Уильям Фолкнер - Солдатская награда

• Название: Солдатская награда
• Автор: Уильям Фолкнер
• Издательство: Терра
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2001

Свой первый роман «Солдатская награда» (первоначальное название «Сигнал бедствия») Фолкнер писал в Новом Орлеане в 1925 г.

Сюжет романа связан со стремлением Фолкнера во время первой мировой войны стать военным летчиком. Как известно, он поступил в школу военных летчиков в Канаде, но война закончилась до его выпуска из школы.

Роман вышел в 1926 г. и успеха не имел, хотя и был замечен многими выдающимися писателями Америки. После второй мировой войны роман был переиздан и разошелся большим тиражом.

---

– Да, да, конечно. Это отец Сесили.

– Ну, тогда вы непременно должны его повидать. – Она взяла гостя под руку.

– Нет, нет, мэм. Доктор, вам не кажется, что лучше его не беспокоить? – взмолился он.

– Да, пожалуй, лучше. Значит, вы с миссис Сондерс придете сегодня после обеда?

Но она заупрямилась:

– Нет, доктор. Дональд будет очень рад увидеть отца мисс Сондерс. – Она решительно направила его к дверям, и он вместе со стариком поднялся за ней по лестнице.

На ее стук ответил голос Гиллигена, и она открыла двери.

– Джо, отец Сесили хочет видеть Дональда, – сказала она, посторонившись.

Двери распахнулись, свет хлынул в узкий коридор, потом закрылись, стало темнее, и в полумраке, стеной вставшем перед ней, она снова медленно сошла вниз. Косилка давно смолкла, под деревом виднелся садовник: он лежал, выставив одно колено, погруженный в сон. По улицам медленно проходила обычная вереница негритянских ребятишек: не связанные почасовым расписанием и, как видно, не очень обремененные наукой, они бегали в школу в любое время дня, пока было светло с ведерками из консервных банок, где когда-то держали сало и патоку, а теперь носили школьные завтраки. У некоторых были книги. Завтрак обычно съедался по дороге в школу, где учительствовал полный негр в полотняном галстуке и люстриновом пиджаке, который, взяв любую строку из любой книги, до телефонного справочника включительно, заставлял всех, кто в это время был в классе, хором тянуть за ним слоги и потом отпускал домой.

Облака громоздились все выше, все плотнее, приобретая лиловатый оттенок, отчего озерца неба между ними казались еще голубее. Стало душнее, жарче, церковный шпиль потерял объемность и сейчас казался двухмерным сооружением из металла и картона.

Листья повисли грустно и безжизненно, словно жизнь у них отняли, не дав им развернуться как следует, и остался только призрак молодой листвы. Задержавшись у выхода, гостья слышала, как Эмми гремит посудой в столовой, и наконец услыхала то, чего ждала:

– …ждать вас и миссис Сондерс к вечеру! – говорил ректор, когда они выходили.

– Да, да, – рассеянно отвечал посетитель. Он встретился глазами с миссис Пауэрс.

«До чего похож на свою дочку! – подумала она, и сердце у нее упало. – Неужели я опять сделала промах?» Она бегло взглянула ему в лицо и с облегчением вздохнула.

– Как он выглядит, по-вашему, мистер Сондерс? – спросила она.

– Отлично, особенно после такого долгого пути, просто отлично.

Ректор сразу оживился:

– Я это и сам заметил, еще с утра. Правда, миссис Пауэрс? Правда? – Его глаза умоляли ее, и она ответила: «Да, правда». – Вы бы видели его вчера, тогда вам заметнее была бы эта разительная перемена. А, миссис Пауэрс?

– О да, сэр, конечно. Мы все так говорили утром. Мистер Сондерс, не надевая смятую панаму, стал опускаться в сад.

– Что ж, доктор, это большое счастье, что мальчик уже дома. Мы все так рады, и за вас, и за себя. Может, мы чем-нибудь можем быть вам полезны? – добавил он с добрососедской искренностью.

– Очень вам благодарен, очень. Непременно воспользуюсь. Но Дональд теперь сам справится, особенно если будет почаще принимать нужное лекарство. А в этом мы зависим от вас, сами понимаете, – ответил старик с добродушным намеком.

Мистер Сондерс дополнил намек смехом, который от него ждали.

– О, как только она придет в себя, мы с матерью, наверно, будем зависеть от вас – тогда нам придется просить вас иногда отпускать Сесили к нам.

– Ну, тут нетрудно будет сговориться, особенно – друзьям.

Старик, рассмеялся, и миссис Пауэрс, слыша это, обрадовалась. Но тут же почувствовала сомнение. Они так похожи! Неужели обе эти женщины заставят его передумать? Она сказала:

– Можно я провожу мистера Сондерса до калитки? Вы не возражаете?

– Что вы, мэм! Я буду счастлив! – Ректор стоял в дверях, сияя улыбкой им вослед, когда они спускались вниз. – Жаль, что вы не можете остаться к завтраку.

– В другой раз, доктор, в другой раз. Сегодня меня ждет моя хозяюшка.

– Значит, в другой раз, – согласился ректор.

Мистер Сондерс пристально посмотрел на нее.

– Не нравится мне все это, – отрезал он. – Почему никто не скажет ему правду про сына?

