Жюльетта Бенцони - Изгнанник

• Название: Изгнанник
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Издательство: Дрова
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994

Прошло двадцать лет после того, как Гийом Тремэн покинул Квебек. За это время ему удалось осуществить свою мечту: он заново отстроил дом своих предков – На Тринадцати Ветрах – в Котантене. Судьба вновь соединяет Гийома и его первую любовь Мари-Дус, подругу его юношеских лет… Суровый ветер революции коснулся и семьи Тремэнов, как бы ни были далеки они от мятежного Парижа. Интриги завистников, решивших разрушить благополучие Тремэна, приводят к загадочному исчезновению Гийома…

---

Так как мать отказалась от участия в соревновании, обратились за помощью к Жанне Кулом, которая, поручив своего новорожденного малыша заботам матери и козы, с явным удовольствием переехала в Тринадцать Ветров и расположилась в красивой, обтянутой набивной материей из Жуи с персонажами по всему фону комнате, где светло-серая лакированная мебель, простая, но очаровательная, была расставлена вокруг просторной колыбели. Расположилась и приступила к выполнению своих приятных обязанностей.

В ее фарватере шли крестные отец и мать. Крестный, Жозеф Ингу, адвокат про профессии и с недавних пор член муниципальной ассамблеи Шербурга, шел, вытягивая голень вперед, гордый словно петух, собравшийся завоевать целый курятник. Он был пышно разодет во фрак красивого нежно-голубого цвета, короткие штаны из шелка-сырца и короткий искусно вышитый жилет, из-под которого висели две золотые цепочки для часов. Вопреки новой моде, довольствовавшейся рекомендацией пудрить до седины собственные волосы, этот крупный буржуа, который хотел быть законодателем моды в округе, оставался верен белому парику. Он позволял ему брить череп, совсем устраняя непослушные, малоидущие к лицу волосы, и подчеркивать блеск его черных глаз, единственное, что было красивого у этого молодого старика, чье слишком подвижное лицо периодически искажалось тиком. Впрочем, это не мешало ему одерживать частые победы над женщинами.

По этому поводу Жозеф Ингу переживал, как и кормилица, хотя и по другим причинам, свой звездный час. Вот уже почти четыре года он был безумно влюблен в прекрасную даму, которой он только что удостоился чести предложить руку и с которой не сводил восхищенного взгляда: очаровательную Флору де Бугенвиль, урожденную де Монтандр. Ее широкое платье из светло-сиреневого шелка, поддерживаемое ворохом нижних юбок – громоздкие фижмы были отвергнуты уже около года назад, – временами ласкало его левый бок Он мог вдыхать тонкий аромат ее духов, вблизи любоваться ее изысканной свежестью и золотой копной под огромной нелепой шляпой, откуда вырывался фейерверк страусиных перьев и веток сирени.

Попросив его стать крестным отцом своего сына вместе с властительницей его дум, Гийом Тремэн тем самым осчастливил своего преданного друга, который был также его юридическим советником. И вызвал недовольство своей жены! Агнес не очень любила друзей своего супруга, которые казались ей большей частью заурядными и малоинтересными. Если она и отдавала предпочтение шербургскому адвокату, а не гранвильскому судовладельцу Бретелю де Вомартэну– не имеющему, однако, почетной частички,– Агнес охотнее выбрала бы для своего столь желанного сына потомственного аристократа или же сановника церкви. Тем более что, по ее мнению, Ингу слишком защищал новые воззрения. Но Гийом оказался несговорчивым:

– Человек, имя которого он будет носить, был простым акадийским фермером, но человеком благородным и лучшим другом моего отца. Они умерли вместе, и похоронил их я… по-своему. Я предпочитаю, чтобы у Адама был умный и надежный покровитель, который смог бы быть ему полезным в жизни.

– Но я не вижу каким образом? Епископ или вельможа были бы, конечно, полезнее.

– Где? При дворе, который больше не существует? При короле, который наполовину пленник в своем дворце Тюильри? Времена меняются, Агнес. Надо, чтобы вы это уяснили…

– Почему такой серьезный тон? Вы разве довольны этими переменами?

– Не могу сказать, что нет. Видеть, как великий народ пробуждается, стремится к свободе, это ли не прекрасно? И не только я так думаю…

На самом деле, вот уже скоро год, как король созвал Генеральные штаты, преобразованные вскоре в Национальное собрание. Франция с улыбкой встретила эту новую свободу, надеясь, что она похожа на то, чего недавно добились молодые Соединенные Штаты. Народ Парижа решил внезапно овладеть Бастилией. Как раз перед тем, как Людовик XVI, который хотел соорудить на площади фонтан, собрался ее снести! Потом провозгласили Декларацию прав человека и гражданина, правда, почти копию американской Декларации о независимости, прибывшую во Францию в кармане возвышенного маркиза де Лафайет. Наступил конец привилегиям, правам вельмож! Каждый хотел чувствовать себя равным по отношению к соседу и бросался из одних объятий в другие, проливая «потоки слез» в стиле Жан-Жака Руссо, знаменитого женевского философа, который имел сердце, достаточно просторное, чтобы вместить туда весь мир, за исключением пяти своих отпрысков, оставленных один за другим в приюте.

