Иван Беляев - Галобионты

• Название: Галобионты
• Автор: Иван Беляев
• Жанр: Научная Фантастика

---

Степанов внимательно посмотрел на ассистента.

– Не помню, чтобы раньше вы так рвались на поверхность. Возможно, у меня развивается паранойя, но мне это кажется несколько подозрительным.

– Если уж наш разговор вошел в такое деликатное русло, то и я в свою очередь хочу высказать вам свои подозрения относительно некоторых несообразностей вашего поведения в последнее время.

– Вот как?

Степанов скрестил руки на груди и, усевшись на край стола, воззрился на Тихомирова.

– Может быть, вы дадите себе труд объяснить, что вы имеете в виду.

– Я имею в виду ваше необъяснимое поведение во время визита полковника, – Тихомиров все больше распалялся. – Почему вы сказали ему, что пятая серия еще не готова. И что это за бредовые речи по поводу ваших планов на будущее. Вы говорили об этом так, словно уже находитесь на подступах к изготовлению подобных серий, а ведь на самом деле – мне это известно, лучше, нежели кому-либо другому, – вы даже не приступали к предварительному планированию…

– Зря вы так думаете, – перебил его Степанов, – если вы об этом не знаете, это еще не значит, что этого не существует. Не допускаете ли вы мысли, что я попросту не спешу посвящать вас в эту работу.

– Вы полагаете, что я не достоин… – Тихомиров взвился, то краснея, то бледнее от гнева.

– Во-первых, прекратите хрустеть суставами пальцев, – снова прервал его профессор, – вы прекрасно знаете, что эта ваша привычка меня убивает, – ворчливо сказал он, хотя и сам в моменты волнений грешил этой непривлекательной привычкой, – а во-вторых, не нужно передергивать факты. Я не посвящаю вас не потому, что не считаю вас достойным – это полнейшая чушь. На вас лежит ответственность за всю шестую серию. Это очень важно. К тому же, вы наравне со мной контролируете генезис пятой серии, к которой я отношусь с особым вниманием. Вы хотите знать, почему я так себя веду? Что ж, извольте. Я вам отвечу. Мне кажется, что полковник вытянул из меня уже достаточно жил. Я ученый, а не делец! Я мечтаю заниматься своими исследованиями не ради того, чтобы какой-то там амбициозный полковник Безопасности использовал плоды моего адского труда для достижения своих не вполне благих целей. Я желаю экспериментировать. Пробовать делать не то, что мне заказывают, а то, что хочу сам! Неужели вы не понимаете этого, Михаил Анатольевич! Или я хочу слишком многого?

Степанов заходил по кабинету, потом упал в кресло и запрокинув голову, прикрыл ладонью глаза. Вид у него при этом был самый, что ни на есть трагический. Теперь настала очередь ассистента успокаивать своего шефа.

– Простите меня, пожалуйста, простите, Антон Николаевич, я зарвался. Мне очень жаль, что я так вас расстроил.

Степанов глубоко вздохнул и изобразил на своем лице вымученную улыбку.

– Мы просто устали, Миша, – сказал он, – конечно, вам нужен отдых.

– А вам? Вы ведь уже давно отсюда не выбирались. Иногда я просто поражаюсь вашей выносливости.

– Это не выносливость, Михаил Анатольевич, это другое. Я ученый. И этим все сказано.

– И все же, даже гению необходимо хотя бы изредка отрываться от работы и переключаться на другие занятия.

– Возможно, но сейчас я не представляю себя вне этих стен. Слишком для меня важно то, что я делаю.

– Антон Николаевич, а как на счет хорошего обеда? – предложил вдруг Тихомиров. – У меня тут припасена бутылочка „Бурбона“. Может быть, отметим счастливое избавление от нежелательного визитера?

– Сомневаюсь, что это избавление можно назвать счастливым. Мне кажется, что этот визит не последний. Скорее, напротив, это первая ласточка, за ней последуют и другие визиты, уже более проблематичные. Но ваша идея мне нравится. Хороший обед и несколько глотков коньяка нам сейчас не повредит.

Тихомиров тот час же поднялся и вышел из кабинета, оставив Степанова в глубокой задумчивости. Поверил ли ассистент своему шефу? Это осталось загадкой для профессора, однако он и не думал ломать над ней голову. В последнее время вопросы, казавшиеся раньше очень важными, теряли свою актуальность, заслоняясь другими.

Да и Тихомиров изменился. Степанов все чаще подмечал, что Михаил Анатольевич проявляет меньше энтузиазма, чем в первые годы. Когда-то ассистент был фанатично предан науке в лице своего шефа. Добровольно отказавшись от земных радостей, он согласился на заточение в этих стенах. Это был невзрачный человек невысокого роста, сутулый с подпрыгивающей походкой. Тихомиров никогда не имел успеха у женщин, и по всей видимости, не стремился к этому. Степанов часто сравнивал Тихомирова с гетевским доктором Вагнером, себя он, разумеется, отождествлял с Фаустом. У него были для этого основания. Если бы он мог явить миру свои открытия, то его объявили бы революционером в области генетики. Открытия Степанова произвели бы настоящую революцию в человеческом сознании. Но этого не случилось. Амбиции уже давно перегорели. Произошло то, что принято называть сублимацией энергии. Он направил все свои моральные, физические и интеллектуальные способности по другому направлению: пусть мир так и не узнает о нем, человечество не стоит того, чтобы раскрывать перед ним такие важные секреты. Чем дальше продвигался Степанов в своих научных достижениях, тем тверже убеждался в правильности этой аксиомы. И вот, наконец, пришло время, когда такое отношение к человечеству вообще простерлось и до самого Дзержинца. Если бы кто-то сказал Степанову, что рано или поздно наступит такой момент, он бы ни за что не поверил, сочтя этого человека сумасшедшим. А вот надо же, настал! Некогда Дзержинец настолько довлел над Степановым, что у него не было ни малейшей надежды на изменение своего рабского положения. Дзержинец был для него господом богом, он направлял Степанова, указывал ему, что, когда и для какой надобности следует делать. Да что там поступки! Профессор не мог мыслить иначе, чем категориями Дзержинца. Он перестал воспринимать свою деятельность в качестве научной, рассматривая ее исключительно в политическом ракурсе. Но наконец-то пришло озарение. Степанов словно бы возродился из пепла, подобно той мифической птице, именем которой он назвал пятую серию. Он сам не мог бы сказать, когда именно это произошло. Может быть, в ту минуту, когда ему в голову впервые пришла мысль о женщине?

Степанов почувствовал, как подпрыгнуло и забилось быстрее его сердце. Как он ждет того заветного часа, когда генезис завершится и он сможет увидеть свое творение! Степанов не сомневался, что это будет кульминация всей его научной деятельности. Не для того ли он, отказавшись от всех жизненных благ, пошел в добровольное рабство к человеку, которого ненавидел до глубины души. Ненавидел раньше. А теперь он его презирал. Однако все еще опасался и смаковал затаенные мысли о мести. Когда-нибудь наступит его черед. В это Степанов верил твердо. Иначе он уже давно наложил бы на себя руки.

Возможно, ассистент что-то почувствовал. Несмотря на его склонность к экзальтации, Тихомирова никак нельзя было назвать легкомысленным и поверхностным человеком. В его преданности Степанов не сомневался ни капли. Уже долгие годы Тихомиров исполнял при своем шефе обязанности камердинера, порой он попросту няньчился с ним, как с капризным ребенком, проявляя чудеса долготерпения. Единственное, что могло поколебать такую преданность – это ревность. Видимо, Тихомиров почувствовал: профессор что-то от него скрывает и вынашивает свои секретные замыслы. Умом Степанов понимала, что ему стоило бы быть осмотрительнее и пытаться хотя бы сделать вид, что ассистент по-прежнему пользуется его безоговорочным доверием. Но профессор уже устал притворяться. За последние годы ему слишком часто приходилось это делать. На ассистента моральных сил не хватало.

И вот теперь этот отпуск! Степанов досадливо поморщилося, вспомнив о нем. Не то, чтобы он был против отлучки Тихомирова. Напротив, это было бы ему только на руку. Тревожило другое: слишком настойчиво ассистент стремился попасть наверх в самые кратчайшие сроки. И это чуть ли не накануне адвентации. Очень странно. Совершенно не похоже не Тихомирова, не пропустившего ни одной процедуры завершения генезиса. А тут, в преддверии такого важного события, он вдруг намеревается куда-то ехать. Версия о заслуженном отдыхе казалась Степанову малоправдоподобной. Это было слишком не похоже на Тихомирова. Здесь присутствовало нечто иное. Но Степанов не мог докопаться до истинных причин столь необычного поведения своего ассистента. Впрочем, он не слишком зацикливался на этой проблеме. Его волновало другое. То, что его предположениям, должно было произойти не позднее следующего дня.

За обедом, над которым Тихомиров постарался на славу, они обсуждали подготовку к предстоящей адвентации. Стихийно возникший конфликт окончился полным примирением. Степанов знал, как нужно урезонивать своего ассистента. Несколько теплых, дружелюбных слов, трагическая мина и жалобы на усталость были замечательным средством для установления спокойной атмосферы. Тихомиров снова стал прежним – преданным и заботливым помощником, пекущемся о благе своего дорогого шефа. Только вот надолго ли?