Валентин Бубукин - Вечнозеленое поле жизни

• Название: Вечнозеленое поле жизни
• Автор: Валентин Бубукин
• Издательство: Издательский дом «Стратегия»
• Жанр: Спорт
• Год: 2003
• ISBN: 5-9234-0026-Х

Автор книги – Валентин Борисович Бубукин (род. 1933 г.), знаменитый российский футболист, который в начале шестидесятых годов играл в сборной команде СССР, завоевавшей в 1960 году звание чемпиона Европы. Это книга о футболе, его истории и развитии. Это книга о жизни самого автора – спортсмена и тренера, о его товарищах «по мячу», о жизни его поколения. Это книга о нашей стране глазами современника.

Книга написана с юмором, в ней размещены документальные фотографии, ее с удовольствием прочтут все, кто увлекается футболом, кому интересны история спорта и судьбы знаменитых людей.

Литературная запись Игоря Тимашева

---

Борис Андреевич был одним из первых тренеров, считавших физическую готовность футболистов важнейшим условием успеха, и давал им большие нагрузки. Когда он набирал игроков, обязательно сначала отдавал новичков в руки врачей. Те всесторонне осматривали, делали пробы. И, надо сказать, что цель таких осмотров разительно отличалась от общепринятой. Как любил шутить сам Аркадьев, ему не подходил лозунг «техничный, хороший, но надо гальванизировать труп». Он приводил в пример лошадей. Есть лошади-фавориты, и есть– рекордсмены. Фаворит всегда находится в движении, участвует во всех соревнованиях. А рекордсмена кормят, поят, массируют, клизму делают, потом ставят на старт, он бьет рекорды и возвращается в стойло.

– Вы должны, – говорил Аркадьев, – походить на фаворитов, которые на протяжении всего сезона борются за победу.

Я-то, когда пришел, был двадцати лет отроду, к тому же команда у нас была отнюдь не звездная, многих побед добивалась за счет хорошей физики. Поэтому воспринимал нагрузки как само собой разумеющееся. Но каково было позже узнать, что он также «муштровал» свой великолепный ЦДКА. Там кроссы бежал впереди всех Валентин Николаев с секундомером, также как я в «Локомотиве». А большинство футболистов страшно ругались, особенно те, которые нарушали: Демин, Федотов. Аркадьев же тонко чувствовал момент и отвечал на «нарушения» удвоенной нагрузкой. Рассказывали даже, что иной раз на предложение пропустить по рюмочке некоторые говорили:

– Куда там! Аркаша завтра замучает нас!

Фраза, конечно же, покрепче. Мне это не грозило, я целиком отдавался футболу. Делал гимнастику даже после игры в лесу на Войковской. Более того, я изучил своих соперников на позиции, знал, кто из полузащитников выпивает, и с подачи Аркадьева поступал, как сейчас кажется, довольно жестоко. Валтузил по всему полю, делал рывки, ускорения. Один футболист (не буду называть его имени) как-то раз даже взмолился:

– Бубука, прекрати, у меня семья, дети, помру же на поле. В общем, хватало их минут на семьдесят-восемьдесят. Как говорил Аркадьев: «Валентин, твои меха позволяют заставить любого игрока в Союзе и за рубежом минут за двадцать до окончания игры прекратить свое существование на поле». У меня объем легких был как у пловца – семь тысяч двести. Только два человека могли со мной соревноваться – это Витя Царев, и Коля Синюков. Тоже были выносливые, носились со мной от начала до конца. Так что, в Хосте на сборах кросс до Сочи и обратно я бежал впереди команды. А Аркадьев ехал сзади на клубном автобусе, следил и еще прикрывал, чтобы машины не наехали. Позже писали про знаменитую «тропу смерти» Лобановского в Ялте. У нас тоже были «тещин язык», «тягуны», и преодолевали мы их не гладким бегом, а с прыжком на третий шаг. Были и чистые кроссы на двенадцать километров.

Даже на выездах в пути Борис Андреевич не позволял нам расслабляться. У нас был свой вагон тридцать восьмого года выпуска. У каждого – персональная койка. Вагон прицепляли к удобному для нас поезду. Если он приходил в Киев, допустим, в шесть утра, нас это не волновало. Вагон вместе с нами отгоняли на запасные пути, и мы продолжали спать часов до девяти. А потом к вокзалу подавали автобус, и мы направлялись в гостиницу – свежие, готовые тренироваться. Так вот, если поезд останавливался больше, чем на двадцать минут, Аркадьев отправлял нас на пробежку по шпалам или по какой-нибудь дорожке – минут семь туда и обратно. Тогда электропоездов не было, в паровозы воду заправляли. Мы как прибежим радостные, «коллеги»-машинисты сразу открывают кран, и выливают на нас ушат холодной воды. А один раз во время длинного перегона тренер Владимир Иванович Горохов запустил нас по вагону. Комплекс упражнений в движении: бегаем туда-сюда по вагону, высоко поднимая бедро.

