Антон Чехов - Именины

• Название: Именины
• Автор: Антон Чехов
• Жанр: Проза

---

Ольга Михайловна поглядывала на другие лодки, и там она видела одних только неинтересных чудаков, актеров или недалеких людей. Вспомнила она всех, кого только знала в уезде, и никак не могла вспомнить ни одного такого человека, о котором могла бы сказать или подумать хоть что-нибудь хорошее. Все, казалось ей, бездарны, бледны, недалеки, узки, фальшивы, бессердечны, все говорили не то, что думали, и делали не то, что хотели. Скука и отчаяние душили ее; ей хотелось вдруг перестать улыбаться, вскочить и крикнуть: "Вы мне надоели!" - и потом прыгнуть из лодки и поплыть к берегу.

- Господа, возьмем Петра Дмитрича на буксир! - крикнул кто-то.

- На буксир! На буксир! - подхватили остальные. - Ольга Михайловна, берите на буксир вашего мужа.

Чтобы взять на буксир, Ольга Михайловна, сидевшая у руля, должна была не пропустить момента и ловко схватить Пендераклию у носа за цепь. Когда она нагибалась за цепью, Петр Дмитрич поморщился и испуганно посмотрел на нее.

- Как бы ты не простудилась тут! - сказал он.

"Если ты боишься за меня и за ребенка, то зачем же ты меня мучишь?" подумала Ольга Михайловна.

Петр Дмитрич признал себя побежденным и, не желая плыть на буксире, прыгнул с Пендераклии в лодку, и без того уж набитую пассажирами, прыгнул так неаккуратно, что лодка сильно накренилась, и все вскрикнули от ужаса.

"Это он прыгнул, чтобы нравиться женщинам, - подумала Ольга Михайловна. - Он знает, что это красиво..."

У нее, как думала она, от скуки, досады, от напряженной улыбки и от неудобства, какое чувствовалось во всем теле, началась дрожь в руках и ногах. И чтобы скрыть от гостей эту дрожь, она старалась громче говорить, смеяться, двигаться...

"В случае, если я вдруг заплачу, - думала она, - то скажу, что у меня болят зубы..."

Но вот наконец лодки пристали к острову "Доброй Надежды". Так назывался полуостров, образовавшийся вследствие загиба реки под острым углом, покрытый старою рощей из березы, дуба, вербы и тополя. Под деревьями уже стояли столы, дымили самовары, и около посуды уже хлопотали Василий и Григорий, в своих фраках и в белых вязаных перчатках. На другом берегу, против "Доброй Надежды", стояли экипажи, приехавшие с провизией. С экипажей корзины и узлы с провизией переправлялись на остров в челноке, очень похожем на Пендераклию. У лакеев, кучеров и даже у мужика, который сидел в челноке, выражение лиц было торжественное, именинное, какое бывает только у детей и прислуги.

Пока Ольга Михайловна заваривала чай и наливала первые стаканы, гости занимались наливкой и сладостями. Потом же началась суматоха, обычная на пикниках во время чаепития, очень скучная и утомительная для хозяек. Едва Григорий и Василий успели разнести, как к Ольге Михайловне уже потянулись руки с пустыми стаканами. Один просил без сахару, другой - покрепче, третий - пожиже, четвертый благодарил. И все это Ольга Михайловна должна была помнить и потом кричать: "Иван Петрович, это вам без сахару?" или: "Господа, кто просил пожиже?" Но тот, кто просил пожиже и без сахару, уж не помнил этого и, увлекшись приятными разговорами, брал первый попавшийся стакан. В стороне от стола бродили, как тени, унылые фигуры и делали вид, что ищут в траве грибов или читают этикеты на коробках, - это те, которым не хватило стаканов. "Вы пили чай?" - спрашивала Ольга Михайловна, и тот, к которому относился этот вопрос, просил не беспокоиться и говорил: "Я подожду", - хотя для хозяйки было удобнее, чтобы гости не ждали, а торопились.

Одни, занятые разговорами, пили чай медленно, задерживая у себя стаканы по получасу, другие же, в особенности кто много пил за обедом, не отходили от стола и выпивали стакан за стаканом, так что Ольга Михайловна едва успевала наливать. Один молодой шутник пил чай вприкуску и все приговаривал: "Люблю, грешный человек, побаловать себя китайскою травкой". То и дело просил он с глубоким вздохом: "Позвольте еще одну черепушечку!" Пил он много, сахар кусал громко и думал, что все это смешно и оригинально и что он отлично подражает купцам. Никто не понимал, что все эти мелочи были мучительны для хозяйки, да и трудно было понять, так как Ольга Михайловна все время приветливо улыбалась и болтала вздор.

А она чувствовала себя нехорошо... Ее раздражали многолюдство, смех, вопросы, шутник, ошеломленные и сбившиеся с ног лакеи, дети, вертевшиеся около стола; ее раздражало, что Вата похожа на Нату, Коля на Митю, и что не разберешь, кто из них пил уже чай, а кто еще нет. Она чувствовала, что ее напряженная улыбка переходит в злое выражение, и ей каждую минуту казалось, что она сейчас заплачет.

