Святослав Логинов - Чисть

• Название: Чисть
• Автор: Святослав Логинов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-2359

"... Елену Банек осмотрел придирчиво и остался доволен. Бедра можно было бы пошире, ну да по нынешним временам и такие хороши. Банек даже не удержался, шлепнул по голой попке жесткой ладонью. Лена от неожиданности подскочила и взвизгнула.

– Ты чего? – спросил Виталий.

– На веник села, – ответила Лена, не обнаружив сзади ничего, кроме шарканого веника.

– Глядеть надо, – посоветовал муж.

На ту пору у Виталика с Леной уже имелся сынок пяти лет. В баню Елена мальца не взяла, постеснялась, ну да это сейчас и кстати. Супругам одним побыть нужно, и банька для этого место самое подходящее. А что Банек рядом, так он не в счет – не людь, не зверь, просто веником прикинулся. ..."

Рассказ из сборника "Фэнтези-2008"

---

Лена, Виталикова жена, никакой прелести в деревенском отдыхе не находила. Бани она терпеть не могла, предпочитая мыться в ванне – так городские называют большое железное корыто, в котором дрызгаются, размазывая грязь тепловатой водицей. Однако и Лена, когда отпуск ее совпадал с отпуском мужа, приезжала к деревенской родне и вынуждена была мыться не в городском корыте, а по-человечески.

Поначалу, услыхав, что мыться надо будет вдвоем с Виталиком, Лена возмутилась: мол, неприлично это. Виталий даже оскорбился: «Что же, я не муж? Вроде бы я тебя во всех видах видал». – «Во всех видал, а в бане – нет!» Чуть не переругались. Но потом Елена увидала, что никто на нее пальцами не показывает, скабрезно не лыбится… – обычное дело, супруги в баню идут. Смирилась, пошла, только сказала, что париться не станет, а то у нее сердце. Как будто все остальные вовсе бессердечные. А узнала бы про банника, так ее туда и на аркане было бы не затащить, бабы на этот счет пугливые.

К женскому полу Банек относился с уважением, хотя оценивал сударушек в основном по нижней части. А что поделаешь, если из-под полка, кроме задницы, и не видать ничего?

В те времена, когда банники числились не бесовской силой, а ходили в младших богах, покровительствовали они в основном женщинам. Огонь да вода стихии женские: хозяйка дома днюет, очаг бережет, огонь поддерживает, кашу варит. Хозяину этим заниматься не с руки, он в поле да в лесу, зверя бьет, хлеб растит. Мужчинам земля да ветер сродни.

В те поры что дом, что баня – все едино было, и банники от домовых не различались. Но и потом банники женских забот не бросали. Рожали бабы где? – в бане, где же еще! Как приспеет пора молодухе рожать, повитуха баньку истопит слегонца, полы и лавки нашоркает, застелет мытым родильным бельем, на каменку полыни кинет для легкого духа, а потом приведет роженицу: опрастывайся, милая. Там младеня и омоет, и перепеленает, и к груди поднесет, к правой, чтобы левша не уродился.

В бане тепло и немешкотно, дети под ногами не путаются, скотины рядом нет. В других краях, может, и рожают в грязном хлеву, кладут дитя в ясли с сеном, а у нас для того баня имеется. В намытой бане чисто, а что сажа на потолке, так это уголь, от него самая чистота и есть. Это потом люди, отравленные чуждой верой, придумали, будто роды – что-то скверное и потому роженицу удаляют от икон и прочего пустосвятства. Старые покровители рода на глупые мысли внимания не обращают, пусть люд думает, что хочет, лишь бы поступал правильно.

Роженица натужно кричит, бабка заговоры шепчет, и банник здесь же старается, помогает от сглазу, бережет от родильной горячки, следит, чтобы молоко к груди приливало, а в голову не бросилось. За все труды ему новый веник дают, нетрепаный, кладут под полок со словами: «Паничек-банничек, вот тебе веничек». Да ведь он не за веник старается, а чести для. На русский дух, на людской род всякого зла запасено с избытком, а кто народушко от него оборонит? – младшие боги, больше некому. С Лихом баннику, положим, не совладать, а его меньшого братца, Ляда, банник гоняет почем зря. Оттого и по сей день среди любителей парилки лядащих заморышей не встретишь.

Жаль, рожать бабы нонеча в баню не ходят. Говорят, для того есть нарочитый рожальный дом. Какая в том доме нежить хозяйничает – неведомо, но только с тех пор, как роженицы туда переметнулись, народу на Руси убавилось порядком.

Елену Банек осмотрел придирчиво и остался доволен. Бедра можно было бы пошире, ну да по нынешним временам и такие хороши. Банек даже не удержался, шлепнул по голой попке жесткой ладонью. Лена от неожиданности подскочила и взвизгнула.

– Ты чего? – спросил Виталий.

– На веник села, – ответила Лена, не обнаружив сзади ничего, кроме шарканого веника.

– Глядеть надо, – посоветовал муж.

На ту пору у Виталика с Леной уже имелся сынок пяти лет. В баню Елена мальца не взяла, постеснялась, ну да это сейчас и кстати. Супругам одним побыть нужно, и банька для этого место самое подходящее. А что Банек рядом, так он не в счет – не людь, не зверь, просто веником прикинулся.

В человечьей любви и телесной сласти банник понимает более всей остальной нежити. В бедных семьях, бывало, молодым на первую ночь стелили не в доме, а в бане. Ради такого дела баню не топили – и так жарко будет. Шуточка была: подняв на другой день молодых, вытаскивали из-под полка будто случайно оброненное яблоко, показывали гостям – вчера, мол, было свежее, а с утра – печеное.

