Карел Чапек - О черни, Путевые заметки

• Название: О черни, Путевые заметки
• Автор: Карел Чапек
• Жанр: Проза

---

Ну вот, я рассказал вам, как все это было, не утаив ничего. Красиво это или жестоко? Не знаю; то, что я видел, было скорее красиво; и когда я сейчас думаю об этом... было бы лучше, если бы этот отважный и гордый бычок издох, оглушенный ударом на бойне? Было бы это человечнее, чем умереть вот так в битве, как подобает бойцу с храбрым и страстным сердцем? Не знаю; но я почувствовал удивительное облегчение, когда несколько минут можно было смотреть на пустую арену, огненно-желтую под синим небом посреди возбужденной, шумящей толпы.

Теперь в этот круг галопом въехал голубой искрящийся португалец, пустив коня карьером, объехал арену, закружился, приветственно помахал шляпкой; конь его был еще грациознее, еще красивее поднимал ножки по правилам высокого искусства верховой езды, Черны'й бык, вырвавшийся из ворот, был зверь упрямый и злокозненный; он сгорбился, выставив рога для удара, но не поддался соблазну броситься в атаку сразу; и лишь когда подрагивающий конек переступал с ноги на ногу в двух шагах от него, вылетел на врага, как камень из пращи. Он был так уверен в исходе дела, что едва не перекувырнулся в том месте арены, где должен был прийтись удар в грудь коня; но как раз в ту секунду, когда всколыхнулась черная масса бычьего тела, конь, повернутый коленями всадника, взвился, как пущенная из лука стрела, помчался во весь опор, в мгновенье ока сделал разворот и, высоко закидывая ножки, словно танцуя гавот, уже опять скакал к храпящему быку. Я в жизни не видел такого наездника, не представлял себе, что можно так слиться с конем, не шелохнуться в седле, когда конь идет рысью и вскачь, поворачивать его в десятую долю секунды, останавливать, швырять во все стороны, переводить с галопа на испанский шаг, на переступь, и уж не знаю, как там все эти балетные коленца называются, и при этом держать поводья в одной руке с такой легкостью, словно это и не поводья, а паутинка, пока в другой стережет свою жертву жало клинка. А теперь представьте себе, что этот кавалерийский танец всадник, разряженный, как игрушечка, исполняет перед рогами рассвирепелого быка - правда, на этот раз концы их обезопасили латунными шариками, - что он убегает, отскакивает и нападает, летит, как стрела, и возвращается, как резиновый мячик, на лету жалит быка пикой, переламывает древко и безоружный, преследуемый храпящим зверем, скачет к барьеру за новой пикой. Три копья всадил он с молниеносной быстротой и, уже не глядя на быка, отгарцевал с арены; ревущее животное предстояло еще ударить мечом, и, наконец, пунтильеро заколол его кинжалом. И это было отвратительно, как бойня.

Третий бык предназначался обоим конкурентам.

Первое копье было за португальцем; пока его конь поигрывал перед неприкрытыми рогами быка, жеребчик андалузца переступал с ноги на ногу, готовый включиться в игру в любую минуту. Но с третьим быком шутить было опасно: воинственный и фантастически быстрый, он с того самого момента, как ворвался на арену в облаках песка и пыли, не переставая нападал. Разбег следовал за разбегом, бык этот был подвижнее коня и прогонял своего всадника по всей арене; потом вдруг бросился на выжидающего андалузца. Андалузец повернул коня и начал удирать, бычок упрямо следовал за ним и уже настигал его. И тут в какой-то момент рехонэадор, спасая жизнь себе и лошади, поднял копье, чтобы остановить быка; но ведь первый удар принадлежал португальцу!

Андалузец опустил копье, уж и не знаю, каким напряжением воли рванул коня в сторону и поскакал прочь под бурю аплодисментов и криков -такие вещи испанцы умеют ценить. Португалец перехватил своего бычка и галопом повел за собой; на скаку всадил в него пику, но бык только тряхнул головой - и копье отлетело далеко в песок. Теперь настает очередь испанца; он перехватывает быка и старается измотать его, заставляя гоняться по всей арене. Дон Жоао тем временем, возвратившись на свежей лошади, присматривается к происходящему. Можно подумать, что у этого бычка своя стратегия: он гонит андалузца к барьеру и метит в его левый бок. Зрители взволнованно поднимаются с мест: еще секунда - и бык настигнет всадника с незащищенной левой стороны; тут прямо наперерез быку кинулся голубой разряженный наездник, конь вздыбился и отскочил, бык дергается головой к новому противнику, тот отступает; но тут уж андалузец поворачивает коня и втыкает пику быку в затылок, как нож в масло. В эту минуту все как один поднялись с мест, люди кричали от восторга; и даже у меня, хоть я и не терплю игру со смертью даже в литературе, потому что смерть - это не забава и не зрелище, даже у меня в эту минуту как-то странно сжалось горло: от пережитого страха, разумеется, но, думаю, что и от восхищения. Впервые в жизни видел я рыцарство, как сказано о нем в книге: с мечом в руке, лицом к лицу со смертью, с готовностью положить жизнь за честь игры. Нет, думайте обо мне, как хотите, но что-то в этом есть; что-то великое и красивое.

