Андрей Лазарчук - Транквилиум

• Название: Транквилиум
• Автор: Андрей Лазарчук
• Издательство: Локид
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00061-8

Постоянство времени и незыблемость истории – вот на что посягнул красноярский писатель Андрей Лазарчук. Остросюжетный фантастический роман «Транквилиум» повествует не о возможном будущем или истинном прошлом. Каким мог бы быть наш мир сегодня, если бы в свое время не произошли некие роковые события. Устойчиво ли наше мироздание – на этот вопрос пытаются ответить герои, проходя сквозь кровь и измену, трагедию и фарс...

---

Воды на обратную дорогу уже могло и не хватить.

Теневой мир влиял на всех по-разному. Этого Вильямс не учел при подготовке. Скажем, старине Бэдфорду было все равно, где находиться – по ту или по эту сторону реальности. Марин-старший лучше чувствовал себя в тени – там на него нисходила легкость и выносливость. А вот сам Вильямс напротив – будто приобретал по небольшой, но свинцовой гирьке на каждой руке и ноге. Требовалось больше сил для каждого движения, расстояния казались огромными… И на пленников все это тоже влияло, и кокаин помогал не настолько, насколько можно было ожидать, и чем дальше, тем слабее… а скорость отряда, как всегда в этой жизни, измерялась по слабейшему… благо, все-таки не по мне, с мальчишеским самодовольством подумал Вильямс. Силы откуда-то еще брались.

Сам он кокаином не пользовался, хотя соблазн был. Но – требовалось сохранять ясность. Взвешенность оценок. Особенно – относительно запаса сил. Его просто могло не хватить на обратный путь… равно как и воды.

Тяжелее всего было не вечерами – усталость валила с ног, и тупость, обретенная за шестнадцать часов непрерывного переставления ног, не позволяла предаваться горестным размышлениям, – а утром, после очередной пережитой ночи, когда ничего не происходит и не может произойти – но чувство, но привкус неимоверной, невообразимой пустоты на тысячи миль вокруг – огромный ящик с песком, и в центре три десятка мельчайших мурашиков, сбежавших из родного муравейника в поисках приключений – это чувство давит на душу с такой силой, что душа плющится в мелкую монетку, и какой стороной упадет она утром – о том не знает никто ни на земле, ни выше (если оно все еще где-то есть, это «выше»…); и бывали утра, когда просто хотелось отойти к ближайшему камушку, куда бегали справить нужду, и справить самую последнюю нужду из верного «сэберта» в правый висок.

Но – надо было поднимать пленников, и гоняться за теми, кто норовил убрести подальше, и бриться, и выдавать каждому его первую дозу порошка. И – шестнадцать часов шагания, пыли, криков, понуканий, подниманий павших и легших, рукоприкладства и стрельбы в воздух…

Смешно. Если бы они догадывались, насколько они нам нужны, они бы заставили нести себя на руках всю дорогу… и мы несли бы, вот в чем дело…

Мы бы несли…

Он вспоминал, как нес Олив. Это было сто лет назад, нет, гораздо больше ста. Это было несколько жизней назад. Она убегала с ним, молодым майором из дома своего первого мужа. Или второго… не помню. Помню, что ей было семнадцать, она была прекрасна и отважна, сумасбродна и весела, и до ожесточения любила жизнь. Какие могли быть дома, какие мужья?.. Он носил ее на руках, каштановые волосы разлетались… было много солнца. Да, было ослепительное солнце, свет его проникал даже сквозь стены, и они светились медово…

На пятнадцатый день пути умер первый пленник. Угрюмый сутулый каторжник Холл, угрюмый и жилистый, никто бы и подумать не мог, что из него из первого вытечет, вытопится вместе с потом жизнь… он упал перед своей тележкой и не встал больше.

По расчетам, идти предстояло еще три-четыре дня.

3

Около полудня взрывы прекратились, и еще через час на уазике подъехал сам Адлерберг, саперный майор, рыжевато-белесый, в мешковатой солдатской хэбэ, пыльных сапогах и пилотке, натянутой на уши. Любой комендантский патруль в любом Урюпинске упек бы его на губу, не считаясь ни с чем. Он производил впечатление патологического разгильдяя и криворучки. На самом же деле – лучшего мостовика, дорожника и минера в одном лице в армии просто не было, афганская выучка, сам генерал Громов рекомендовал…

Перевод год назад в спецгруппу он воспринял с удивлением, но недовольства не выразил. Туров с некоторым опасением относился к нему: Адлерберг то ли абсолютно не понимал, где он сейчас находится, то ли понимал, но тщательно скрывал – а значит, понимал слишком много. И то, и другое вызывало настороженность…

– Товарищ генерал-майор, – обратился он к Зарубину, щурясь от солнца; ресниц у него не было совсем, веки всегда были красные и распухшие. – Дорога готова. Сам проехал: на равнину выход есть. Танки пройдут. А дальше можно и так, за бульдозерами…

– Спасибо, Александр Юрьевич, – Зарубин поймал его руку, пожал. – Большое дело сделал. Эх, железнодорожники бы так…

– Им сложнее, товарищ генерал-майор.

