Айзек Адамсон - Тысячи лиц Бэнтэн

• Название: Тысячи лиц Бэнтэн
• Автор: Айзек Адамсон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16529-0

Загадочное происшествие в токийском Храме Богини Удачи в конце Второй мировой войны отзывается трагедиями в сегодняшнем дне. Лукавая и ревнивая богиня Бэнтэн ведет спою собственную игру, манипулируя простыми смертными, которым остается лишь наблюдать, как разворачиваются события. Давние преступления японской военной полиции губят людей сегодня – н американскому журналисту, который случайно оказался в эпицентре великой тайны, придется ее разгадать, пока сам он не стал жертвой одержимого фанатика, магических галлюцинаций, мести узколобых токийских полицейских и круговерти ультрасовременного Токио – города, подобного бездумному игровому автомату, который невозможно постичь до конца.

Персонажи резонируют, тайна увлекает, богатое повествование уводит нас на живую экскурсию по японской культуре. Большего от рассказчика и требовал, нельзя.

Кристофер Мур,автор романов «Ящер страсти из бухты грусти», «Агнец» и др.

---

– Двадцать лет я такси Токио водить. Это Храм Бэнтэн для тебя. Для туриста хорошо. Нет проблем, о кей, пижон?

– О'кей, пижон, – вздохнул я.

Наконец-то я нашел исключение, подтверждающее правило, ложку дегтя в бочке меда вежливых токийских таксистов. Протянув деньги за проезд, я увидел, что на них капельки крови с моей ладони. Водила тоже это увидел и скривился от отвращения. Идиотски ухмыльнувшись, я полез за другими бумажками, на этот раз здоровой рукой. Таксист выдал целое шоу – перестал дышать и держал оскорбительные йены как можно дальше от своей персоны.

Я вылез из тачки, перешел улицу и по тропинке направился к Храму Бэнтэн. На эстраде неподалеку пульсировал латинский ритм, кто-то проводил саундчек. На берегу пруда за столиками для пикников расположилась кучка пенсионеров. Мужики в рубашках с короткими рукавами потягивают пиво и жмурятся на солнце. Женщины в ярких летних юката[62] обмахивают лица веерами, прямо как их предки лет сто или двести назад. Всего лишь обычный знойный субботний день для всего остального мира.

Посреди пруда Синобадзу находился сам храм – на островке, который соединяла с берегом узкая бетонная дорожка ярдов в пятьдесят длиной. Вдоль дорожки висели красно-синие пластиковые фонари, украшенные священным логотипом пива «Асахи». Еще немного, и на крышу храма взгромоздят здоровенный рекламный щит «Фудзи-фильм», а рядом со священной кадильницей воткнут торговый автомат с сигаретами «Майлд Севен».

Рядом с приземистым красным храмом стояла деревянная лютня высотой футов в двенадцать. Я увидел, что к алтарю подошел мужчина, произнес короткую молитву и дважды хлопнул в ладоши, и тут же вспомнил, как, прежде чем сжечь фотку, Человек в Белом тоже дважды хлопнул в ладоши. Мозги у меня скорчились, как и всегда при мысли о Человеке в Белом.

Глупо, конечно, что я не сообразил, что Бэнтэн – всего лишь сокращение от Бэндзайтэн, хотя не скажу, что особо западаю на японских Семь Богов Удачи. В жизни не ходил в их честь в храмы на Новый год, не совал под подушку картинку с кораблем сокровищ «Такарабунэ», чтобы увидеть счастливый сон, ничего такого. Кроме Бэнтэн, я мог назвать еще двоих из этих богов – Эбису и Бися-монтэна.[63] Сомневаюсь, что обычный японец моложе шестидесяти назовет больше. И вообще, откуда мне было знать, что Человек в Белом станет трепаться о какой-то буддистской богине? Я-то думал, что он шестерка какого-нибудь клана якудза, может, президент крупной компании или конкурент Накодо в политике. Но шестерка одного из Семи Богов Удачи?

Очевидно, кто-то вешает мне лапшу на уши и пытается заслать туда, не знаю куда. Может, старик Накодо сказал про монахов Бэндзайтэн, поскольку ему тоже лапши навешали. Потому что вот они, монахи, у меня перед глазами. Я наблюдал, как они шастают туда-сюда, таская целые кучи фонариков, и видел, что эти парни знают: держать кого-то под водой, пока этот кто-то не двинет кони, – это очень-очень плохая карма.

И вот передо мной знакомый вопрос. Тот самый, что преследует меня с зала патинко, с тех пор, как я взялся написать статейку про Гомбэя Фукугаву, преследует сколько себя помню: что я тут делаю?

– Пришли посмотреть на приготовления к Обону? – предположил голос справа. Глянув вниз, я увидел невысокого лысого мужика в оранжевой мантии. Храмовый священник. Улыбка мягкая, всего штук из семи зубов – и от этого еще мягче. Но недостаток зубов компенсировался их блеском – они сияли во рту, словно лампочки.

Обон – это День поминовения усопших, трехдневный буддистский праздник, во время которого души усопших возвращаются на землю, чтобы навестить свои семьи. Если бы я мог вернуться в мир живых всего на три дня, сомневаюсь, что жаждал бы провести их с родственничками, но, должно быть, взгляды на вещи меняются, когда помираешь. Что бы я ни выдумал, объясняя свое присутствие здесь, лучше, чем у священника, не вышло бы, так что я кивнул. А потом мне на ум пришло кое-что другое.