Но и третье копье не доконало этого удивительного быка, опять пришлось подскочить человеку с кинжалом... Потом люди разровняли арену граблями, и она лежала чистая и желтая в синем воскресном полудне Севильи.

LIDiA ORDINARIA

[Состязание в обычном стиле (исп.)..]

Второй частью корриды было состязание в обычном стиле, в нем больше драматизма, но смотреть его тяжелее. Я не хочу судить о бое быков по этому состязанию: то был несчастливый день. Первый же бык, получив бандерилью, рассвирепел и упрямо пошел в атаку; но кричавшая толпа не хотела, чтобы он был сначала "измотан" - затрещали фанфары, арена опустела, и сверкающий золотом эспада Пальменьо пошел эстоковать быка. Но бык был еще слишком подвижен, он с первого же разбега боднул Пальменьо в пах, перебросил через себя и ринулся к его распростертому телу.

Перед этим я видел, как разъяренный бык рвал и топтал кем-то брошенный плащ. И в эту минуту у меня, кажется, в самом прямом смысле слова остановилось сердце.

В тот же миг подскочил тореро с плащом и бросился прямо быку на рога, закрыл ему плащом глаза и повел наступающего быка за собой; а два чуло тем временем подняли несчастного Пальменьо, красивого даже в бесчувствии, и быстро унесли с арены. "Pronostico reservado"["Исход не ясен" (исп.).], писали на другой день газеты о его ранении.

И скажу вам, что, если бы я ушел сразу же после этого случая, я бы навсегда унес с собой одно из самых сильных впечатлений моей жизни: безымянный чуло, которого не упомянут газеты, подставил бычьим рогам свой живот, чтобы отвести их от раненого матадора; без колебаний привлек на себя бешено ринувшегося в атаку быка и еле успел увернуться в последнюю секунду; и сейчас же другой тореро приманил быка плащом на себя, чтобы первый мог золотым сверкающим рукавом отереть со лба пот.

Потом оба эти безымянные отошли в сторону, и новый эспада со шпагой .в руке заступил место раненого матадора.

У мадатора sobresaliente[высшей квалификации (исп.)] длинное и грустное лицо; он явно непопулярен, и быка, которого он принимает, зовут "Преступник". С этой минуты коррида превратилась в чудовищную бойню, озверевшая толпа криком и свистом толкала нелюбимого эспаду прямо на рога дикого зверя; и он шел, стиснув зубы, как идут на смерть, и рукою, хотя и нетвердой, эстоковал быка. Бык вышиб у эспады шпагу, и она, раскачиваясь, так и осталась торчать в ране. Новые крики протеста. Тореро бегут, чтобы отвлечь быка плащами. Толпа яростным криком гонит их обратно: подавай им геройскую смерть быка да и только.

И опять бледный матадор со шпагой и мулетой идет убивать по правилам игры; но бык уперся и стоит, задрав голову, шея его утыкана бандерильями и словно прикрыта кровяным плащом. Эспада острием шпаги пробует наклонить ему голову, чтобы можно было проколоть лопатку, но бык стоит и мычит, как корова. Тореро накидывают плащи на торчащие из его шеи бандерильи, чтобы, растревожив боль, вывести его из этой упрямой неподвижности; но бык ревет, мочится от боли и роет песок арены, словно хочет укрыться в земле. Наконец матадор нагибает быку голову и эстокует недвижное животное, но и эта рана не последняя: пунтильеро, как ласка, кидается на бычий загривок и докалывает его кинжалом. Под злобный смех и выкрики двадцати тысяч уходит верзила-матадор, весь так и сверкая золотом, с черным традиционным узелком волос на затылке; глубоко запавшие глаза его устремлены в землю.

Никто не протягивает ему через барьер руку, и этот осужденный толпой человек должен забить еще трех быков.

И опять, как тяжелый сон, закружилась, завертелась коррида во всем ее ужасе и искрящейся красоте. Опять засверкали тореро в золотых пелеринках и куртках, въехали золотые пикадоры верхом на жалких клячах с завязанными глазами, чтобы, стоя на одном месте, поджидать быка; им пока занимаются тореро: взмахивают плащами, подскакивают, увертываются. Он небольшой, но проворный, как бешеная кошка. Тореро стараются заманить его к пикадору, тот поднял пику, а его кляча с завязанными глазами трясется от страха и хочет вздыбиться, только недостает на это сил. И бык поддается на провокацию: он с готовностью кидается на пикадора, наталкивается шеей на древко, едва не выбив пикадора из седла, но тут же встряхивается и опять бросается вперед, поднимает на рога костлявую кобылу вместе со всадником и швыряет о доски барьера.