Валерий Барабашов - А смерть подождет

• Название: А смерть подождет
• Автор: Валерий Барабашов
• Издательство: ОАО ИПФ «Воронеж»
• Жанр: О войне
• Год: 2006
• ISBN: 5-89981-423-3

1995 год. Первая чеченская война. В Гудермес, в составе опергруппы, направляется младший лейтенант милиции кинолог Олег Александров. Его боевой друг, лабрадор по кличке Линда, активно помогает оперативникам в поиске оружия, взрывчатки, а также боевиков полевого командира Рамзана Гадуева. В отместку боевики устраивают засаду на автомобиль, в котором опергруппа едет на задание… Тяжело раненый офицер, ставший инвалидом, не сдаётся судьбе, не оставляет любимого дела, добивается того, чтобы остаться на службе в органах внутренних дел.

---

— Собрался, — односложно отвечал Олег, с удивлением отметив себе, что коллегам по службе тоже не нравится этот его жест с медалями. А почему бы не порадоваться вместе за успехи Линды? Да, собаки разные, одна лучше работает, другая похуже. И чемпионов среди них единицы, так же, как и у людей, тех же спортсменов. Но тут, ведь, многое от людей зависит, от тренеров и инструкторов, от их умения и желания добиться более высокого результата вместе со своим воспитанником. В принципе, и Линду можно было обучить элементарным вещам, и она бы работала, приносила пользу, оправдывала своё содержание. Но если чувствуешь, что собака может больше, если и самому наставнику хочется достичь большего, иной высоты, если в душе азарт и дерзкая мысль стать чемпионом!? Что в этом плохого? Зачем жить, прячась за других, стремясь не выделяться, быть «как все» — серым и незаметным — чтобы когда-нибудь эти серые сказали одобрительное о тебе: скромный, молодец. Вперёд не лезет, сзади не отстаёт… А если в душе огонь, если можешь лучше и результативнее других?!

Работа с собаками, вообще, с животными, — терпеливый специфический труд. Линду Олег начал дрессировать трехмесячным щенком. Ещё доживал в квартире Александровых Дик, колли, может быть, он уже и тяготил хозяев своей собачьей старостью, требовал теперь ухода и забот наравне со щенком…

Нина Алексеевна нервничала, выговорила как-то Олегу — ну, сколько можно?! Собаки в городской квартире, беспомощная старая и щенок-несмышлёныш, испачканный ковер на полу, погрызенный веник, запах и шерсть…

Потом мама успокоилась и даже просила у Олега прощения, увидев на его глазах слёзы. Поняла, что это не просто прихоть, что это профессия, выбранная раз и навсегда, что любовь сына к братьям нашим меньшим глубока и искренна, что он никогда не изменит ни Дику, ни Линде, и, наверно, это у них взаимно. Собаки тоже ведь хорошо чувствуют людей, знают, кто их настоящий друг, а кто враг, и ведут себя соответственно.

Ладно, пусть. Родители обязаны быть снисходительными по отношению к детям и их увлечениям.

* * *

Спущенные с поводков собаки носились по прогулочному двору, радуясь свободе, солнечному дню, тому, что могут общаться, бегать друг за другом и играть. Над питомником стоял жизнерадостный громкий лай.

Марина, наблюдая за собаками, спросила Олега:

— Как самочувствие? Не устаёшь?

Он поморщился.

— Марина, ну что вы все заладили: как себя чувствуешь? Как настроение?… Хорошо я себя чувствую, даже отлично! Не инвалид я и всё тут! Служу как все, ты же видишь. Шагаю с Линдой по подвалам, по лестничным маршам… Можно нас в чем-то упрекнуть?

Проскурина заметно смутилась.

— Успокойся, пожалуйста, Олег. Я не собиралась тебя в чем-то упрекать или обижать. Просто посочувствовала. Ты, конечно, молодец, мы все это понимаем… Но я невольно вспоминаю, думаю, когда тебя вижу…

— А ты не вспоминай и не думай! Если бы я хотел быть инвалидом, я бы им был. Пошел бы на пенсию, сидел дома. Или в тёплом кабинете. Мне предлагали, я отказался. Потому что — вот мой кабинет, тут моя работа.

Марина пережидала его тираду. А Олег взял себя в руки, говорил спокойнее:

— Я знаю, кое-кто не хочет, чтобы я тут работал. И прямо в глаза мне говорили, и за спиной, видно, кости моют.

— Я к ним не отношусь, Олег. Ты — сильный человек, тобой можно гордиться.

В глазах его жила боль.

— «Можно»… «гордиться»… А что же ты…

Не договорил, отвернулся. Знал, что не имеет права упрекать Марину ни в чём, сердцу, в самом деле, не прикажешь, заставить себя любить невозможно. Знал и то, что чувству своему не изменит, просто не в силах этого сделать, что всегда будет любить эту кареглазую красивую женщину. И слабым для него утешением станет лишь то, что он сможет видеть её практически каждый день, но в служебной, деловой обстановке…

Сознавать всё это, испытывать день за днем муки любви оказалось невероятно трудно.

* * *

Старший лейтенант Рискин намёк начальника Центра, Шайкина, стал воплощать при первом же удобном случае. Александров, как студент-заочник, уехал на сессию в Волгоград, и Линда снова оказалась под присмотром его, Рискина.

«Слишком он тебя вознёс, слишком, — думал старлей, наблюдая за Линдой. — Да и себя тоже прославляет. В газетах о нём пишут, по телевидению показывают. А чего уж такого особенного вы с ним сделали?»