А уж сколько народу по банькам шальным манером любовью тешилось, о том банник знает, но другим не говорит. Ему до наших законов и обычаев дела нет, у чисти один закон: любишь – ну и в добрый час! Вот тебе крыша от непогоды, четыре стены от ветра и нескромных глаз. А сверх всего – расположение древних богов. Настоящие боги сами в любви понимали и не стеснялись сходить к людям, зачинать детей с ними и от них. Своей любви не стыдились, любили у всего мира на глазах и человечьей любовью любовались. С тех самых пор страсть людская любовью и зовется. Когда небо любится с землею, божественное семя истекает частым дождем, и земля от того расцветает, рождая всякое произрастание.

Это потом, из бесплодных восточных пустынь, где дождика сто лет не дождешься, пришли аскеты, монахи и иной черный люд и объявили любовь грехом. Потому с новой верой у мелких людских помощников и нелады. Это ж до чего должна иссохнуть душа, чтобы женщину сосудом скверны назвать, а детей поделить на законных и выродков! У матери-земли каждый цветочек законный, любая бурьянина и колючка. Народ потому так и зовется, что ему все родные, незаконных детей у него не бывает. И для банника незаконных детей нет, уж он-то знает, что все одинаково зачинаются, одной дорогой на свет приходят.

Но все-таки удобнее, чтобы ребятишки в одной семье жили, у одной мамки под крылом, у отца под защитой. И в этом деле баннику равных нет. Пойдет пара париться, от огня разгорятся, от воды – прохладятся, а как напарятся, начинают друг дружку мыть. А там мытье неприметно переходит в ласки и творится великая служба истинному богу. Ему не нужны свечи и каждение, не угодны всесожжение и великопостные бдения. Служение это всегда радость, душевная, но и телесная тоже.

Говорят, древние боги требовали кровавых жертв и за то наказаны нынешним забвением. Может, оно и так, только банники, домовые и овинники никаких себе жертв не требуют, за так стараются, разве что под праздник хозяева пивом угостят. Старших богов запечная мелочь не видывала, как, впрочем, и нынешнего бога, чья парсуна в красном углу пылится. Так что баннику все равно, во что люди верят: в крест или кочергу, – лишь бы жили по правде. А правда кровавую жертву признает только ту, что приносит женщина, рождая нового человека, или мужчина, когда идет защищать свой род от иноземной напасти.

Воинские дела – мужские, а банник произошел от огня и воды – стихий женских, так что и жертва ему нужна женская. Мужчина в таком деле сбоку припека: выносить дитя не может, родить не может, грудью кормить не может – убогое существо! Но и без него тоже никак. Идут супруги в баню вдвоем, а возвращаясь, порой несут под материнским сердцем будущего ребенка. И уж банник постарается, чтобы Ляд к малышу не пристал, да и Лихо стороной обходило. Свой все-таки, на глазах зачат был.

Любовные чары несложные, так что вскоре Виталик увивался вокруг Елены, словно кот возле крынки. Лена как поняла, чего муж хочет, так вскинулась: неприлично это – в бане! Ясно дело, что неприлично, в любви главное не лицо, а то, что баннику из-под полка видать. А с лица не воду пить, были бы глаза светлые да щеки румяные, такая девка кому угодно полюбится.

Ленины капризы банника не огорчили и не возмутили. Коли и впрямь бабе неловко с мужем в бане ложиться, то и не беда, ночь близка, любовного пыла пара не растеряет, а как у них все было, потом можно домовушку расспросить. Знал Банек и способы, как любую недотрогу растопить, но пользоваться ими не спешил. Когда двое могут сами договориться, посторонние чары будут лишними.

И все же что-то Баньку в городской бабе не нравилось. Не то порча какая в ней имелась, не то – чуждость нечеловечья. Банек присмотрелся колдовским взором и ахнул: в утробе у бабы, в самом, можно сказать, женском месте торчала железная проволочина, навроде пружинки. Это кто ж бедную так изурочил, да и как возможно над живым человеком такое сотворить?!

Хоть и не полагается нежити в человечью душу лезть, но если беда большая, такие вещи забываются. Банек глянул с прищуром в Ленкину душу, да так и сел. Никто бабу не калечил, сама себя изурочила, вставив в причинное место пружину, чтобы можно было спать с мужиками, не боясь оказаться в тягости. Надо же такое придумать – баба на пружинах! Тьфу, и глаза бы не смотрели!

Банек как ошпаренный вылетел в предбанник, забился под диван. Надо же, до какой срамоты дожил! Конечно, и прежде бывало всякое, когда двое любятся, о детишках они думают редко, им больше удовольствиев хочется. Потому случалось, что согрешившие девки опосля руки на себя накладывали или выводили нерожденное дитя. Девки вешаются редко, это занятие мужское, девки чаще топятся. Смертным делам ни овинник, в чьих владениях удавленников находят, ни омутинник, которому достаются утопленницы, не мешают. Коли не может человек жить, пусть становится нежитью. А вот ребенка вывести – грех непрощаемый, мстят за него жестоко. Знахарки, которые такими делами промышляют, знают это и боятся запечных хозяев пуще огня. Беззаконная знахарка шагу не шагнет без креста и молитвы, хоть и понимает, что все одно и по новой вере быть ей у черта на вилах. Но уж лучше черт, чем оскорбленный домовой. Черта еще, может, и вовсе нет, а домовой с банником – вот они!