Елена Арсеньева - Несбывшаяся весна

• Название: Несбывшаяся весна
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Исторические любовные романы

Сорок первый год. К порогу каждого дома пришла беда – война… Оля Аксакова, как и ее мама когда-то, работает в госпитале простой санитаркой – получить образование не удалось, ведь она дочь и племянница врагов народа. И именно в это страшное время к девушке пришла любовь – горькая, трагичная, но светлая. Но кого она полюбила – убийцу Шурки Русанова, майора НКВД Егора Полякова! Да, того самого Полякова, который, помня давние обиды и мстя за смерть своего отца, не пощадил Олиного дядю, но помог Александре, ее матери, остаться в живых. Одобрит ли Александра выбор дочери – да и жива ли она, сосланная в далекий сибирский лагерь?..

---

– Давай-давай, молоти языком, Нинка, – проворчала другая женщина, плотная, крепко сбитая, с узкоглазым лицом, напомнившим Полякову лицо Тарасова. Видимо, в ней тоже была чувашская кровь. – Он тебе проведет такую политинформацию, что на всю жизнь запомнишь. Мало, что твой муж где-то в тундре корешки ковыряет, так еще и ты к нему присоседишься. Нашла себе лектора, ити его мать!

Поляков глянул на женщину повнимательней.

Ого, что-то новенькое… До войны невозможно было вообразить, чтобы с майором НКВД кто-то осмелился заговорить в таком тоне, да еще и с матерком. Лебезили, заискивали, в лучшем случае – молчали. Ну ладно, с Нинкой все понятно, обыкновенная потаскушка, таких любой мужчина с полувзгляда насквозь видит. Ей все равно, кто перед ней, в каком чине и звании, лишь бы штаны носил. А вот другая… Во взгляде ее узких глаз откровенное презрение. Может быть, и правда начал пробуждаться тот самый народный дух, о котором говорил дядя Гриша?

Жаль, что нельзя поговорить с ней. И времени нет. Да и разве разговорится она? Вернее всего, замкнется, замолчит. Поляков отлично знал, что люди с ним и ему подобными становятся словоохотливы только после серии допросов с применением силы.

Ну что ж, служба есть служба!

Нинка, видимо, послушалась подруги: помалкивала и копала землю с таким усердием, что только лопата мелькала, даже забыла галоши очищать. Суровая чувашка тоже гнулась над лопатой, не поднимая глаз. Поляков постоял-постоял рядом еще минуту да и пошел, не говоря ни слова, к той цепи укреплений, которые возводили мобилизованные с Автозавода.

Они орудовали не лопатами и даже не ломами, а кувалдами – вбивали в почву клинья, с помощью которых выворачивали изрядные пласты крепко перевитой корнями земли.

«Здорово приспособились, – одобрительно подумал Поляков. – Вот это рвы так рвы будут, я понимаю. Почему другие так же не действуют, интересно? Получается, здесь нет главного инженера? То есть, как обычно, с печки упали – и роют кто во что горазд?»

Он оглядел группу землекопов. Того, кого он искал, среди них не было.

– Товарищи! – окликнул Поляков, подойдя поближе. – Вы с Автозавода?

Они смотрели угрюмо, исподлобья, в точности как та женщина, подруга Нинки. Молчали. Никто не прервал работы.

– С Автозавода, спрашиваю? – чуть повысил голос Поляков.

– Ну… – не переставая орудовать ломом, откликнулся один из рабочих. С виду простоватый, широколицый русак, но глаза у него оказались такие же, как у прочих: узкие, словно лезвия, и взгляд такой же режущий, ненавидящий. Рот стиснут в нитку.

– Я ищу Москвина, Григория Москвина. Знаете такого? – сказал Поляков.

Согнутые спины распрямились, словно по команде. Обменявшись быстрыми взглядами, как будто мгновенно сообщив что-то друг другу, рабочие снова уставились в землю.

– Так знаете или нет?

– Ну, знаем… – отозвался тот же.

– Где он?

На некоторое время воцарилось молчание.

«Что за черт? – подумал Поляков. – Что тут у них случилось?»

И сердце сжалось, потому что ощутило близкую беду.

– Где он, я спрашиваю?!

– Да в селе. Как кинул его уполномоченный подыхать в сарае, так и лежит там небось, – наконец проговорил тот же рабочий.

– Что-о?! – выдохнул Поляков.

– А то ты не знаешь, майор? – зло хмыкнул рабочий. – Не знаешь? Небось наши псы уже позвонили в город, в управление. То-то ты прилетел как на крыльях. А ваньку зачем ломаешь? Мало вам человека загубить, надо еще и комедию сыграть!

– Тихо, Тимоша, тихо, – пробормотал сквозь зубы другой рабочий, низкорослый, приземистый, и даже потянул первого за ватник, но тому, чувствуется, уже вожжа попала под хвост.

– А что тихо? – вырвался он. – Что тихо?! Пристрелили человека ни за что ни про что только потому, что он за женщину вступился, а теперь молчи? Ладно, вчера мы все промолчали, сжевали совесть вместе с языками. Но сегодня – не буду! Пусть лучше он пистолет достанет да застрелит, пока нас всех здесь танками не подавили! Думаете, мы ничего не знаем и не понимаем?

