Виктор Леглер - Южнее Сахары

• Название: Южнее Сахары
• Автор: Виктор Леглер
• Жанр: Путешествия и география

Леглер Виктор Альбертович. Родился в 1948 г. в городе Абакане. Окончил геологический факультет МГУ.. Работал в научных институтах на Дальнем Востоке и в Москве. В 1978 г защитил кандидатскую диссертацию по геологии Камчатки. Затем работал геологом в производственных организациях «Лензолото» и «Уралзолото». С 1990 г. в качестве геолога и горного инженера участвовал в различных проектах по разведке и добыче золота в странах Африки и Латинской Америки. Предметом научного интереса являются механизмы функционирования науки как социальной системы. В 1985 г закончил монографию «Научные революции при социализме», оставшуюся неопубликованной до 2004 г. Опубликовал ряд статей по истории науки и науковедению.

Африканские впечатления отражены в повести «Южнее Сахары», опубликованной в интернет-журнале http://port-folio.org (выпуски 65-72)

---

– У них что, нет грузовиков? – спросил Андрей.

– Почему же, есть. Но нанять грузовик стоит дороже, чем десяток тележек, а едет он ничуть не быстрее, еще и медленнее, если застрянет в пробке. За полдня они доползут до любого конца города. Кстати, они полноправные участники движения, видишь на каждой тележке номер? Все платят налоги. На рынке тележку без номера тут же заберут в полицию или, по крайней мере, возьмут деньги.

Собираясь повернуть направо, Леонтий притормозил у одинокого светофора. Дали зеленый, но он не спешил поворачивать, поскольку целая толпа велосипедов и мотоциклов, скопившаяся правее него на обочине, вся ехала прямо, без каких-либо сигналов.

– Никто из этих людей не изучал правила движения, – усмехнулся Леонтий.

– Как ты здесь водишь? Это же страшно смотреть!

– При скорости потока десять километров в час это не так страшно, как кажется. Главное, строго следуй за впереди идущей машиной и не виляй, иначе собьешь бортом велосипедиста. Нанять шофера? Местный шофер водит хуже любого из нас. За машиной он ухаживать не будет, здесь это не принято, а взять с него совершенно нечего. Я, по крайней мере, чувствую свою ответственность, а он разобьет машину и скажет: «Хозяин, извини», и это все. С этими словами он затормозил, поскольку велосипед, на котором ехало трое детей, из которых самому старшему было лет двенадцать, рухнул на дорогу перед самым бампером, и дети с ревом расползлись в разные стороны.

Они въехали в относительно тихий, не считая толпы играющих детей, переулок. Двухэтажные дома виднелись за глухими бетонными стенами, утыканными поверху осколками бутылок. У одного из домов машина остановилась, и под скандирование сбежавшихся детей: «Белый! Белый! Дай сто франков!» въехала в распахнувшиеся ворота.

Это была обычная вилла богатого сонгайца, снятая под офис и общежитие русско-сонгайской компании «Аура». Все русские, с которыми он моментально познакомился, выглядели запыхавшимися и очень-очень занятыми возле телефонов, факсов и компьютеров.

– Леонтий! – сразу накинулся кто-то на его спутника, – где тебя носит? Надо идти переводить переговоры. Приехали из «Шелла» по поводу оплаты горючего!

Высокий человек слегка кавказского вида напористо кричал в трубку что-то про неприбывшую документацию на технику, про деньги, пересылаемые в Стамбул на проход Босфора, и о прочих производственных тонкостях. Наконец, он положил трубку. Это и был директор компании Дмитрий Алиевич, к которому Андрей должен был явиться. Очень быстро он выяснил основные сведения об Андрее: что он горный мастер с правом ведения горных работ, что он работал в артелях, знает россыпное золото и умеет составлять проекты на добычу.

– Да, Теймураз Азбекович мне говорил, вас рекомендуют хорошо. Не устали с дороги? Тогда я вас сразу введу в курс дела. Мы должны здесь, в Африке, стать крупными производителями золота. Теймураз Азбекович поставил такую задачу. Деньги выделены большие, они должны дать быструю отдачу. Мы получили большую концессию, двести квадратных километров. Теперь по местным законам ее надо несколько лет изучать, проводить разведку, сдавать отчеты, истратить каждый год не менее, чем миллион долларов. В случае открытия месторождений надо составить проекты на их добычу и получить лицензию на добычу. Но для нас этот путь не годится. Слишком долго и дорого. Наши геологи говорят, что золота здесь полно, так что все эти формальности излишни. Вы у себя в артели встречались с ситуацией, когда надо ускорить процедуру освоения месторождения?

– Ну, обычно в таких случаях добыча начинается под видом дополнительной геологоразведки или технологических исследований, или эксплуатационного опробования, что-нибудь в этом духе. Добытое при этом золото именуется попутным и сдается на общих основаниях.

– Вот и прекрасно, это нас полностью устраивает. Попросту говоря, мы выдаем добычу за разведку, и все расходы на добычу предъявляем, как разведку. Как вы это технически делаете?