Рискин имел в виду увиденный на прошлой неделе телефильм «Собаки на службе в милиции». Речь там, правда, шла и о военных псах — как они в годы Великой Отечественной раненых с поля боя вытаскивали, как танки подрывали, с донесениями на передовую бегали. Потом об Александрове речь зашла и его Линде. И в Чечне они геройски воевали, и взрывчатку в Придонске находили, и этим людей спасали.

Журналистам приврать — раз плюнуть. Надо им героя своего приподнять и разукрасить, чтобы другие на него равнялись. Конечно, так и надо, но с Александровым они явно перестарались. Линду он, безусловно натаскал будь здоров, она взрывчатку эту из-под земли добудет, и оружие быстро учует. Но его Альфонс тоже способный парень, придёт время, и они покажут ещё, на что он годен! Альфонс по общерозыскному профилю работает, ещё два-три года назад о террористах и самодельных бомбах не слышали, нужды в собаках такой специальности, как «взрывчатые вещества», не было, потом уже стали их готовить, спешно, в Ростовской школе служебно-розыскного собаководства МВД, где Олег и учился.

И Чечня эта, командировка… Война, несчастный случай. Подбили «Урал», ребят покалечили, трое погибли. Какое тут геройство?! Герой — это что-то выдающееся, супер. Александр Матросов — вот герой: лёг на немецкую амбразуру с пулемётом. Тот же Маресьев, да, тут спорить не о чем. Или в наше время, в Москве, в Норд-Осте, доктор Рошаль к чеченам в захваченный ими концертный зал пошёл… мало ли настоящих героев — те же космонавты или лётчики-испытатели, разведчики…

А Александров — что: обычный мент-кинолог, каких только в их Центре около двадцати. Настырный, верно, этого у него не отнимешь. И сам учится, и Линду беспрерывно натаскивает. И опять на соревнования нацелился. Мало ему медалей на шее Линды! Чемпионом хочет её сделать, не иначе.

А могли бы и другие кинологи поехать. Чем его Альфонс хуже Линды?! Малость поработать с ним, позаниматься…

Вольно так и довольно вяло размышляя об этом, Рискин с сочувствием и пониманием наблюдал за своим явно сексуально озабоченным псом. Альфонс в последние эти дни и ел через силу, и команды выполнял кое-как, нечисто, и своего наставника слушал вполуха — всё по сторонам башкой вертит. Или убежит в дальний угол прогулочного двора, гоняется за кем-нибудь из сук, на садку прилаживается то к одной, то к другой. И выразительно эдак на него, Рискина, поглядывает. Мол, поспособствовал бы, хозяин. Видишь, маюсь. Сам-то — женатый, проблем с этим делом не имеешь. А нам, кобелям, каково? То — нельзя, это — не положено. А с природой что делать? Куда силушку девать?

Рискин пытался отвлекать Альфонса, отзывал его в сторону от сук, на дрессировочную площадку уводил — пусть работает, через барьер прыгает, по буму бегает, глядишь, и поостынет. Альфонс команды исполнял, да, но, что называется, из-под палки, без особой охоты. Бежит по буму, а голова его туда, на прогулочный двор, повёрнута, где противоположный пол резвится, где Линда со щенком Марины Проскуриной играет. Правда, щенку этому уже восемь месяцев, парень растёт быстро, сам уже прилаживается на садку, но пока что в игре, не мучается, как Альфонс.

Поговорить, что ли, с Мариной?

Нет, нельзя. Она — баба строгая и принципиальная. И с Олегом они всё равно дружат, Проскурина его уважает и ценит как кинолога, хотя в замужестве отказала, все это теперь знают. А на него, Рискина, Марина просто бочку покатит, если узнает, что он задумал.

Да, говорить с Проскуриной не надо. Боком всё это может для него, Рискина, выйти. Лучше потолковать с Кровопусковым, ветеринаром. Тот парень свой, выпивали вместе не раз. Он знает, что с озабоченным Альфонсом делать — сыпанёт ему в чашку нужного порошка, приглушит гормон. Но ему, Рискину, это сейчас не нужно, наоборот. Зачем природу в Альфонсе глушить? И так жизнь у него собачья — на холоде да в загородке проходит. И ещё единственной радости его лишать, беречь от вязки. То хоть разрядится, всё полегче им обоим будет, и псу, и его инструктору, ничего уже занятиям не будет мешать. А главное…

Тут Рискин притормозил в своих мечтаниях. Ещё боролись в нем подленькое и порядочное. Одно вопило: делай что задумал! Пусть Альфонс покроет чёрную эту Линду, она выйдет из строя, ощенится, и Александров никуда с ней поехать не сможет. А другое остужало, навязывало здравую, совестливую мысль: не делай этого, Рискин, не, надо! Не рой яму другому, сам в неё попадёшь. Олег, если узнает…

А как он узнает? Сорок почти псов на питомнике, большинство из них кобели, все бегают по прогулочному двору и на дрессировочной площадке, уследи за ними. Десяти-пятнадцати минут хватит. Это и при самом Александрове может случиться, и вообще, с любой сукой. Отвернулся инструктор, зевнул, позвонить пошел или даже в туалете замечтался, а Альфонс, или Рокки, или Джой… тут как тут! Глядь — а Линда уже с кем-нибудь из них в замкé стоит, хвост к хвосту.