После взятия старой тюрьмы во Франции случались прискорбные приступы крестьянской ярости, от которых пострадали многие замки – эти Бастилии местного масштаба! Их обитателей мучили, иногда даже убивали, сжигали архивы и голубятни, если не саму усадьбу со всем, что в ней было. Однако в Нормандии только Вир, Фалез, Алансон и Домфрон были поражены эпидемией.

В Котантене все прошло как нельзя лучше, за исключением Шербурга, жители которого начали обвязывать друг друга трехцветными лентами до того, как заметили отсутствие и дороговизну хлеба. В результате вечером 21 июля 1789 года произошел бунт. Были весело разграблены дома нескольких богатых, коммерсантов. Сначала пострадал дом мэра, господина де Гаранто, мебель и различные предметы из его особняка на Троицкой 1 улице были уничтожены или украдены, в том числе около сотни горшочков смородинного желе, которое англичанка Бетси, экономка старого холостяка, заканчивала готовить. К счастью, кровопролития не было благодаря военному коменданту генералу Дюмурье. Он предпочел дать приступу лихорадки утихнуть самому и отказался ввести войска. К тому же Дюмурье был занят формированием национальной гвардии, командиром которой он был бы, естественно, сам. Дворянство и крупная буржуазия не могли ему простить ущерб, причиненный их жилищам.

Однако на следующий же день Дюмурье отдал приказ арестовать главарей – как будто специально почти все оказались не местными! Наказание было суровым: двое были приговорены к смертной казни, остальные– к галерам, хлысту, клейму и тюрьме. Единственный арестованный житель Шербурга был сослан. Все было сделано законным путем, и народ рукоплескал, поскольку сам не пострадал от этого. В Шербурге восстановился порядок, и город занялся подготовкой к своим первым муниципальным выборам. Перспективы были самые радужные, но господин де Гаранте не стал добиваться полномочий: старому холостяку не следовало знаться с людьми, способными наброситься на его банки с вареньем, – и он предпочел покинуть Шербург вместе со своей экономкой-англичанкой.

Эти события повергли в ужас молодую госпожу Тремэн. Гийом же, посожалев о случившемся, с чисто нормандской мудростью пришел к выводу, что нельзя сделать омлет – его любимое блюдо, – не разбив нескольких яиц. Франция вот-вот должна была произвести на свет конституционную монархию, которая не позволила бы больше вернуться к злоупотреблениям прежнего режима и была бы, вне всякого сомнения, лучшей формой правления для нее. Что касается выбора крестного отца для Адама, то хозяин Тринадцати Ветров решил этот вопрос со свойственной ему категоричностью:

– Ингу тем более будет рад согласиться, что его кумой станет госпожа де Бугенвиль. Я думаю, что она великолепно представит всю аристократию: некоторым образом эта пара – символ нового мира!

«Во всяком случае, странная пара», – думала Агнес, следуя за ней по пути в церковь. Будучи плохо подобранной, ей удавалось тем не менее выглядеть достаточно гармонично, из-за природной элегантности, разумеется!..

Ее собственная рука покоилась на руке Бугенвиля, который, когда не говорил о себе самом, умудрялся подбирать весьма изысканные комплименты. Конечно же, искренние, так как в этот день Агнес ощущала себя красавицей. Платье из плотного бледно-голубого атласа под цвет несколько загадочного оттенка ее глаз очень шло ей. Обвивавшая ее лента стягивала талию, которая могла бы быть талией совсем молоденькой девушки, а не матери двоих детей. Большой платок из белого муслина с оборками окутывал ее плечи и сходился на поясе под букетиком бледных роз, приколотых под прелестным декольте. Такие же розы украшали большую соломенную шляпу, покоившуюся на густых черных и блестящих волосах, высоко приподнятых над большим лбом, на котором тонкие брови, казалось, были нарисованы тушью по коже, имевшей матовую белизну лепестка камелии. В этой прекрасной молодой женщине, незаметно расцветшей из-за материнства, мало что осталось от «дикой кошки», которую Гийом Тремэн приметил в один прекрасный вечер в Валоньи. Разве только нервозность и тревожное выражение, появлявшееся слишком часто в ее взгляде.

Только что, когда она появилась в салоне, Тремэн сделал комплимент своей жене за ее элегантность и красоту. Однако Агнес только наполовину была удовлетворена этим: она предпочла бы словам один из этих пылких взглядов, которые заставляли гореть рыжеватые глаза ее супруга и который за последние три года она встретила лишь один раз: в тот августовский вечер прошлого года, когда был зачат Адам. Долгое время до этого Гийом не дотрагивался до нее…