Виктор Островский - Моссад: путем обмана (разоблачения израильского разведчика)

• Название: Моссад: путем обмана (разоблачения израильского разведчика)
• Автор: Виктор Островский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000

Уход бывшего офицера Моссад Виктора Островского сорвал вуаль таинственности с одной из самых таинственных секретных служб мира и разоблачил ее сомнительные и жестокие методы. Во время правления Эхуда Барака в Израиле прошла публичная дискуссия о праве Моссад применять во время расследований физическое насилие. Но в прошлом Моссад пользовался насилием безо всякого стеснения, что доказывают многочисленные покушения, описанные Островским. Виктор Островский показывает методы вербовки и обучения сотрудников израильской разведки. Он также поясняет многие обстоятельства деятельности этой секретной службы, в частности, уничтожение в 1981 г. иракского атомного реактора и операции, связанные с освобождением заложников, борьбой с террористами или поддержкой евреев всего мира. Островский доказывает, что в ходе своей истории Моссад стал государством в государстве, для которого жизнь отдельного человека не имеет никакого значения.

---

Меня воспитали истинным сионистом. Мой дядя Маза во время Войны за независимость служил в элитном подразделении подпольной армии – «Волки Самсона».

Дедушка и бабушка были идеалистами. Подростком я представлял себе Израиль страной, где течет молоко и мед. Страной, ради которой можно пожертвовать всем. Я верил, что эта страна не может совершить ни одного несправедливого поступка, не причинит никому зла и служит примером всем остальным народам. Если в стране возникали политические или финансовые трудности, я всегда полагал, что проблемы возникают лишь на нижних этажах правительства – из-за бюрократов, но и они, в конце концов, все исправят. Я верил, что есть люди, защищающие наши права, великие политики, как Бен-Гурион, которым я просто восхищался. Бегин был для меня тогда воинственным экстремистом, которого я терпеть не мог. Там, где я вырос, царила политическая терпимость. Арабы для нас ничем не отличались от других людей. Мы ведь жили раньше в мире с ними и, в конце концов, придем вновь к такому миру. Таким было мое представление об Израиле.

Незадолго до моего восемнадцатилетия я пошел в армию, где мне предстояло отслужить три года. Через девять месяцев я стал лейтенантом – самым молодым офицером ЦАХАЛ того времени.

Во время моей службы я служил на Суэцком канале и на границе с Иорданией. Я видел, как иорданцы изгнали сторонников Организации Освобождения Палестины, а мы позволили иорданским танкам проехать по нашей территории, чтобы окружить палестинцев. Это было странно. Иорданцы были нашими врагами, но ООП была намного опаснее.

Моя военная служба закончилась в ноябре 1971 года, и я на пять лет уехал в Канаду. В Эдмонтоне я занимался самыми разными делами: от рекламы до работы управляющим обойного отдела в универмаге. Война Судного дня в 1973 году прошла без меня. Но я знал, что война для меня не закончится, пока я сам не приму в ней участия. В мае 1977 года я вернулся в Израиль и поступил во флот.

Прибыв на встречу на базу Шалишут, я оказался в маленьком бюро, где за столом сидел незнакомый мне человек, разложив перед собой несколько бумаг.

– Мы нашли твое имя в компьютере, – сказал он. – Ты соответствуешь нашим критериям. Мы знаем, что ты уже служишь нашей стране, но есть возможность послужить ей еще лучше. Тебе интересно?

– Ну да. Интересно. Так о чем речь?

– Сначала несколько тестов, чтобы мы увидели, подойдешь ли ты нам. Мы тебе позвоним.

Через два дня в восемь вечера меня пригласили в одну квартиру в Херцлии. Меня удивило, что психиатр с нашей военно-морской базы открыл мне дверь. Это была их ошибка. Доктор сказал, что делает это для службы безопасности и что я никому не должен рассказывать об этом на базе. Я ответил, что все в порядке.

Следующие четыре часа меня подвергли самым разным психиатрическим тестам: от теста Роршаха до детальных вопросов обо всем, что только можно придумать.

Через неделю меня пригласили на следующую встречу в северной части Тель-Авива возле Байт-Хахаял. Я уже рассказал об этом жене. Мы чувствовали, что за всем этим кроется Моссад. Кто же еще это мог быть?

Это была первая из многих встреч с человеком, представившемся мне как Игаль. За ней последовали долгие посиделки в кафе «Скала» в Тель-Авиве. Игаль всегда повторял, насколько это важно и ободрял меня. Я заполнял сотни формуляров с вопросами: «Как ты отреагируешь, если тебе придется убить человека ради своей страны? Важна ли для тебя свобода? Есть ли вещи важнее свободы?» Такие дела. Так как я был почти абсолютно уверен, что за всем этим стоит Моссад, мне было понятно, какие ответы им нужны. А я обязательно хотел вступить в эту организацию.

Подобные встречи проходили каждые три дня. Процесс затянулся на четыре месяца. Однажды на одной военной базе меня подвергли серьезному медицинскому обследованию. При обычном армейском медосмотре 150 парней одновременно стоят в очереди. Как на фабрике. А тут было подготовлено 10 помещений для обследований, в каждом сидели врач и медсестра, и все они ждали только одного меня. Каждому доктору понадобилось потратить на меня примерно полчаса. Они провели самые разные обследования. Даже дантист был. Я как-то почувствовал себя чуть ли не важным лицом.