- Господа, дождь! - крикнул кто-то.

Все посмотрели на небо.

- Да, в самом деле дождь... - подтвердил Петр Дмитрич и вытер щеку.

Небо уронило только несколько капель, настоящего дождя еще не было, но гости побросали чай и заторопились. Сначала все хотели ехать в экипажах, но раздумали и направились к лодкам. Ольга Михайловна, под предлогом, что ей нужно поскорее распорядиться насчет ужина, попросила позволения отстать от общества и ехать домой в экипаже.

Сидя в коляске, она прежде всего дала отдохнуть своему лицу от улыбки. С злым лицом она ехала через деревню и с злым лицом отвечала на поклоны встречных мужиков. Приехав домой, она прошла черным ходом к себе в спальню и прилегла на постель мужа.

- Господи боже мой, - шептала она, - к чему эта каторжная работа? К чему эти люди толкутся здесь и делают вид, что им весело? К чему я улыбаюсь и лгу? Не понимаю, не понимаю!

Послышались шаги и голоса. Это вернулись гости.

"Пусть, - подумала Ольга Михайловна. - Я еще полежу".

Но в спальню вошла горничная и сказала:

- Барыня, Марья Григорьевна уезжает!

Ольга Михайловна вскочила, поправила прическу и поспешила из спальни.

- Марья Григорьевна, что же это такое? - начала она обиженным голосом, идя навстречу Марье Григорьевне. - Куда вы это торопитесь?

- Нельзя, голубчик, нельзя! Я и так уже засиделась. Меня дома дети ждут.

- Не добрая вы! Отчего же вы детей с собой не взяли?

- Милая, если позволите, я привезу их к вам как-нибудь в будень, но сегодня...

- Ах, пожалуйста, - перебила Ольга Михайловна, - я буду очень рада! Дети у вас такие милые! Поцелуйте их всех... Но право, вы меня обижаете! Зачем торопиться, не понимаю!

- Нельзя, нельзя... Прощайте, милая. Берегите себя. Вы ведь в таком теперь положении...

И обе поцеловались. Проводив гостью до экипажа, Ольга Михайловна пошла в гостиную к дамам. Там уж огни были зажжены, и мужчины усаживались играть в карты.

4

Гости стали разъезжаться после ужина, в четверть первого. Провожая гостей, Ольга Михайловна стояла на крыльце и говорила:

- Право, вы бы взяли шаль! Становится немножко свежо. Не дай бог, простудитесь!

- Не беспокойтесь, Ольга Михайловна! - отвечали гости, усаживаясь. Ну, прощайте! Смотрите же, мы ждем вас! Не обманите!

- Тпррр! - сдерживал кучер лошадей.

- Трогай, Денис! Прощайте, Ольга Михайловна!

- Детей поцелуйте!

Коляска трогалась с места и тотчас же исчезала в потемках. В красном круге, бросаемом лампою на дорогу, показывалась новая пара или тройка нетерпеливых лошадей и силуэт кучера с протянутыми вперед руками. Опять начинались поцелуи, упреки и просьбы приехать еще раз или взять шаль. Петр Дмитрич выбегал из передней и помогал дамам сесть в коляску.

- Ты поезжай теперь на Ефремовщину, - учил он кучера. - Через Манькино ближе, да там дорога хуже. Чего доброго опрокинешь... Прощайте, моя прелесть! Mille compliments вашему художнику!

- Прощайте, душечка Ольга Михайловна! Уходите в комнаты, а то простудитесь! Сыро!

- Тпррр! Балуешься!

- Это какие же у вас лошади? - спрашивал Петр Дмитрич.

- В великом посту у Хайдарова купили, - отвечал кучер.

- Славные конячки...

И Петр Дмитрич хлопал пристяжную по крупу.

- Ну, трогай! Дай бог час добрый!

Наконец уехал последний гость. Красный круг на дороге закачался, поплыл в сторону, сузился и погас - это Василий унес с крыльца лампу. В прошлые разы обыкновенно, проводив гостей, Петр Дмитрич и Ольга Михайловна начинали прыгать в зале друг перед другом, хлопать в ладоши и петь: "Уехали! уехали! уехали!" Теперь же Ольге Михайловне было не до того. Она пошла в спальню, разделась и легла в постель.

Ей казалось, что она уснет тотчас же и будет спать крепко. Ноги и плечи ее болезненно ныли, голова отяжелела от разговоров, и во всем теле по-прежнему чувствовалось какое-то неудобство. Укрывшись с головой, она полежала минуты три, потом взглянула из-под одеяла на лампадку, прислушалась к тишине и улыбнулась.

- Хорошо, хорошо... - зашептала она, подгибая ноги, которые, казалось ей, оттого что она много ходила, стали длиннее. - Спать, спать...

Ноги не укладывались, всему телу было неудобно, и она повернулась на другой бок. По спальне с жужжанием летала большая муха и беспокойно билась о потолок. Слышно было также, как в зале Григорий и Василий, осторожно ступая, убирали столы; Ольге Михайловне стало казаться, что она уснет и ей будет удобно только тогда, когда утихнут эти звуки. И она опять нетерпеливо повернулась на другой бок.