Анни Эрно - Внешняя жизнь

• Название: Внешняя жизнь
• Автор: Анни Эрно
• Жанр: Современная проза

«Если хотите больше узнать о себе, читайте книги Анни Эрно…»

«Ле Монд»

---

Анни Эрно Внешняя жизнь

1993 год

3 апреля.

В пригородном метро в Сержи-Префектюр садятся три девушки и парень с разорванными на коленях джинсами и кулоном на шее, подвешенном на цепочке.

Одна девушка другой: «От тебя хорошо пахнет» — «Это Миниду». Парень: «Рено играет в Жерминале». Девушка: «Так себе фильм». Парень оправдывается: «Обожаю Рено и Золя…» Они направляются в Виржен.

Это субботнее метро, везущее в Париж молодежь и семейные пары с детьми.

Атмосфера замыслов и желаний читается на лицах, в телах, оживляющихся, чтобы усесться и подняться. Люди выходят на Этуаль, в Аль, где их уже встречают звуки музыки.

Возвращение из Парижа, вечер. Пара с двумя детьми. Маленький мальчик, едва коснувшись сиденья, тот час же уснул, сжав губы; черты его лица напоминают старческие. Девочка, лет пяти-шести, белокурая, в очках, все время вертится. На ней черные блестящие колготки от Шанталь Томасс, немного вызывающие. Отец смотрит на ноги дочери и повторяет: «Подтяни юбку, она задралась слишком высоко». Мать, одетая безо всякого изящества, делает вид, что не слышит.

8 апреля.

Собрание домовладельцев. Говорят о лестничных клетках, подвалах и т. д… каждый затронутый вопрос — возможность продемонстрировать свои знания: «Нужно поставить счетчики в таком-то месте»; поведать забавную историю: «В доме, где я жил прежде», рассказать байку: «В тот день, жилец с шестого этажа…»

Эти разговоры — необходимое средство к существованию.

С тех пор, как в Сержи открылись университеты, по вечерам можно видеть студентов, делающих покупки в Ошане. Их можно узнать у касс по некоторой ироничной дистанции между их группами, не испытывающих необходимости здороваться друг с другом и преобразованных в людей, привыкших видеться весь день на занятиях или в университетской столовой. Это «определенно обозначенные» сообщества (с одним и тем же местом проживания, общими интересами; одинаковым графиком занятий), влиятельные и недолговременные.

13 апреля.

В пригородном метро в направлении Сержи, женщина — азиатка занимается вязанием, расположив на коленях схему узора. Это кажется достаточно сложным: три шерстяных клубка различных цветов, которыми она последовательно вяжет. Я читаю «Ле Монд», про то, что происходит в Боснии. Глазами этой войны, мои действия настолько же бесполезны, как и ее. Восемнадцать лет назад я должна была читать таким же образом статью про политических беженцев, убегающих из своей страны; среди которых, возможно, была и эта женщина. Перед станцией Конфлан она вытаскивает ключницу, выполняющую функцию ножниц, режет нитки, кладет клубки и схему узора в сумочку, поднимается, чтобы выйти.

17 апреля.

Рейс Марсель — Париж. Возле иллюминатора — женщина в брючном костюме сиреневого цвета, в светло — сиреневой рубашке, с черно — золотистой сумочкой под цвет обуви. Она не читает. Она начинает тщательным образом подпиливать ногти. Чуть позже смотрит в зеркальце. Несколько раз открывает и закрывает сумочку, что-то в ней ищет, хотя, может быть и нет.

Когда проходит стюардесса, толкая перед собой тележку с прохладительными напитками, она просит шампанского, оплачивает его и медленно пьет, смотря прямо перед собой. Эта женщина, которая несомненно найдет своего мужчину, платит за шампанское, чтобы сделать ожидание этого счастья более совершенным. Она празднует ожидание самой себя.

Перед посадкой она вновь смотрится в зеркальце и поправляет макияж.

Вечер. На станции Аль один негр играет на литаврах. Другой стучит по барабану, третий поет. Какой-то пьяный танцует возле них с куклой, просунутой под ремень брюк. Вокруг толпа пассажиров. Я вспоминаю, что в шестнадцать лет мечтала уехать жить в Гарлем, потому что меня привлекал джаз.

11 мая.

У станции Бон Нувэль меня окликает толстый тип, лет тридцати. Я спрашиваю, что он хочет. Он показывает мне пластиковый стаканчик: «На еду».