– Я думал, что Обон в следующем месяце, – сказал я, припомнив, как во время прошлого задания наблюдал массовый исход из Токио. В том августе скоростные экспрессы были набиты с двойной нагрузкой, а Токио превратился в город-призрак, потому что все вернулись в родные города, чтобы уважить предков. Тут-то и понимаешь, сколь немногие токийцы действительно зовут Токио домом.

Священник покачал головой:

– Обон бывает в седьмом месяце. Смотря когда отмечают Новый год, седьмой месяц – или август, или июль. В больших городах, вроде Токио, празднуют по западному календарю, а вот в сельской местности следуют традиционному китайскому.

– Мертвецы, должно быть, путаются. Священник хихикнул:

– Чтобы увидеть изюминку традиционных праздников, стоит поехать в сельскую местность. Особенно в область Кансай. Там отмечают гораздо живее, чем здесь. Хотя и у нас есть свои скромные традиции. Например, сегодня вечером мы проводим церемонию Зажигания Фонарей.

Он показал на юных монахов, таскающих бумажные фонарики в лодки, пришвартованные у берега. Фонарики были разрисованы китайскими иероглифами, фамилиями спонсоров храма. Логотипов «Асахи» не было – во всяком случае, пока.

– Это и вправду прекрасное зрелище, – сказал священник, и глаза у него загорелись. – Монахи выплывают на середину пруда и устраивают там большой костер. А потом зажигают сотни бумажных фонариков и пускают их на воду. Эти фонарики помогают духам вернуться из небытия.

Я устал, запутался и был не в настроении обсуждать древние обычаи с вежливым престарелым священником. И не мог не удивиться вслух, как это мертвецы отыскивают огонек, если их внимание отвлекают токийские неоновые огни. Тупой вопрос, все равно что спросить, как это девственница сумела родить и как толстый чувак пролезает в каминную трубу.

Как только я спросил об этом, так сразу и пожалел, но священник серьезно кивнул и ответил:

– Я и сам частенько об этом думаю. В нынешнем Токио душам умерших легче легкого упустить обычный огонек на воде. Наверное, какие-нибудь голодные духи путаются. Может, сбиваются с пути и теряются в городе, навеки остаются в ловушке, ища путь домой. Может, и вы что-то ищете?

Я опустил глаза и увидел, что он глядит на меня снизу вверх и в морщинистом лице его – понимание. На крышу храма уселась здоровенная ворона и закаркала. В воздухе струился дым благовоний, ветер прижал к моей коже пропотевшую рубашку, и по спине внезапно прошла Дрожь.

– Думаю, да, – ответил я. Священник мигнул:

– Непросветленный человек верит, что искомое находится вдали от дома. Так что человек отправляется в дальние края, не зная, что с каждым путешествием только увеличивает расстояние между собой и искомым. А просветленный искатель не трогается с места. Ибо знает, что искомое тоже ищет его.

– Угу, – промычал я. – Но я ищу другой храм. Не знаете, в Токио есть еще храмы Бэнтэн? Или другие монахи Бэндзайтэн?

Священник слегка улыбнулся, покачал головой и прищурился на небо.

– Небывалая жара, да? – сказал он. Потом еще разок спокойно глянул на меня и пошел к берегу Синобадзу помочь своим товарищам. Каркнув в последний раз, ворона полетела через пруд. А под ней еле качались на воде лодки с фонариками.

24 РЕВНИВАЯ БОГИНЯ

Нацепив очки для чтения, профессор Кудзима вытащил из одного из шести потрепанных картонных ящиков за столом раздрызганную кипу страниц рукописи и начал лениво их перебирать. Его скучное лицо в предвкушении слегка оживилось, а в остальном атмосфера в «Ханране» была такой же, как всегда. Слишком много пыли, не хватает света, слишком много книжек и ни единого покупателя. Когда пару минут назад я вошел в дверь, Кудзима, по-моему, изумился, но он изумился бы кому угодно. Мне бы сейчас на другом конце города беседовать с семьей Китадзава, пока не выплыли наружу вести о смерти Накодо, но Кудзима знает Токио лучше всех, а мне позарез надо выяснить, есть ли смысл в этой чепухе насчет Храма Бэндзайтэн, или это просто вызванный шоком бред четвертого по древности старикана в районе Минато.

Кудзима раскопал страницы, которые искал, откашлялся и начал читать тихим мелодичным голосом, от которого наверное, его студенты раньше засыпали за партами.

– Город – это живая история, – начал Кудзима. – Коллективная память, воплощенная в бетоне, построенная из стекла и стали. Прошлое на самом деле никогда не уходит в прошлое, даже в Токио, городе будущего. Оно просачивается в настоящее и становится будущим. Оно – в зданиях, где мы живем, в дорогах, по которым ездим, в самом воздухе, которым дышим. Прошлое живет в том, как люди говорят, как они думают, как проводят свою жизнь. Как и личная память людей, наша коллективная память – наше прошлое, и, значит, наше будущее – непостоянна. Со временем она разрушается, ее предают забвению, ее ломают и уродуют травмы и трагедии. А что такое история, как не бесконечный парад травм и трагедий? За многие века Эдо видел свою долю ужасов, может, и больше своей доли; но здоровье нашего города, сила нашей нации зависят от воспоминаний. Мы не должны ни подавлять нашу коллективную память, ни пытаться отрицать место прошлого в нашем будущем. Ибо, отрицая свою историю, мы отрицаем самих себя, отрицаем саму землю под нашими ногами в этой чудесной живой истории, которую мы зовем Токио.