– Сложнее, не сложнее… Время выходит, вот беда в чем. Лето не успело начаться, а уже зима светит. Проклятое место…

Туров мысленно согласился с Зарубиным. Место было проклятое.

Влажный воздух Транквилиума, проникая в Якутию, давал летом бесконечные туманы, а зимой – иней и снег. Семь метров снежного покрова было этой зимой… По другую сторону обстояло не лучше: летом те же туманы, а зимой – морозный воздух стелился низом, вымораживал скалы, а сверху на них лился бесконечный нью-айрлендский дождь. Лед, товарищи, лед! И такой долгоиграющий лед, что и в июне местами держался, несмотря на тридцать градусов жары, прямые солнечные лучи и черноту скал… Что делать: великое столкновение миров…

Туров огляделся, будто еще ни разу в жизни не видел Плацдарма. Именно так, с большой буквы, он и фигурировал в документах: Плацдарм.

Километровой длины, но узкая площадка, кое-как отвоеванная в прошлом году у скал, на две трети устлана была рельсовыми путями: стрелки, ответвления, тупики. По замыслам, до десяти эшелонов одновременно могло разгружаться здесь. К этой цифре Туров относился с сомнением – тем более, что осталось еще несколько километров второго пути к магистрали. По однопутке не разъездишься… Остальное пространство на Плацдарме было буквально сплошь уставлено техникой: танки, БРДМ, БМП и БМД, гаубицы, грузовики, цистерны… Впятеро стояло по ту сторону прохода: под крышами, под сетями: маскировка от спутников. Конечно штатники давно засекли эту непонятную им активность в самой непроходимой тайге, на тупиковой ветке на север от БАМа – танки, эшелоны… Пакет дез на эту тему запущен, ПГУ позаботилось… будете вы знать о подземном хранилище техники, а правду все равно не узнаете до тех пор, пока не станет слишком поздно. Туров почувствовал вдруг, как невидимая рука затыкает его невидимый рот – дабы проклятые штатники не подслушали его телепатемы, как подслушивали недавно, присосавшись к подводному кабелю, все переговоры Камчатки с материком.

Фиг вам, ребята! – отталкивая эту невидимую руку, мысленно прокричал Туров. Ни черта вы не перехватите – а перехватите, так не поверите! Тысячу лет под носом – и что?..

В сороковом году, и в пятьдесят четвертом, и в шестьдесят девятом – сотрудники ФБР и полиции натыкались на скаутов, уводивших людей в Транквилиум. Ни в одном из известных Турову случаев – как, надо полагать, и ни в одном из неизвестных ему – никаких действий не последовало, за исключением того, что сотрудников, проявлявших упорство, объявляли сумасшедшими и увольняли со службы. По крайней мере, один из них плюнул на все и сам ушел в Мерриленд, чтобы вести свою личную войну. Звали его Кристофер Дин Вильямс…

Что-то давно о нем не было никаких известий. Не к добру…

И вдруг внезапно, вроде бы без связи с предыдущими мыслями, Туров почувствовал, что именно ему и именно сейчас предстоит дать приказ на развертывание группы в долине, наметить задачи и маршруты движения… на начало похода, черт возьми, на начало всего… и может быть – на начало Третьей мировой… хотя это уже вряд ли. Сдавило виски. Маленький дятел задолбил по правой брови. Тринадцать лет… да нет же, все шестьдесят лет – шли к этому дню.

Шестьдесят лет… дятел застучал сильнее. Сам ты дятел, подумал Мюллер… Господи, да сегодня же шестнадцатое июля! А семнадцатого июля тысяча девятьсот двадцать пятого года был создан Тринадцатый отдел ОГПУ!..

Юбилей, блин.

Надо отметить.

– Что, Пал Львович? – обернулся к Зарубину. Зарубин пристально и, похоже, давно в упор смотрел на него. – Прокопались к свету… Завтра с утра. В пять тридцать.

– Понял, Степан Анатольевич, – сказал Зарубин, держа голову неподвижно.

– А сегодня прошу вас и ваших старших офицеров ко мне на рюмку чая. Оказывается, нашему отделу исполняется шестьдесят лет. Только что сообразил. Надо бы отметить.

Зарубин молча кивнул. Что-то странное чудилось в нем Турову, чудилось, да никак не облекалось в слова. Досье Туров знал назубок, да что досье? Бумага…

Когда дело дошло «до мяса», до определения, кто именно будет занимать и удерживать плацдарм, Туров настаивал на «Альфе» – знал ее и командира, понимал – эти не подведут. Но Чебриков вдруг уперся рогом: якобы «Альфа» необходима и обязательна в Москве, ожидаются теракты, угоны еропланов, поездов метро и асфальтовых катков, взятие заложников и заложниц… вот вам «Буря», предназначенная для усмирения гражданских волнений, ибо гражданских волнений как раз не ожидается. И по численности «Буря» более подходяща: полк полного состава, никаких солдатиков срочной службы, здесь старшин-сверхсрочников за чижов держат: они прапорам да лейтенантам шнурки гладят, пряжки полируют… Он побывал на учениях: ребята много что умели, и он согласился: пусть будет «Буря». Мы поспорим и помужествуем с ней…