Смеясь, я замечаю, что внешне он вполне здоров. Он вынимает из кармана листовку лечебного центра для похудения: он должен был бы туда пойти, но он не состоит в центре социальной защиты. Он рассказывает мне о своей ситуации, я объясняю ему, что сложно отвечать на все прошения. Он держит в руке газету рекламных объявлений и маленькую табличку. Мужчина тщательно развертывает газету на ступеньке у входа метро, садится, поставив стаканчик и картонную табличку перед собой. Он говорит: «Клянусь вам, что я не пью», и приближаясь ко мне: «Впрочем, если бы я пил, вы почувствовали бы запах вина, алкоголя».

И еще: «Нас больше нигде не уважают».

18 мая.

В отделе колготок от Ив Сэн Лоран магазина Прэнтан Осман отсутствует продавщица. В другом конце отдела какая-то женщина перебирает упаковки с чулками. Быстрым движением руки она засовывает одну упаковку в свою сумочку и направляется к парфюмерному отделу. Внезапно я понимаю, что она только что украла колготки. Так как я не наблюдала за ней специально, необычайность прослеживалась в ожидании последовательности ее действий (засунуть товар в сумочку, вместо того, чтобы держать его в руке, направляясь к кассе) должна была встревожить меня на подсознательном уровне.

Я воображаю себе опьяняющий триумф этой женщины.

20мая.

На витрине магазина обуви «Жан-Клод Мондерер» в Труа Фонтэн железные решетки и табличка с надписью: «Распродажа в связи с ликвидацией магазина».

Когда я прибыла в этот город, он назывался «Эспас 2М». Я постаралась вспомнить все пары обуви, которые я здесь прикупила.

Каждое исчезновение магазина в торговом центре означает смерть частички самой себя, ее самой лучшей части.

21 мая.

Женщина без следов косметики на лице сидит напротив своего сына, лет десяти-двенадцати, в пригородном метро на Денвер». Она читает какой-то женский журнал. Ребенок дрыгает ногами, прячет голову за свой портфель признак того, что мальчик не знает, что ему делать со своим телом. Он разговаривает с матерью, задает ей вопросы. Она не отвечает. Статья, которую она читает, называется «Возраст — больше не помеха любви».

22мая.

В кафе «Вайнштуб» в районе Страсбурга. Семейная пара лет пятидесяти..

Они достают путеводитель «Голдмиллоу» и заказывают указанный в нем «пресскопф». В ожидании блюда они говорят, что прибыли из окрестностей Парижа, что они следуют маршруту «дороги вин», пользуясь выходными днями в честь праздника Вознесения Господня. Они улыбаются. Когда им принесли заказ, они начали говорить только по поводу их блюда. Возможно, таким образом, они следуют составленному ими плану, имея в качестве гида днем и вечером Голдмиллоу, заменивший им пособие по технике физической близости, если только они когда-либо его читали.

28 мая.

Переключая каналы, как обычно, перед тем как включить телевизор, я увидела появившееся на экране красивое лицо очень молоденькой девушки. Она рассказывала: «Мой отец изнасиловал меня, когда мне было двенадцать лет». Я не могла оторвать взгляд от этого лица. Она рассказывала свою историю с удивительным спокойствием: мать засыпала каждый вечер, приняв снотворное, отец пробирался в детскую комнату. Она отвечала на деликатные вопросы ведущего — зрелого седовласого мужчины с внешностью доброго папаши в роли доверенного лица. Затем появляется мать, измученная горем, вся в слезах; потом бабушка, полная женщина, защищающая своего сына — насильника, находящегося в настоящее время в тюрьме и «плачущего, как дитя».

Следующим действием нам оказывают лицо, при виде которого, присутствующие на площадке зрители обвиняют девушку в соучастии и даже в соблазнении своего отца. Та, своим высоким лбом напоминает античную героиню перед разгневанной толпой.

Третье действие. В студии появляются психологи и адвокат, объясняют и разрешают создавшуюся ситуацию: 1) отец изнасиловал свою дочь, так как сам подвергся в детстве насилию со стороны одного из своих родственников, 2) девушка в создавшейся ситуации не могла ничего сделать, чтобы противостоять насилию, 3) жители деревни, откуда девушка родом, совершили ошибку, считая ее, несовершеннолетнего ребенка, ответственной за этот инцест.

Мать плачет, бабушка тоже. Представление закончено. Но страсти не утихли. Актеры, которых заставили играть их роли, отворачиваются друг от друга с терпимостью и гневом, вызванными их спектаклем.

Возникает странное чувство, что эта «реальность» из-за ее постановки не была настоящей, иначе говоря, не удалось достигнуть искренности людей и подлинности истории. Единственное захватывающее и убедительное во всем этом — гипнотическое влечение, вызванное инцестом среди всех участников и желание приговорить к смерти жертву, красивую девушку.

Позже я подумала, что таких шоу будет все больше и больше, вымысел исчезнет; потом люди не выдержат такой реальности, сыгранной по всем правилам спектакля и вымысел снова вернется.