У Полякова кровь колотилась в висках. В горле стало сухо. Что произошло? Дядя Гриша поссорился с местным особистом, с комиссаром (пусть не было в достатке лопат и ломов, но комиссар при каждом отряде землекопов имелся непременно: для этого был откомандирован младший командный состав НКВД)? Вступился за какую-то женщину? И что? Комиссар выстрелил в него? Да почему? По какому праву?!

Поляков распахнул шинель, рванул крючки гимнастерки на горле – нечем стало дышать. Ужас, охвативший его при мысли, что с Охтиным могло что-то случиться, был сродни с тем смертным холодом, который охватил его тело и душу, когда он узнал о гибели сестры. Вслед за ней – не пережила! – умерла и няня. Дядя Гриша – последний, единственный родной человек, оставшийся у Егора Полякова, последний, единственный, который знал его настоящее имя – Георгий Смольников. Как жить дальше, если нет никого в мире, кто знал бы твое настоящее имя?!

Он отвернулся от землекопов и широким шагом пошел, почти побежал по склону, который полого поднимался к деревне, стоявшей в полугоре. Оттуда навстречу ему катила знакомая «эмка».

Тарасов затормозил рядом, выскочил:

– Товарищ майор, вот, нашел комиссара. А начальник объекта поехал в район за лопатами, лопат у них тут…

И осекся, увидев лицо своего начальника.

Перехватив ошарашенный взгляд Тарасова, Поляков мигом стиснул в кулак и душу, и сердце, и боль свою. Сам ощутил, как скользнула на место привычная маска – теперь он стал олицетворением ледяного спокойствия и невозмутимости.

Дверца распахнулась. Из «эмки» выбрался худенький (шинель болталась на нем, как будто была надета на перевернутую швабру) веснушчатый юнец с тремя квадратами на петлицах – младший лейтенант госбезопасности.

– Товарищ майор! – задорно выкрикнул он, изрядно гнусавя – то ли от волнения, то ли от насморка. Нос у него был красный и глаза воспалены. – Докладывает младший лейтенант Дудак.

– Я и сам вижу, что вы младший лейтенант, – перебил Поляков. – И все остальное про вас мне тоже ясно.

Тарасов тихо хрюкнул, но тотчас спохватился и дипломатично полез обратно в «эмку».

– Что вы тут устроили с этим Москвиным? – тихо проговорил Поляков. – Ну! Говорите!

Младший лейтенант Дудак открыл и закрыл рот. Глаза у него стали изумленные: ну да, не ожидал, что приезжий майор окажется уже в курсе дела.

– Докладывайте быстро! – приказал Поляков. – Нет, погодите!

Что бы там ни произошло, нельзя, чтобы слышал Тарасов.

Он схватил Дудака за рукав и потащил в сторону от машины. Остановился, повернул его к себе:

– Слушаю. Скорей говорите. Москвин жив?

Снова сердца сжалось до какой-то почти нереальной боли. Что он здесь делает? Нужно скорей мчаться в село, искать дядю Гришу, а он тратит время…

И в то же время словно бы чья-то прохладная ладонь успокаивающе коснулась лба, и Поляков понял: дядя Гриша его дождется. Сначала надо – он в самом деле должен! – узнать, что здесь случилось.

– Да никакая пуля эту сво… – начал было Дудак, но глянул в черные, лютые глаза майора – и подавился ругательством. – Так точно, жив.

– Коротко изложите, как обстояло дело.

– Тут одной мобилизованной плохо стало, когда она несла носилки с землей. Упала без сознания, неженка! – Дудак презрительно дернул углом рта. – Москвин потребовал, чтобы женщин отпускали с окопов раньше, потому что, дескать, тяжело им землю ворочать по десять-двенадцать часов. Девчонки, говорит, потом рожать не смогут. Я ему сказал, что та мобилизованная, во-первых, не девчонка, ей уже лет двадцать пять, а во-вторых, от работы еще никто не умирал. Труд облагораживает человека! И вообще, наши советские женщины ради того, чтобы отстоять завоевания Октября и дело Ленина – Сталина, всем готовы пожертвовать, даже собственной жизнью и жизнями своих детей! Тогда он… – Дудак яростно дернул углом рта, – тогда Москвин сказал, что я… – младший лейтенант стиснул кулаки, – что я…

– Ну, продолжайте, чего заикаться начали?

– Что я безжалостный урод, которого надо как можно скорей поставить к стенке, и чем больше таких тварей, как я, выявят и расстреляют в первые же дни войны, тем скорей победит Россия, потому что она будет сражаться ради будущего, а не ради защиты кровавого прошлого. Это он о завоеваниях Октября! О деле Ленина – Сталина! – Дудак от возмущения пустил петуха. – Ну я, конечно, не выдержал и… по закону военного времени…

– Сдайте оружие! – приказал Поляков. – Ну, быстро! Ослушаетесь – я могу вас сейчас же… по закону военного времени!

Он смотрел в землю, не позволяя себе даже взглянуть на Дудака. Боялся, что не выдержит.

Дудак издал какой-то странный звук, не то стон, не то всхлипывание. Потом пробормотал: