Берен Белгарион - Тени сумерек

• Название: Тени сумерек
• Автор: Берен Белгарион
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01648-1

Один в поле не воин? Как бы не так! Берен, сын Барахира, четыре года сражается в одиночку против солдат извечного Врага всех людей и эльфов. Однако самое тяжелое испытание у него впереди: отец эльфийской принцессы, возлюбленной Берена, желает получить Сильмарилл, один из трех драгоценных и чудесных камней, которые Враг некогда отнял у эльфов и теперь носит в своей короне.

Лишь король-изгнанник Финрод Фелагунд да горстка верных друзей готовы идти с Береном до конца и бросить вызов многочисленным войскам Врага и могучим эльфийским владыкам, здравому смыслу, судьбе и самой смерти.

---

— А Государь Фингон — Королем Финродом?

Берен молча кивнул.

— Владение мечом, копьем или луком само по себе значит не так много, — сказал он после полуминутного молчания. — Воин отличается от не-воина в первую очередь взглядом на жизнь. Я смотрю тебе в глаза и вижу твои мысли: «Почему завтра на закате я должен быть избит за то, что сегодня был оскорблен и ответил на оскорбление ударом?». Я не стану ничего тебе объяснять. Если ты сам не сможешь ответить на этот вопрос к утру — скажи мне. Я избавлю тебя от необходимости на него отвечать. Я отправлю тебя в Хеннет-Аннун, Морвен найдет тебе работу, на том и покончим.

— А Айменел?

— Ему будет стыдно за тебя, но он промолчит, и никто из этих мальчишек ему тоже ничего не скажет.

— А ты?

— А мне плевать, что будут болтать сопляки.

— Но ведь тебе… нужен будет… человек…

— Человек, который не побоится пыток и смерти — не то что пары синяков.

— Но почему я? В Бретиле вроде как много других мальчишек, настоящих горцев… Здесь тоже… Если бы ты сказал, кто ты — любой бы…

— «Любой» мне не годится. Как бы это объяснить… Бывает время, когда оскорбление и позор снести нельзя — а бывает время, когда нужно. Ты мне кажешься пареньком, способным и на одно, и на второе… И способным отличить одно от другого.

«Нет… не могу я… Тяжело это, слишком тяжело…»

Он лежал вниз лицом и кусал губы.

Нет, ну еще понятно, если бы он умел биться на шестах и мог победить. Его целый день травили, он наконец дал кое-кому по морде, а потом вышел на поединок и доказал, что прав. Хорошо. Но ведь он выйдет только для того, чтобы его били, пока он может подниматься! И ведь нельзя будет после первого же удара бухнуться и не вставать — позора не оберешься.

Но ведь эти двое тоже знают, что их поколотят… И все-таки — ни один не отступился. Зная, что проиграешь — какой смысл драться? Они видят смысл — значит, он есть.

С чего началось? С обиды и лжи. Причем из-за лжи обиженной стороной, имеющей право на возмездие, был признан вовсе не Гили. Ладно. Оба могли повиниться, сказать, что были неправы и солгали — и ему, и им было бы легче. Так ведь нет же… И что-то подсказывало Гили, что никто из двоих не прибегнет к простой уловке, которая позволила бы им обоим отделаться значительно легче: быстро проиграть Гили, который, может, и хотел бы — а не сумеет наставить столько шишек, сколько Айменел. Они этого не сделают, жалость-то какая… Но почему?

Они лгали и издевались, но пришло время отвечать за свои слова — и они готовы. А он? Он назвался оруженосцем, пусть даже для всех — оруженосцем какого-то Эминдила Безродного. Это значит, что и он должен быть готов отвечать за свои слова. Действовать — как действует оруженосец…

Все-таки глупо получается — если ты виноват, но победил в драке — тебя оправдывают. А если прав, но проиграл — над тобой смеются. Несправедливо это. А отец Берена говорил, что справедливость носят у бедра. Значит, сильный сам устанавливает в мире ту справедливость, какая ему нравится. Ну так какой же смысл выходить против сильного с оружием, зная, что он тебе надает? Воин выйдет, потому что видит в этом какой-то смысл… Значит, и Гили должен увидеть — какой?

Да лучше бы он остался с Алдадом — по крайней мере, получая пинки, он не был бы обязан напрашиваться на новые! Но ведь путь к отступлению есть… Есть большой дом Хеннет-Аннун, и строгая госпожа Морвен, и ласковая госпожа Риан… Да, так будет лучше всего. Бывают люди, пригодные к ратному делу, а бывают — к простому труду, и он — из последних. Это не стыдно. Это правильно…