Но и после всего этого у меня не было точной информации о работе, которую они обязательно хотели мне предоставить. Но я, со своей стороны, хотел принять ее любой ценой, какой бы она ни была.

В конце концов, Игаль сообщил мне, что тренировка для работы большей частью пройдет в Израиле, но я не смогу жить дома. Мне будет разрешено встречаться с семьей каждые 2–3 недели. Затем меня пошлют за границу, потому я смогу видеть жену и детей только раз в месяц. Я ответил, что для меня это слишком редко. Мне такое не подходит. Но когда он попросил меня подумать, я все же согласился. Затем они позвонили моей жене Белле. Следующие восемь месяцев они постоянно нервировали нас по телефону.

Так как я уже служил в армии, у меня не было чувства, что я не сослужил службу своей стране. Это было нечто вроде компенсации. В то время я стоял на довольно правых позициях – в политическом смысле, не в социальном. В то время я думал, что это две разные вещи, по крайней мере, в Израиле. Все равно, я хотел эту работу, но не хотел на такое долгое время разлучаться с семьей.

Тогда мне не сказали точно, для какой работы меня собирались использовать. Но позже, вступив все-таки в Моссад, я узнал, что меня готовили для отдела «Кидон» («Штык»), подразделение профессиональных убийц отдела «Метсада». («Метсада», сейчас называется «Комемиуте», отвечает за боевые подразделения и нелегальную, в том числе силовую разведку.)

В 1981 году я ушел с флота. Как дипломированный художник, я решил открыть свое дело и стал делать росписи на стекле. Я сделал несколько и попытался продать, но вскоре понял, что в Израиле такое искусство не особо популярно, видимо, потому что оно напоминало людям о христианских церквях. Правда, некоторые заинтересовались процессом их создания, потому я преобразовал лавку в школу-студию, где учил людей подобным росписям.

В октябре 1982 года я получил телеграмму с номером телефона, по которому я должен был позвонить в следующий четверг между 9 и 19 часами. Я должен был спросить Дебору. Я позвонил. Мне назвали адрес на первом этаже «Хадар-Дафна-Сентер», офисного центра на бульваре Царя Саула в Тель-Авиве. Позже я узнал, что это штаб-квартира Моссад – одно из тех серых, безыскусных бетонных сооружений, которые так любят строить в Израиле.

Я вошел в приемную. Справа стояла скамейка, а слева на стенке висела маленькая неприметная табличка: «Прием на работу. Служба безопасности». Мой прошлый опыт все еще преследовал меня. Я на самом деле чувствовал, что тогда я упустил что-то важное.

Я был так взволнован, что пришел на час раньше. Потому я поднялся в кафетерий на второй этаж, доступный всем посетителям. Сбоку от здания размещены частные магазины, что придает всему комплексу вид обычного торгового центра. Но штаб-квартира Моссад спрятана – здание внутри здания. Я купил себе сэндвич – никогда этого не забуду. Пока я ел, я оглядывался по сторонам и спрашивал себя, пригласили ли еще кого-то, кроме меня.

Когда пришло время, я спустился по лестнице к комнате с табличкой и оказался в маленьком бюро с большим светлым столом. Другой мебели было мало. Стояла урна с крышкой, телефон, на стене висели зеркало и фотография мужчины, показавшегося мне знакомым. Но я так и не вспомнил, кто он.

Хорошо выглядевший человек за столом открыл тонкую папку, взглянул в нее и сказал: «Мы ищем людей. Наша основная задача – спасение евреев во всем мире. Это трудная работа, и она может быть опасной. Больше я пока ничего не могу сказать, пока ты не пройдешь кое-какие тесты». Потом он объяснил, что мне будут звонить по окончании каждой серии тестов. Если я провалюсь хотя бы на одном испытании, то мне придется все забыть. Если выдержу, то получу инструкции на следующий тест

– Если ты провалишься или выбудешь, ты не можешь больше выходить на контакт с нами. Пересмотра решения быть не может. Решаем мы, вот и все. Понятно?

– Да.

– Хорошо. Ровно через две недели приходи сюда в 9.00, чтобы мы начали тесты.

– Означает ли это, что с того момента я редко смогу видеться с семьей?

– Нет.

– Хорошо, я приду сюда через две недели.

Когда пришел этот день, меня привели в большое помещение. Там за школьными партами сидели девять человек. Каждому выдали анкету на 30 страницах – с персональными вопросами и разными тестами. Все было направлено на выяснение, кто такой этот человек, что и как он думает. Когда мы эти анкеты заполнили и сдали, нам было сказано: «Мы вам позвоним».

Через неделю мне приказали встретиться с человеком, который проверил, насколько хорошо я знаю английский язык, на котором я говорю без всякого израильского акцента. Он спрашивал у меня значение всевозможных сленговых выражений, но он и сам поотстал в некоторых понятиях, как, например, «far out» (очень необычно, экстремально). Он спрашивал меня о многих городах в Канаде и в Америке, об американском президенте и тому подобных вещах.