Григорий Климов - Песнь победителя

• Название: Песнь победителя
• Автор: Григорий Климов
• Издательство: Феникс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-85880-084-Х

«Песнь победителя» – автобиографическое и первое произведение Григория Петровича Климова, принесшее ему известность в послевоенной Европе, а затем и во всем читающем и думающем мире. Первое издание этой книги вышло под названием «Берлинский Кремль», которое было навязано автору из политических соображений. Книга имела предисловие мэра Западного Берлина. По этой книге в 1954 году в Западной Германии был поставлен фильм, получивший премию года. А позже были созданы фильмы в Англии и США.

Когда в 1972 году Г.Климов подготовил 2-е издание этой книги, то название «Берлинский Кремль» устарело и мало кто понимал, что это такое. Поэтому автор для эмигрантских читателей переменил название на «Крылья холопа» и в коротком предисловии дал пояснение новому названию.

Но сегодня для российских читателей с согласия автора мы даем название этой книге «Песнь победителя». Пусть в названии улавливается некоторый отзвук иронии, но именно оно соответствует самому духу книги и лучше отражает ее содержание.

Также книга издавалась под названиями «Крылья холопа», «Берлинский Кремль», «Машина террора»

---

«Зачем же ты тогда стол накрыла? Для нас?» – захлебнулся от веселья отец. – «Мы значит сюда, а вы – туда! Ну и хитра, дочка! Но я тоже не дурак. В наказание будете весь вечер с нами сидеть!» Анна Петровна принялась за хозяйство. Вскоре на столе появилось обильное пополнение, привезённое в автомашине из Москвы. Этикетки на консервных банках и бутылках поражают своим разнообразием, здесь изделия всех стран Восточной Европы – Болгарии, Румынии, Венгрии.

Это не трофейные продукты, которые нам часто приходилось видеть во время войны, это нормальная продукция мирного времени. Здесь же знакомые американские консервы, видимо остатки от американских поставок по ленд-лизу во время войны. В магазинах Москвы всех этих продуктов нет, зато в закрытом генеральском распределителе их изобилие.

«Ну а теперь, Гриша, рассказывай всё по порядку», – обратился ко мне Николай Сергеевич, когда на столе появился десерт. – «Как там жизнь в Германии?» «Жизнь как жизнь», – ответил я неопределённо, ожидая, пока генерал уточнит свой вопрос.

«Квартира у него там, во всяком случае, лучше, чем у нас с тобой», – вставила свое слово Женя.

Генерал делает вид, что не слышал слов дочери, и снова спрашивает меня: «Что там сейчас Соколовский делает?» «Делает то, что Москва прикажет», – отвечаю я и невольно улыбаюсь. – «Вам здесь лучше знать, что он делает».

Видимо, я попал в точку, дав Николаю Сергеевичу возможность начать разговор, к которому он искал повода. Он обдумывает свои мысли. Анна Петровна наполняет вином бокалы. Женя со скучающим видом смотрит по сторонам.

«Германия – крепкий орешек», – первым нарушает молчание генерал-полковник. – «Много времени пройдет, пока мы его раскусим. Союзники из Западной Германии без скандала не уйдут, а из одной восточной Германии толку мало. То ли дело со славянскими странами – раз-два и готово».

Он пробует вино, медленно опускает бокал на стол и говорит: «Я думаю, что наша первая задача – это создать крепкий блок славянских государств. Если мы создадим славянский блок, у нас будет хороший санитарный кордон вокруг границ. Наши позиции в Европе будут достаточно сильны, чтобы избежать повторения 1941 года».

«Ты, дружок, все назад смотришь, а нужно смотреть вперед», – укоризненно качает головой Николай Сергеевич. – «Что нам толку со славянского блока? Старые мечты о пан-славянской империи! Такими игрушками баловались сто лет тому назад царские политики. Теперь у нас, брат, эпоха коммунистического наступления по всему фронту.

Здесь забудь про славян, а ищи слабое место и действуй. Восточная Европа и западнославянские государства для нас сегодня интересны, главным образом, как наиболее благоприятная почва для проникновения, как плацдарм для дальнейшего».

«Пока что хозяева проводят совершенно ясную пан-славянскую политику», – возражает генерал-полковник. По принятой в московских верхах манере он прибегает к расплывчатому обозначению «хозяева», за которым подразумеваются Кремль и Политбюро.

«На то она и политика, чтобы скрывать конечные цели», – говорит Николай Сергеевич. – «Сегодня стыдно было бы не использовать возможности. Одна половина Европы наша, а вторая напрашивается, чтобы её взяли и навели там порядок».

На дворе уже совершенно темно. В открытое окно на яркий свет ламп над столом летят ночные мотыльки. Ударившись о стекло и опалив крылья, они беспомощно падают вниз. Среди полуживых мотыльков по столу медленно, с трудом перебирая лапками, ползёт сонная осенняя муха. Муха не имеет цели, она просто ползёт и всё.

«Вот она – Европа!» – с презрительной усмешкой говорит генерал и неторопливо, как будто подчеркивая свое превосходство, берет сонную муху между пальцев. – «Ее даже ловить не нужно – просто взять!» «А скажи по совести, Николай Сергеевич, зачем тебе эта дохлая муха? Какой тебе из неё прок?» – говорит генерал-полковник.