– Ну, составляем проект, техническое обоснование необходимости этих работ, смету и все такое прочее.

– Значит, с завтрашнего дня садитесь и делайте этот проект. Все данные вам предоставят. Потом утвердим его у министра, вы поедете на участок и приступите к работе.

Назавтра Андрей получил карту месторождения, составленную, надо сказать, очень лихо на основании весьма скудных данных. За несколько последующих дней он составил проект, который был быстро переведено на французский и ушел на утверждение в министерство. Потом в ожидании отъезда он провел несколько дней, в общем-то ничего не делая. Он болтал с новыми знакомыми, работниками компании, попутно приобретая представление о состоянии дел. Состояние было не то что плохим, но каким-то очень сложным. Замысловатое переплетение законов российских и сонгайских создавало запутанную сеть, в которой вязло любое движение. Вдобавок, по местным неписаным законам за каждое бюрократическое действие полагалось платить, но непонятно сколько. Российские работники не знали местных законов и обычаев, а с местными работниками было еще хуже, поскольку свои знания они обращали на пользу только себе.

Еще в свободные дни он гулял по городу, один или с Леонтием. Собственно, это было трудно назвать прогулками, поскольку город был совершенно для них не предназначен. Здесь не было тротуаров, по которым можно было бы идти, как в российском городе, не было бульваров и площадей. Была сплошная масса людей, товаров и припаркованного транспорта, полностью занимающая улицы и оставляющая узкий проход по центру, где упираясь друг в друга ползли пешеходы, автомобили, мотоциклы, велосипеды, ручные тележки. Здесь было нельзя ходить, можно было только проталкиваться, поминутно останавливаясь. Все это под всегдашним ослепительным солнцем, ослабляемым только пылью. Любой клочок тени был частной собственностью и под ним кто-нибудь сидел. Кучи товаров громоздились на земле, на самодельных прилавках, на плечах и головах людей. Вечером все это сворачивалось и исчезало, оставляя груды мусора, а утром возникало вновь.

Андрея поражала неэффективность использования человеческих ресурсов. В любом магазинчике внутри и перед входом сидело по десятку человек, ничем не занятых. Огромное количество людей бродило по улицам, держа в руках несколько пачек сигарет – весь их основной и оборотный капитал. Поскольку сигареты продавались не пачками, а поштучно, создавалась иллюзия бурной коммерческой деятельности. Также поштучно можно было купить спичку или вспышку зажигалки. Также поштучно, по одной таблетке, продавались глубоко просроченные медикаменты с неведомой судьбой. Таксисты в дребезжащих, насквозь проржавевших машинах первым делом просили аванс в счет будущей поездки и покупали пол-литра бензина, который продавался в бутылках на народных заправках. В половине случаев, однако, машина ломалась в дороге.

Все, что продавалось на этих рынках, для использования не годилось. Сказать, что качество товаров было ужасающе низким, значило бы бессовестно польстить. Это были вообще не товары, а их макеты, искусно сработанные руками трудолюбивых китайских ремесленников. Металл повсеместно был заменен здесь пластмассой, а пластмасса воздухом. Красивые кроссовки из бумаги и картона можно было носить два-три дня, если конечно не попадать в них под дождь. Электроприборы, сделанные из фольги и проволочек волосяной толщины, сгорали через полчаса, одежда расползалась при первой стирке, велосипеды не ездили сразу, а посуда разрушалась под воздействием воды, тепла, холода или просто испарялась на воздухе. Глядя на все это, легко представлялся производственный уклад мастерской мира, необъятного сельского Китая: бракованные чипы в соломенной корзине, над костром разогревается котелок с пластмассой, неграмотный дедушка Чжан собирает под навесом электронные схемы, двухлетний Ли еще не умеет ходить, но уже умеет клеить этикетки «Сделано в Германии». Европейские товары, которые можно было найти в двух-трех магазинах во всем городе, стоили раз в пять дороже, чем в Европе, и их цена не имела ничего общего ни с месячной, ни с годовой зарплатой среднего сонгайца.

На улицах Андрея приветствовало бесчисленное множество людей, ведущих себя так, будто они встретили старого потерявшегося друга. Они называли его начальником, хозяином, братом, открывали ему свои души, плели душераздирающие истории о больных родственниках, готовы были идти с ним на край света. Все немедленно хотели денег, хотя некоторые просили еще и работу. Просто нищие всех возрастов каждую минуту протягивали свои жестяные банки, однако, они не были агрессивны или слишком назойливы. Вообще его всегда окружала доброжелательность – в любое время, в самых грязных трущобах. С воровством он тоже не сталкивался. Ему рассказали, что несколько лет в стране действовал негласный «закон канистры». Правительство молчаливо позволило гражданам, поймавшим на рынке вора, обливать его бензином и сжигать, и очень скоро воровство как профессия в стране вывелось. Довольно быстро Андрей почувствовал себя на улицах Сонгвиля – сонгайской столицы – вполне уверенно. Его французского языка вполне хватало для разговоров с местным населением. С настоящими французами он говорить, конечно, не мог, но это и не требовалось.