Он сел на постели, посмотрел на своего господина. В темноте черт лица было не разобрать, только дыхание слышалось — тихое и ровное. «Зачем ты мне сдался»? — зло подумал Гили. — Подумаешь, великий воин, Берен Беоринг… Да что в тебе такого особенного, чем ты лучше меня? Тем, что смала держался за меч и привыкал к тому, что рожден коненом, командиром воинов? Почему ты так припал мне до сердца? Ну, шел бы ты себе мимо и шел, как шли другие, и никому до меня не было дела… Нет, сглянулся на меня… Ну да, не хотелось мне становиться рабом, и тебе, видно, рабство поперек горла: взял и встрял. Нашел мне добрых хозяев заместо злых, большое тебе спасибочки. Так отчего меня с души воротит от этих мыслей — что я буду просто слугой, или просто батраком — и больше ничем? Оттого, что я шел к тетке, а пришел к могиле? Ну так я и ушел от могилы… Мать, отец, сестры… Какая разница — орки или оспа, мертвым все едино. Мать вон могла уйти, как некоторые ушли — пока была здорова: нет, осталась, ухаживала и за отцом, и за мной и за девками, пока сама не померла, а ей и воды поднести было некому. Что, она трусливее, чем Берен? По-моему, не трусливее. Она не забоялась смерти, потому что про ее детей шло, про кровь родную… А если нужно идти на смерть ради людей, вовсе тебе посторонних? Ну, сам же думал, сидя у озера: стану воином, чтобы никого не хватали и не резали в ночи? Думал… А теперь — на попятную.

…А ведь так их, наверное, и учат: чуть что — в драку. Один раз побьют, второй побьют — на третий сам побьешь кого-то…

Гили даже слегка опешил от очевидности такой догадки: а ты думал, что воин сразу идет биться не меньше как за свой родной дом? Если воин — бонд, или, как говорил Берен, дан — тогда, наверное, да. А ежели он рохир или воин дружины? Тогда он бьется там, где ему велено, вовсе не всегда — за родную хату. А значит, он должен быть готов биться когда угодно, с кем угодно, где угодно… Да и повод значения не имеет. И не имеет значения, уцелеешь ты в драке или нет, и чем тебе грозит поражение — смертью или в худшем случае парой сломанных ребер.

Глаза Гили уже привыкли к темноте, и черты лица спящего хозяина он теперь различал, хоть и нечетко. Этой ночью Берен спал спокойно. И сам он во сне чем-то походил на эльфа — днем его лицо для этого было слишком подвижным. Герой… Судя по обмолвкам, Берен не считал себя кем-то особенным, да и ничего хорошего в своей жизни не видел. «Приключения — это какая-нибудь зараза все время норовит тебя убить. А ты ей мешаешь по мере сил». Отчего же это так волнует и завораживает тех, кто смотрит со стороны? Отчего Гили хочется заслужить его одобрение, словно он — отец или старший брат? На кого-кого, а на отца он вовсе не похож. Отец всю жизнь прожил, не поднимая головы от земли: эльфы, люди, орки — всем жрать надо, все хотят хлеба, а сколько его прибавится в мире, если поля засевать железом? Отец бы ни Берена, ни Гили не одобрил. Выжить, считал он — вот что главное. Были могучие эльфийские короли, вожди людей и гномов, сражавшиеся с Темным — где они все? А род фермеров так и не прерывался, пока не пришла черная хвороба. Что толку в песнях, которые бродяги поют по деревням, а дураки слушают? Холодно ли тебе от них, жарко ли, если ты лежишь в земле и черви глодают твои кости?

Но если память о тебе жива в песнях — может, не весь ты мертв?

Голова кругом…

Гили не мог и не решался заснуть, не приняв решения. До сих пор жизнь несла его как сухую щепку в половодье: вымело из деревни, протащило Андрамским трактом, прибило к Берену… Все шло больше-меньше само собой, он не выбирал своей судьбы, а вот сейчас впервые в жизни настало время это делать. Или он раз и навсегда скажет себе и миру — я маленький человек, и не хочу спрашивать с себя много. Или он решится стать больше, чем он был — но тогда не откусит ли он кусок, который не сможет проглотить?

С тобой рядом страшно и весело, — подумал он, глядя на Берена. Ты красивый и опасный, как снежная лавина. Если я выберу жизнь слуги, никогда уже не будет так страшно и весело, так красиво и опасно. Опасно и страшно — еще может быть, времена сейчас плохие. Но весело — это вряд ли. Не увижу я больше ни чужих краев, ни эльфийских диковинок. И вообще эльфов не увижу, наверное… А Айменел — такой славный парень, и Эллуин тоже ничего, и такой красивый у них язык, и такие дивные песни… Неужели — променяю все это на спокойствие?

Приняв решение, Гили вдруг почему-то почувствовал умиротворение и быстро заснул. И все же, промелькнуло в его мыслях напоследок, — почему ты не взял с собой вместо меня горского паренька, боевитого и охочего до драк?

* * *

— Ну и удивил же ты меня, свояк, — Хурин, кажется, так до конца и не отошел от потрясения. — Еще не было того, чтобы смертный посягал на такое великое сокровище нолдор…

— Я посягаю на великое сокровище синдар. На нолдорское сокровище посягает Тингол.

— Да. И он нам, выходит, тоже теперь не союзник… Истинно, Проклятье на этих камнях… — Хурин смотрел на Берена с глубоким сочувствием. — Как же все теперь перепуталось.

— Если бы у меня были дочь или сестра, я бы за честь посчитал отдать ее за тебя, — горячо добавил Хуор. — А Тингол не в меру горд, и это ему еще выйдет боком. Одного я не пойму: почему он просто не сказал тебе «нет» на твое сватовство — все было бы честней и благородней, чем посылать тебя к Морготу в пасть или на клинки феанорингов…