«Сама по себе Западная Европа для нас, конечно, не представляет большого интереса», – немного подумав, отвечает отец Жени. – «Привить европейцам коммунизм пожалуй труднее, чем кому-либо другому. Для этого они слишком избалованы и экономически и духовно».

«Вот видишь! Ты сам говоришь, что коммунизировать Европу очень трудно», – подхватывает его мысль генерал-полковник. – «Если мы захотим строить там коммунизм всерьёз, то придётся половину Европы переселить в Сибирь, а вторую половину кормить за свой счёт. Какой нам смысл?» «Европа нам нужна для того, чтобы Америка, лишённая европейских рынков, задохнулась экономически. Впрочем…» Николай Сергеевич замолкает и задумчиво катает несчастную муху между большим и указательным пальцами правой руки. Затем, как будто придя к определённому решению, он щелчком сбрасывает свою жертву со стола и снова повторяет «Впрочем…» «Мы с тобой не знаем, что думают хозяева, да мы и не должны этого знать», – в словах Николая Сергеевича проскальзывает нечто, заставляющее полагать, что он знает больше, чем старается показать. – «Коммунистическая теория гласит, что революция должна разворачиваться там, где для этого есть наилучшие предпосылки – в самом слабом звене капиталистической системы. А это звено сейчас не в Европе».

Николай Сергеевич протягивает свой пустой бокал через стол, жестом прося Анну Петровну пополнить его вином. Свет лампы скользит по груди генерала.

Там среди орденов с германского фронта поблескивают несколько крупных монгольских и китайских звёзд. Эти звёзды появлялись на груди генерала каждый раз, когда он возвращался со своих таинственных миссий в довоенное время.

«Сейчас Азия созрела для революции», – продолжает он. – «Там с наименьшим риском и наименьшей затратой средств мы можем добиться наибольших успехов. Азия просыпается национально. Мы должны использовать это пробуждение в наших целях. Азиаты не настолько культурны и избалованы как европейцы».

«Азия в наших руках важнее, чем Европа», – отвечает Николай Сергеевич своим мыслям. – «Тем более, что Япония теперь вышла из строя. Сегодня ключ к Азии – это Китай. Одновременно с этим, нигде в мире нет таких благоприятных предпосылок для революции, как в Китае».

«Ну, хорошо, я тебе отдам Китай», – шутливо говорит генерал-полковник. – «Что ты с ним будешь делать?» «Это колоссальный резервуар живой силы», – отвечает Николай Сергеевич. – «Шутка сказать – иметь такой резерв для армии и для промышленности. А самое главное – этим мы поставим Америку на колени».

«Опять тебе Америка покоя не даёт», – смеется генерал-полковник.

«Рано или поздно, а наши дороги перекрестятся», – говорит отец Жени, – «Или мы должны отказаться от нашей исторической миссии, или быть последовательными до конца».

«А я всё-таки полагаю, что наша послевоенная политика направлена к тому, чтобы по возможности обеспечить безопасность наших границ. Как на Западе, так и на Востоке», – настаивает генерал-полковник.

Из осторожности он придаёт своим словам форму толкования политики Кремля, а не своей личной позиции в этом вопросе.

Николай Сергеевич с улыбкой превосходства качает головой: «Не забывай, дорогой, что социализм можно построить в одной стране, а коммунизм – лишь во всем мире».

«Какое тебе дело до всего мира, когда ты русский?» «Мы, прежде всего коммунисты, а потом уже русские…» «Так, так… Значит тебе необходимо весь мир», – слегка иронически постукивает пальцами по столу генерал-полковник.

«Такова генеральная линия Партии!» – холодно звучит ответ Николая Сергеевича.

«Наша политика во время войны…» – слабо пытается возразить Клыков.

«Политика может измениться в зависимости от обстановки, а генеральная линия остается генеральной линией», – не даёт ему окончить Николай Сергеевич.

«Так должно быть», – медленно говорит он, ни к кому не обращаясь и как бы подводя итог своим мыслям. – «Это историческая необходимость! Мы уже исчерпали все возможности внутреннего развития.

Внутренний застой равносилен смерти от старческой слабости. Мы и так уже во многом вынуждены хвататься за прошлое. Мы должны или окончательно отступить на внутреннем фронте, или идти вперед на внешнем фронте. Это закон диалектического развития каждой государственной системы».

«Ты заходишь слишком далеко, Николай Сергеевич. Ты ставишь интересы государственной системы выше интересов твоего народа и твоей страны».

«На то мы с тобой и коммунисты», – медленно и твёрдо говорит отец Жени и поднимает бокал, подтверждая этим свои слова и как бы приглашая следовать его примеру. Генерал полковник делает вид, что не замечает приглашения и лезет в карман за папиросами. Анна Петровна и Женя прислушиваются к разговору со скучающим видом.

«То, что ты, Николай Сергеевич, говоришь – это слова, а на деле это означает – война», – после долгого молчания говорит Клыков. – «Ты недооцениваешь внешние факторы, например Америку».