, а пока он будет нам чай варить, поговорим о том, с чем ты пришла.

Они вышли из избы и направились к вкопанному в землю большому дощатому столу под березой, за которым обычно кто хотел, тот и сидел. Евстрат нес перед собой полный самовар, а Максимила, легко нагибаясь, подбирала с земли мелкие щепочки и сучочки на растопку.

Поставив самовар на стол и водрузив на него мятую жестяную трубу, Евстрат сказал:

– Погоди, сейчас дров принесу. И пошел в избу.

Вернувшись, он принес с собой холщовый мешок с сухими сосновыми шишками и, высыпав малую толику их на стол, занялся растопкой самовара.

Через несколько минут в топке самовара зашумел огонь, и теперь оставалось только подбрасывать в него шишки и ждать, когда он запоет свою любимую песню.

Усевшись на лавку напротив Максимилы, Евстрат посмотрел на нее и сказал:

– Так с чем ты пришла ко мне, сестричка? Ты ведь не просто так пришла, чайку попить, правда?

Максимила взглянула на него, поправила белоснежный платок и ответила:

– Твоя правда, братец, не просто так пришла я к тебе. И говорить я буду о невеселых, но очень важных вещах, о которых я узнала этой ночью. Хоть ты и не одобряешь моего ведовства, но ни разу не было такого, чтобы ты мог меня всерьез упрекнуть за это.

Евстрат кивнул, соглашаясь.

– Тогда слушай меня, и я расскажу тебе о том, что я увидела с Божьей помощью, и от чего нам нужно спасаться, чтобы не погибнуть всем и зазря.

Евстрат пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал, и на его лице отразилась готовность внимательно слушать.

– Прошедшей ночью обратилась я к помощникам моим малым, чтобы они пособили мне увидеть, что с Аленой и Алешей деется, да где они, да как их найти, – начала она.

Помощниками малыми Максимила называла свои амулеты, снадобья и прочие атрибуты гадания и ведовства.

– И опять не смогла я ничего увидеть, только тени смутные плыли, да голоса неясные бормотали на чужом языке. Но потом, уже под утро, вступило в избу сияние и голос чистый и сильный сказал мне, что ждет нас всех гонение и погибель. И что придут эти беды не через врага чужого, не через злодея неизвестного, а через Алешу нашего, через внучка моего возлюбленного. И будет с ним при этом Костя. Тот самый Костя, которого в миру грешном Знахарем зовут и который Настеньку нашу из общины увел. И будут они с Алешей невольными проводниками нашей погибели.

Она глубоко вздохнула, и Евстрат открыл было рот, но Максимила сделала повелительный жест, и он не посмел прервать ее, хотя вопросы и возражения так и вертелись у него на языке.

– Поведал мне все это голос тот ангельский, а потом сказал, что если сможем мы найти их до того, как они свое невольное злодейство совершат, то и мы спасемся сами, и их спасем от Геенны пожирающей. И что нужно делать это скорее, иначе не пройдет и года, как на этом самом месте, где мы с тобой, Евстратушка, чаевничать собрались, одни головешки останутся. А косточки наши зверье по кустам да по буеракам растащит. Вот так, братец. Умолк голос тот нездешний и сияние в избе угасло. Только свечечки мои наговорные коптят, будто и не было ничего.

Максимила умолкла. Евстрат встал и начал неторопливо подбрасывать шишки в самовар.

– И больше ничего не сказал голос тот? – спросил он через некоторое время.

– Больше ничего, как есть – ничего, – ответила Максимила и снова горестно вздохнула.

– Да-а… – протянул Евстрат, – тут нужно думать и крепко думать…

Он неожиданно вспомнил о том, что не одобряет ведовство, и, повернувшись к Максимиле, заговорил сварливо:

-А я тебе сколько раз говорил, что твои гадания до добра не доведут? Говорил? И вот теперь видишь, что получается. Видишь, к чему грех твой привел?

– Очнись, сорока трескучая, – оборвала его Максимила, – сам не понимаешь, что говоришь. Я только рассказала тебе то, что услышала. А уж кто эту беду накликал, то одному только Господу известно. И голос тот про это ничего мне не сказал.

Самовар, наконец, закипел, и оба были рады, что можно отвлечься на время от невеселого разговора и заняться разливанием чая и прочей обыденной суетой, которая позволит собраться с мыслями, а там… А там – видно будет. На душе у Евстрата было тоскливо и мрачно, и, увидев это, Максимила погладила его по загорелой морщинистой руке и сказала: