Марк Казанин - Рубин эмира бухарского

• Название: Рубин эмира бухарского
• Автор: Марк Казанин
• Издательство: Детская Литература
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1964

Необыкновенные и увлекательные приключения, описанные в романе М.Казанина «Рубин эмира бухарского», происходят в первые годы революции. Повествование ведется от лица главного героя, которому удается устроиться в эшелоне, идущем из Петрограда в Среднюю Азию. Этот малопрактичный и несколько отвеленный молодой человек 22 лет интересуется главным образом историей и литературой Востока и мечтает пробраться в Индию. Но неожиданно вокруг него разыгрываются события, которые не дают ему остаться в стороне, и он становится активным участником этих событий. В них переплетаются и история с пропавшим рубином, и восстание басмачей, и вражеские шпионы, и победоносная борьба за укрепление Советской власти на далекой окрание. В ходе этой борьбы формируется и закаляется характер героя.

---

К сожалению, так просто сидеть я не умею, и, как известно, если ждать необыкновенного, оно так и не случится. Очень скоро я обнаружил бесплодность пустого глазения по сторонам. Поэтому по прошествии некоторого времени я вынул из кармана свой незаконченный перевод индийских стихов, положил его около себя и стал ждать вдохновения.

2

Мое внимание привлек громкий разговор, происходивший за перегородкой и становившийся шумнее. Говорили по-узбекски. Что говорили, я, конечно, не понимал. Потом люди вышли из-за перегородки и, продолжая спор, постепенно продвигались вперед, пока не остановились недалеко от меня. Полный старик без тюбетейки и сапог, в домашнем одеянии, был, очевидно, хозяин чайханы. Во втором я без труда узнал чайханщика, принесшего мне чай. Третий, очень высокий, широкоплечий молодой узбек, видимо, приехал из кишлака. Открытое, простое лицо его было обветренно, одежда выглядела выцветшей и изношенной, дорожные сапоги запылены, в руках он держал самодельную камчу.

Временами он порывался куда-то идти, но те двое кричали на него, хватали за рукав и уговаривали. Внезапно взгляд хозяина упал на меня и на мои бумаги. Какая-то мысль мелькнула у него в глазах. Он повернулся к молодому крестьянину и, понизив голос и сделав жест в моем направлении, сказал ему что-то. Тот после минутного колебания кивнул головой и подошел ко мне.

– Селям-алейкум, – сказал он вежливо.

Каким-то чудесным способом я сообразил и ответил:

– Алейкум-селям.

Этим я только ввел его в заблуждение, так как он стал быстро объяснять мне что-то по-узбекски.

Мне еле-еле удалось прервать его. Я стал непрерывно отрицательно качать головой и повторять: «Не понимаю, не понимаю». Затеплившаяся было у него в глазах надежда погасла. Но я продолжал смотреть на него без малейшего следа нетерпения или досады и с таким неподдельным интересом и симпатией, что он решился мобилизовать все свои познания русского языка.

– Твой пиши бумага, – сказал он мне, указывая на лежавшие возле меня тетрадь и карандаш. – Мой – рахмат*. – Он низко поклонился, прижав руки к сердцу.

Я поднял вопросительно брови.

– Лейла украл! – сказал он.

– Кто украл? – спросил я.

– Лейла украл, сестра украл, – повторил он, и в его глазах появилось бешенство, кулаки сжались.

Постепенно, с помощью других, удалось разобраться. Старик мираб в их кишлаке решил взять Лейлу, сестру стоявшего передо мной молодого человека, себе в жены и похитил ее. Ей было только тринадцать лет, и она давно уже была помолвлена с сыном соседа. Но семья Лейлы была должна мирабу много денег и он ссылался на то, что покойный отец Лейлы обещал отдать се ему в жены, если не заплатит долга.

Я без всяких колебаний принялся за дело и записал все имена на бумагу. Говорившего со мной брата увезенной и неизвестно где спрятанной девочки звали Рустамом. Чайханщики были его земляками и всячески удерживали его от принятого им решения – задушить своими руками мираба и силой вырвать из плена сестру Лейлу. Я покачал головой и сказал, что это всегда успеется, и лучше испробовать другие пути.

Я сложил бумагу и положил в карман. В двенадцать я должен был встретиться с Пашей. Оставалось еще полтора часа.

– Твой где будешь? – спросил я на местном «моя-твоя», которым начал стихийно овладевать.

– Моя – здесь, – ответил Рустам твердо. – Мой жди.

Совершенно незаметно сцена вокруг меня переменилась. Кто-то отодвинул в сторону мою тоненькую книжку санскритских стихов, кто-то наливал мне горячий чай, возле меня появилась тарелка со сластями и печеньем.

Я вспотел от смущения и унижения. Это было постыдно похоже на плату. Что же я, наемный базарный писец, который за рубль готов служить правому и виноватому? Нет, я готов был вмешаться лишь потому, что возмутился несправедливостью, что хотел исправить зло, что мне понравился Рустам и я обещал помочь спасти его сестру от дикого насилия. Но отказаться от угощения на Востоке не так легко. Это могло быть воспринято как обида; да, чего доброго, они подумают, что я не желаю делить хлеб-соль с туземцами. После некоторых колебаний я выпил пиалу зеленого чая и съел пару леденцов. Рустам и хозяева из деликатности, не желая показаться навязчивыми, ушли к себе за перегородку.

