Джорджо Щербаненко - Миланцы убивают по субботам

• Название: Миланцы убивают по субботам
• Автор: Джорджо Щербаненко
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-7001-0146-7

Цикл романов итальянского украинца Джорджо Щербаненко, волею судеб ставшего родоначальником современного итальянского криминального романа. Главный герой сыщик Дука Ламберти, отчаянно, со страшным напряжением воли и нервов бьется за чистоту и справедливость в мире лжи, порока, корысти, каким стал его любимый туманный Милан, «деловое сердце» Италии.

---

Излишне упоминать, что полиция нравов направила запрос в Интерпол и что квестуры вех крупных городов Италии завели на Донателлу Берзаги карточку: «Разыскивается № 658/Н или 329/В», – которая была поставлена в картотеки без вести пропавших, разумеется, с размноженными фотографиями, и если какой-нибудь полицейский агент, случайно наткнувшись на разыскиваемого человека, вспоминал его по фотографии, то это считалось большой удачей. Но разыскивать – нет, где взять время? Даже если бы в сутках было сорок восемь часов. Нынче наряду с массовой культурой возникла и массовая преступность. Полиция уже не расследует отдельные преступления, не гоняется за одиночками – теперь она устраивает облавы на торговцев наркотиками, проституток всех мастей, грабителей, фальшивомонетчиков, сутенеров, шулеров; в мутном, зловонном море преступности всегда период путины, в сети идут и окунек, угнавший четвертого августа в Римини серебристо-серый «мерседес» немца Людвига Гаттермейера, и кит, прибывший с Юга, чтобы учредить в Милане филиал «Коза ностры» (а у него законными или почти законными методами можно реквизировать кое-какое «оборудование» и вырвать несколько имен сообщников). Путем упорных и продуманных научных изысканий полиции всего мира удается держать под контролем то, что в специальной терминологии называется «постоянно повышающимся уровнем преступности», или УП.

Однако, несмотря на сотни облав, проведенных за пять месяцев по всей Италии, полиция не поймала ни одной рыбы – ни крупной, ни мелкой, – которая была бы хоть косвенно связана с исчезновением Донателлы Берзаги. Не то что похитителя или сообщника – ни одного содержателя частного борделя или горничной в таком борделе, которые были бы в курсе! От Интерпола тоже никаких сведений не поступало: ни в Марселе, ни в Гамбурге, ни в других европейских центрах, судя по всему, не обнаружили следов девицы двухметрового роста и соответствующего веса.

Более пяти месяцев убитый горем отец обивал пороги районного комиссариата и всякий раз натыкался на стереотипный ответ: «Весьма сожалею, синьор Берзаги, но пока ничего».

В отличие от остальных блюстителей закона Дука Ламберти заглянул своему собеседнику в глаза и увидел в них невыразимые боль и отчаяние:

– Мы начнем сначала, синьор Берзаги, – сказал он твердо. – Я лично проведу расследование и обещаю сделать все, чтобы найти вашу дочь. – Поскольку утешить старика было нечем, он, немного помолчав, добавил: – Я ее найду, чего бы это мне ни стоило!

И закрыл за посетителем дверь. Чего бы это ни стоило? В каком смысле? Может, для того чтобы ее найти, он решился бы даже на убийство?.. Нет, на самом деле особых усилий и жертв не понадобилось. Чуть больше недели ушло на получение справок из всех архивов Милана, Италии, Интерпола по поводу пропавшей Донателлы Берзаги, затем, внезапно, она была найдена.

5

Маскаранти за рулем, а рядом – Дука сидели в полицейской «альфе», которая медленно проплывала по опустевшему вечернему городу. Уже октябрь, а небо над Миланом звездное, в воздухе не чувствуется никаких примет осени: тепло, тихо, листья и не думают облетать, и – что уж совсем невероятно – нет даже намека на туман. В половине одиннадцатого улицы почти опустели, и громоздкая «альфа» так вальяжно выехала на площадь Республики, словно двигалась по Сахаре. В кармане у Дуки лежал завернутый в вату и уже наполненный миксопаном шприц; он то и дело засовывал руку в карман, желая удостовериться, что шприц никуда не исчез.

У дома номер 15 по бульвару Тунизиа их ожидал предупрежденный по телефону Аманцио Берзаги. Дука сразу заметил, что старик дрожит и глаза его подернуты пеленой ужаса.

– Что случилось? – выдохнул он.

– Ваша дочь... – начал Дука.

Не дав ему договорить, старик еле слышно залопотал что-то нечленораздельное, точно боялся нарушить непривычную тишину этой ночи. Дука с большим трудом уловил в потоке слов настойчивое требование:

– Я хочу ее видеть. Где она? Вы отвезете меня к ней?

– Да, конечно. – Дука придержал его под локоть. – Но сперва поднимемся к вам, надо поговорить.

В доверчивом взгляде Аманцио Берзаги перемешались радость и страх.

– У вас плохие новости?

– Поднимемся, я должен с вами поговорить, – повторил Дука.

Старик кивнул, дверь парадного была открыта, он распахнул ее еще шире, пропустил вперед Дуку и Маскаранти, вошел сам.

– В лифте немного тесно, – произнес он, как бы извиняясь.