Поразительно, но настоящий фанатик физических нагрузок Борис Андреевич был очень эрудированным и интеллигентным человеком. Он вместе с братом заканчивал Художественную академию в Москве и прекрасно рисовал сам. Когда мы приезжали в Ленинград, он водил нас по музеям, показывал картины, объяснял какие-то тонкости. Однажды в Русском музее остановил нас возле знаменитой картины Брюллова «Последний день Помпеи» и задал задачку: найти нечто нереальное на этом полотне. Мы во все глаза смотрели, искали, двадцать два человека ни фига найти не могли – рама, картина, краски, Помпея. Он сам же и ответил:

– Посмотрите, кругом пепел, все грязные, а патрициев чистеньких несут в белых туниках.

В пятьдесят пятом году, перед отлетом в Индонезию, он укоризненно говорил:

– Я знаю, вы, барахольщики, едете за барахлом. А я возьму краски, карандаши и буду делать зарисовки.

И стоит отметить, что он всеми силами пытался привить нам не только футбольную тактическую грамотность, но и художественный вкус. В Азию летели ночью, все спали. И вдруг нас будит какой-то неземной Аркадьев.

– Друзья мои! – кричит. – Посмотрите, какой восход солнца! Мы испуганно протираем глаза, смотрим в иллюминатор, а там действительно из моря выплывает эта розовая махина. Мы же все были дети войны. Пришли по большей части от станка – у кого семь классов, у кого и того меньше. Кто-то пропускал, вообще не учился. А он даже матом никогда не ругался. Многих игроков называл на «вы». «А вы, молодой человек, допустили грубейшую ошибку. Я вам говорил не бросаться, а вы…». И все равно мы находили общий язык: не потому, что он опускался до нашего уровня, а благодаря тому, что мы неосознанно тянулись за ним. Я слышал, в принципе, от него матерные слова, но в стихотворной форме. Он утверждал, что это строчки его любимого поэта Александра Блока. Так это или нет – не знаю, но звучало красиво и дерзко. У него всегда был под рукой томик Блока, правда, один и тот же. И каково же было влияние этого человека, что мне, выросшему среди расшибалочки и заводских стружек, пятьдесят лет назад навсегда врезались в память строки:

Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели,
Молчали желтые и синие;
В зеленых плакали и пели.

С пятьдесят третьего года я начал играть за дубль «Локомотива». Основная команда плелась в хвосте таблицы, а дубль был очень мощный. Виктор Соколов, Юра Ковалев, Артемьев, Климачев. Мы редко проигрывали двусторонки основному составу. И начиная с пятьдесят четвертого года Борис Андреевич решил провести обновление команды. Многие ребята были на сходе: Игорь Петров, Лагутин, Мачулин, Ивашков. Дело не обошлось без скандалов. Часть игроков написали письмо в министерство путей сообщения, обвинив Аркадьева в недостаточном клубном патриотизме. Ему приписали слова «Эту старую «локомотивщину» я выжгу каленым железом». Но это цветочки по сравнению с обвинением в космополитизме. Аркадьеву припомнили брошенную фразу что немецкий приемник «Телефункен» – один из лучших в мире, у нас таких нет. Я был свидетелем, когда его вызвали на ковер и спросили:

– Борис Андреевич, что у вас там с этим «Телефункеном». Вы так говорили?

– Да. Говорил. Но они опустили следующую фразу. Я сказал, что лучше советских ученых в мире нет, что мы сделаем приемник в сто раз лучше, чем этот «Телефункен». Это я говорил?

Всем ничего не оставалось, как согласно кивать головой, обвинение отмели. Да и главного недоброжелателя Бориса Андреевича, Берию, к тому времени уже расстреляли. Началось обновление, и меня стали подпускать к основному составу. Осенью в одном из решающих матчей в Харькове с одноклубниками, аутсайдерами, я забил решающий гол в ворота Уграицкого. Сыграл на опережение, получил кулаком по затылку, но вместе с командой остался в высшей лиге. Всему основному составу подарили по черному сервизу на двенадцать персон. До сих пор где-то одна чашка стоит.

Любопытно, как я ощутил себя полноправным членом основного состава. Не по игре – голы я давно забивал, – а по признанию «ветеранов». Раньше организованного питания на выезде не было. На сборах нам давали суточные: три рубля пятнадцать копеек – и крутись, как хочешь. Можешь добавлять свои деньги и питаться шикарно, а можешь голодным ходить. Мы, молодые, – Соколов, Ковалев и я, – завтракали и обедали в столовой. Кашки возьмем, сметаны, в обед брали суп, салат – что есть. А «богачи» из основы ходили в ресторан. В Баку, например, приезжаем – они люля-кебаб идут поесть, осетину жаренную. В Тбилиси – шашлык, рыбу заливную. И вдруг мне говорят:

– Молодой, пойдешь с нами обедать.

Я из скромности отказываюсь, хотя и приятно. Говорю, не заслужил еще такого уважения. А в полузащите играл Женя Лядин, по кличке «Профессор», впоследствии заслуженный тренер СССР, дважды приводивший юношескую сборную к победе в турнире УЕФА в конце шестидесятых. Он мне и заявляет:

– Заслужил, не заслужил, а обедать пойдешь. Ты забиваешь мячи, а нам с выигрыша больше платят. Значит, ты стал приносить деньги в копилку, в дом. Поэтому твои калории наше общее достояние. Ты затрачиваешь энергии четыре-пять тысяч калорий за матч. А в столовой питаешься на три тысячи. Так что мы будем следить за твоей нормой.