3

Я был вновь один. Я уже привык к чайхане и теперь более внимательно оглядел площадь вокруг. Такие же чайханы окружали ее со всех сторон. В них кое-где на помостах восседали узбеки, молодые и старые, пили чай и беседовали. Я заметил, что чайхана напротив была короче нашей и между ней и примыкавшим сзади проулком было неширокое пространство, занятое будкой со стеклянной передней стенкой и целым никелированным набором кранов для воды и сиропа.

Я решил, что, когда допью до конца зеленый чай (к которому я еще не привык), пойду и напьюсь холодной газированной воды. Так я и сделал. Оставив свои бумаги и санскритскую книжку на ковре, я пересек площадь и подошел к ларьку. За кранами и трубками почти петроградского типа, какими я помнил их с детства, еще до войны, и какие вновь появились во время нэпа, стоял темнокожий человек лет тридцати с густыми черными бровями и очень правильными чертами лица. Он мельком взглянул на меня и спросил с сильным восточным акцентом:

– Вода – сироп?

Я кивнул, взял стакан и с наслаждением выпил.

Сквозь донышко стакана я увидел, что продавец внимательно смотрит на меня. «Он не может быть узбеком, – подумал я, – в нем нет ничего тюркского или монгольского».

– Вы что, не узбек? – спросил я.

Зубы его блеснули в какой-то почти неуловимой светской улыбке.

– Грек, – ответил он, – Кристи Кангелари. Ходи пить вода мой киоск. Круты дальше!

Он сказал, что он грек, но акцент у него обыкновенный кавказский. Странно. Впрочем, чего я ждал? Что он откроет рот, и польются гекзаметры, и я услышу умолкнувший звук благородной эллинской речи? Это был вульгарный торговец, и говорил он как большинство торговцев-южан.

– А твой, – спросил он, в свою очередь, – сейчас приехал?

Я кивнул.

Внезапно он повернулся, схватил мухобойку и безошибочным движением убил осу, севшую на кран с сиропом. У него был совершенно атлетический разворот плеч.

– Что же, вы из Греции? – спросил я немного по-школьнически.

– Нет, – ответил он, – мы Кавказ. Анапа знаешь?

Ах, вот почему у него кавказский акцент!

Я отошел.

Становилось жарко. Холодная вода принесла лишь минутное обманчивое облегчение, и я чувствовал себя теперь хуже, чем прежде. Я пошел обратно к чайхане.

Издали мне показалось, что на моем месте кто-то сидит. Нет, я ошибся: на соседнем. Но сидевший, видимо, наклонился над моей книжкой.

Подойдя ближе, я увидел, что это был узбек. Мы, естественно, оглядели друг друга. Он смотрел на меня, вероятно, потому, что я был европеец, русский и в маленькой Фергане даже такой невидный юноша, как я (я был совсем как жердь после лихорадки и походил на длинную тень), мог привлечь внимание, я же – потому, что мне сразу бросилось в глаза его очень красивое, хотя и не слишком приятное лицо с тонко вырезанными чертами и особенно ясно прорисованными глазами.

– Здравствуйте, – кивнул он приветливо. – Извините за бесцеремонность – я думал, что кто-то забыл.

Было приятно слышать безукоризненную русскую речь. Я невольно улыбнулся в ответ. Мы были примерно одних лет.

– Как хорошо вы говорите по-русски, – сказал я. – Вы, – я сконфузился, боясь сделать ошибку, – русский?

– Нет, – рассмеялся он. У него оказались неровные зубы. – Я здешний сарт, или, как нас называют теперь, узбек. А вы ведь приезжий?

– Да, – ответил я.

– Откуда же? – заинтересовался он.

– Из Петрограда.

Глаза его округлились и с пристальным вниманием остановились на мне, но только на мгновение. Казалось, он с усилием смахнул их выражение.

– Вы не студент ли?

– Уже нет.

– Не естественник? – Вопрос звучал неискренне.

– Нет, я филолог.

Он вопросительно взглянул.

– Восточные языки, – пояснил я.

– Ах, да, – кивнул он. – Это ведь ваши книжки. Еще раз извините за нескромность. На каком же это языке и где издано?

– Тут помечено, что издано в Афганистане, – сказал я.

Краска сбежала с его лица. Он посерел. «Какой впечатлительный человек», – подумал я и продолжал:

– Но это просто случайность. В Афганистане немало индийцев, и они иногда метят изданные в Индии книги как афганские.

– А… язык? – заикаясь, спросил мой собеседник.

– Санскрит.

Мягко и, как я почувствовал, несколько приторно он обратился ко мне снова:

– Вы что же, бывали в Индии? Или в Афганистане?

– Ни там, ни там.

Постепенно краска вернулась на его лицо.

– Но вы должны хорошо знать Индию, раз вам знаком язык.