– И мне не нравится, – сказала она. – Но если бы ему даже сказать, разве он поверит? Вам-то не пришлось ничего объяснять?

– О господи, конечно, нет! Стоит только взглянуть на него. Мне даже смотреть было страшно. Но я-то вообще трус, – добавил он невесело, словно оправдываясь. – А что о нем говорит врач?

– Ничего определенного. Очевидно, он позабыл все, что было до ранения… Тот, кто был ранен, исчез, сейчас это другой человек, взрослый ребенок. Самое ужасное – это его апатия, отрешенность от жизни. Ему все равно, где он, что он делает. Должно быть, его просто передавали из рук в руки, как ребенка.

– Нет, я хотел сказать: поправится он или нет?

– Кто знает? – Она пожала плечами. – Физически в нем нет ничего такого, что можно было бы исправить хирургическим путем, если только вы об этом.

Он молча шагал по дорожке.

– Все-таки отцу надо было бы сказать, – проговорил он наконец.

– Знаю, но кто возьмет это на себя? А, кроме того, он все равно скоро сам поймет. Зачем же заранее отнимать у него надежду? Удар все равно не смягчить, ни сейчас, ни потом. Ведь он такой старый, а сейчас он так счастлив. А может быть, Дональд и выздоровеет… Все бывает, – солгала она.

– Да, конечно. Значит, вы считаете, что он может выздороветь?

– Почему бы и нет? Остаться навсегда таким, как сейчас, он не может.

Они дошли до калитки. Чугун решетки был шершав на ощупь и нагрет солнцем, но в небе уже не осталось просветов.

Мистер Сондерс мял шляпу в руках;

– А вдруг… вдруг он не выздоровеет? Она взглянула прямо ему в глаза.

– Вы хотите сказать: умрет? – резко спросила она.

– Ну да. Если хотите.

– Об этом-то я и хочу с вами поговорить. Вопрос в том, как укрепить его дух, дать ему что-то, ради чего, ну, ради чего жить. Кому же лучше сделать это, как не мисс Сондерс?

– Ну, знаете ли, мэм, не слишком ли многого вы требуете? Могу ли я рисковать счастьем своей дочери ради такой смутной надежды?

– Вы меня не поняли. Я не прошу вас настаивать на их обручении. Но почему бы Сесили – мисс Сондерс – не видеться с ним как можно чаще, быть с ним поласковей, если надо, пока он не станет узнавать ее, не сделает над собой усилие? Подумайте, мистер Сондерс. А если бы речь шла о вашем сыне? Разве это была бы слишком большая просьба к вашему другу?

Он снова посмотрел на нее, пристально, с одобрением.

– У вас хорошая голова на плечах, мой юный друг. Значит, мне надо только уговорить ее приходить к нему, видеться с ним. Так, что ли?

– Нет, вам надо сделать больше: вы должны настоять, чтобы она с ним виделась, обращалась с ним, как раньше. – Она схватила его за руку. – Не позволяйте вашей жене отговаривать ее. Ни за что не позволяйте! Помните: он мог бы быть вашим сыном.

– А почему вы думаете, что жена будет возражать? – удивленно спросил он.

Она усмехнулась.

– Не забывайте, что я тоже как-никак женщина, – сказала она. Лицо у нее стало серьезным, непоколебимым. – Вы не должны допустить до этого, слышите?

– Ее глаза настаивали. – Обещаете?

– Да, – согласился он. Он взял протянутую руку, почувствовал простое, крепкое рукопожатие.

– Помните: вы обещали! – сказала она.

Крупные теплые капли дождя уже тяжело срывались с пухлого, скучного неба. Она быстро простилась и побежала по лужайке к дому, спасаясь от нападения серых эскадронов дождя. Длинные ноги несли ее вверх по ступенькам, на веранду, и дождь, как обманутый преследователь, понесся по лужайке, словно отряд кавалерии с серебряными пиками.

5

Мистер Сондерс с беспокойством посмотрел на разверзшееся небо, вышел из калитки и столкнулся с сынишкой, бежавшим из школы.

– Ты видел его шрам, папка? Видел шрам?! – сразу закричал мальчик.

Он посмотрел на это неугомонное существо – свою миниатюрную копию – и вдруг, опустившись на колени, обнял сына, крепко прижав его к себе.

– Значит, видел шрам, – укоризненно сказал Роберт Сондерс-младший, пытаясь высвободиться из рук отца, а струи дождя плясали по ним, прорываясь сквозь ветви деревьев.

6

Глаза у Эмми были плоские и черные, как у игрушечного зверька, волосы неопределенного цвета, выгоревшие на солнце, стояли копной. И в лице Эмми было что-то дикое: сразу было видно, что она перегоняла своих братьев и в беге, и в драке, и в лазанье по деревьям, и легко было себе представить, что она выросла на мусорной куче, как маленькое, но крепкое растение. Не цветок, но и не простой сорняк.

Ее отец, маляр, имел неизбежную для всех маляров склонность к алкогольным напиткам и часто бил свою жену. К счастью, она не пережила рождения четвертого брата Эмми, после чего отец воздержался от пьянства ровно настолько, чтобы покорить и взять за себя худую, сварливую бабу, которая, став орудием возмездия, сама крепко колотила его поленом в минуты просветления.