Они действительно едва поместились втроем, и, когда лифт тронулся, Аманцио Берзаги вдруг выкрикнул не слишком громко, но предельно отчетливо:

– Что случилось?! Она мертва? Если бы она была жива, вы не пришли бы так поздно!

Кабина лифта остановилась: старик продолжал стоять спиной к двери.

– Она мертва? – переспросил он тем же четким, металлическим голосом. – Будь она жива, вы не явились бы на ночь гладя!

Дука вновь нащупал в кармане приготовленный шприц. Что за неблагодарную работу он себе выбрал!

– Да, она мертва. – Он тоже старался выговаривать отчетливо, чтобы у старика не оставалось никаких сомнений.

Потребовалось еще, наверное, минуты две, прежде чем отец Донателлы Берзаги осознал, что лифт стоит и надо выходить. Поворачиваясь, он задел локтями Дуку и Маскаранти, извинился, вышел, отпер дверь квартиры. Рука его больше не дрожала: видимо, известие о смерти дочери вернуло ему физические и моральные силы, нередко изменяющие человеку в моменты трагической неизвестности. Теперь он по крайней мере все знал.

– Проходите. – Его голос звучал искаженно, точно в магнитофонной записи.

Дука и Маскаранти вошли в квартиру. Видя, что Аманцио Берзаги еле-еле стоит на ногах, Дука инстинктивно подхватил его под руку.

– Спасибо. – Старик мягко, но решительно отклонил предложенную помощь и зажег верхний свет в маленькой гостиной. – Садитесь, пожалуйста.

Он указал Дуке и Маскаранти на диванчик, а сам опустился в кресло, по другую сторону журнального столика, на котором стоял проигрыватель. Дука мельком взглянул на пластинку: все та же песенка «Джузеппе в Пенсильвании» в исполнении Джильолы Чинкветти, – видно, Аманцио Берзаги больше пяти месяцев не дотрагивался до этого ящика.

– Тогда я хочу видеть ее тело. Сейчас же отвезите меня к ней. – Кет, это не магнитофонная запись; в низком, утробном голосе нет ничего человеческого, как будто он принадлежит роботу.

– Разумеется, мы затем и пришли, – отозвался Дука. – Но прежде...

– Говорите, – тоном приказа прогудел робот, спрятанный за пепельно-серой маской.

Дука Ламберти опять похлопал себя по карману, осмотрел обстановку гостиной (довольно искусная подделка под девятнадцатый век), чуть задержавшись на проигрывателе, потом вперил взгляд в кустистые брови старика и заговорил.

6

– Вчера утром вашу дочь нашли на старой дороге близ Лоди... – начал Дука Ламберти.

Бывает и «добрый день» так просто не выговоришь, а тут надо сообщить отцу о смерти дочери, да еще в таких подробностях, что волосы дыбом встанут, и все-таки он заставил себя говорить, подбирая слова и строя фразы с тем расчетом, чтобы рассказ выглядел по возможности менее ужасающим (впрочем, едва ли это было возможно).

– Вчера утром ее нашли на старой дороге близ Лоди, – сказал, вернее повторил, Дука и углубился в чудовищные детали.

Итак, около семи часов утра по старой Эмильянской дороге в окрестностях Лоди, как обычно, тянулись авто и грузовики; утро было тихое, теплое, видимость хорошая, крестьяне уже вышли в поле, у околицы Мудзано слышался игривый рокот трактора, заползающего в обширное чрево Паданской равнины. А по обочинам пересекающей ее старой Эмильянской дороги то слева, то справа дымили костры: очищая свои угодья, крестьяне бросали в них слежавшуюся солому, сушняк и всякий мусор. Костры никак не хотели разгораться, а лишь распространяли плотный, порой удушливый дым, который стлался по земле, захватывая территорию, именуемую полицейскими в белых касках «дорожной зоной», поэтому водители проезжавших мимо машин, попадая в полосу дыма, сбавляли ход и морщились от запаха горелой стерни.

От одного из таких костров шла особенно едкая вонь: в ней ощущалось что-то чужеродное – ни горящая солома, ни навоз, ни старые велосипедные камеры, ни прочие сельские отходы такого запаха не издают. Аромат был какой-то сладковатый, тошнотворный, однако никого из водителей он не заставил остановиться: все думали только о том, чтобы побыстрей проехать зловонное место. А вот некий крестьянин, отправившийся с ружьем на поиски взбесившегося кота (его непременно надо было найти и пристрелить, не то зверюга, не ровен час, подкрадется к дому да передушит всех кур или выцарапает глаза внукам), мгновенно учуяв этот запах (нюх для сельского жителя – первое дело) и увидев у самой кромки своего поля густой дым, поспешил туда. Он все разглядел за несколько метров, но сперва не поверил глазам и, только подойдя почти вплотную к тлеющему стогу прошлогоднего сена, передернулся от ужаса при виде высовывающейся из него руки. Рука была женская, хоте и очень большая, с длинными, накрашенными ярко-розовым лаком ногтями, – такой цвет любят школьницы. С минуту крестьянин стоял в оцепенении, затем кинулся на дорогу, стал размахивать руками и, когда один из водителей соблаговолил остановиться, прокричал, запинаясь и сдерживая рвотные позывы: