Эндрю Гарв - Монахи моря

• Название: Монахи моря
• Автор: Эндрю Гарв
• Издательство: АСТ
• Жанр: Детектив
• Год: 1992
• ISBN: 5-88196-066-1

Эндрю Гарв – одно из крупнейших имен в английской приключенческой литературе. В произведениях автора поражает прежде всего мастерское сочетание элемента тайны, создающего столь необходимое для детектива интеллектуальное напряжение, и элемента действия – динамичности сюжета, бурного развития событий, атмосферы катастрофы, погони, поиска.

---

Оставшиеся месяц или два здесь, думал он, должны быть приятными. Ему нравились все его помощники – Грэнджер, который сейчас был в отпуске, и Митчел, хоть он и держался несколько вызывающе. А больше всех ему нравился новый молоденький паренек Джим Лоу. Это был многообещающий юноша – старательный, тактичный, стремящийся побольше узнать. Робсон чувствовал в нем какую-то глубину – он должен многого добиться на этой службе. Очень спокойный и интеллигентный. Слушатель и наблюдатель – вот каким был Лоу. И замечательно хороший повар, что имело большое значение на маяке. Подумать только – испек почти такой же вкусный хлеб, как печет сам Робсон.

Опять завыла сирена, предупреждающая о тумане. Ужасный звук, подумал Робсон, под стать ужасной ночи… Он ненавидел туман – как все смотрители маяков. Туман прибавлял работы, а постоянно повторяющийся звук сирены нарушал покой. Привыкнуть к нему было невозможно… Однако к утру погода должна улучшиться.

Помощник смотрителя Митчел находился в это время в помещении этажом выше. Он прохаживался взад и вперед по комнате. Он относился к туману так же, как Робсон, – с ненавистью, но его чувство было острее. Он и дежурил-то сейчас только для того, чтобы предупреждать о тумане. Если бы ночь выдалась ясная, он бы мог и поспать. Вместо этого он торчал у механизмов восемь часов без перерыва. Однако в этом и заключались его обязанности.

Митчел был худой, энергичный сорокалетний мужчина. У него был длинный тонкий нос, острый подбородок и немного впалые щеки. Гладкая, прилизанная прическа, тонкие сардонические губы. Он не был красив, но его внешность производила впечатление на окружающих. Хотя ему и не хватало уверенной силы Робсона, он был мускулистым и крепким. В нем чувствовался энергичный и хорошо знающий свое дело работник.

Не считая пары сезонов на рыбацком траулере в юности, Митчел, как и Робсон, посвятил всю свою трудовую жизнь службе на маяке. Как и Робсон, он ни разу не пожалел об этом. Но он относился к службе не совсем так, как главный смотритель. Его преданность маяку имела привкус горечи. Митчела нельзя было отнести к категории людей, страстно стремящихся служить на благо человечества. Наоборот, что касается основной массы живущих на берегу, он был скорее мизантропом. Он ненавидел жизнь на побережье, особенно современную городскую жизнь. Он испытывал отвращение к суете, шуму и толкотне, машинам и дыму. В городе его не покидало чувство приближающегося конфликта. Для него маяк был избавлением, уходом с враждебной земли в счастливое уединение. Если бы это было возможно, он вообще нечасто отправлялся бы в отпуск на берег. На берегу он был человеком, не приспособленным к тамошней жизни. Он предвзято относился ко всему, что видел вокруг, и не скупился на едкие, резкие комментарии, когда что-то ему не нравилось. У него, естественно, было мало друзей.

Он знал, что все могло сложиться по-другому, если бы он женился, если бы он, как Робсон, нашел подходящую девушку. Это примирило бы его с необходимостью проводить на берегу один месяц из четырех. Это смягчило бы его. Когда-то он желал, чтобы это произошло. Но девушка, на которой он собирался жениться, девушка из Плимута, бросила его и уехала с каким-то пройдохой из Лондона, парнем с деньгами. Она даже не попрощалась. Митчел так и не смог простить ее… И на берегу, где таких парней становилось все больше и больше, он не мог забыть эту отвратительную историю. На скале он был другим человеком – веселым, компанейским, с чувством юмора. Тут он никогда не бывал резким, зато всегда был поглощен какой-нибудь новой идеей. И уж во всяком случае он был знающим и добросовестным смотрителем.

Итак, Митчел находился в световой камере маяка. Он спокойно двигался по комнате шагом занятого делом человека. Время от времени выходил на открытый балкон посмотреть, не рассеивается ли туман, и послушать отдаленные голоса кораблей. Но снаружи было холодно и промозгло даже в бушлате поверх фуфайки; порывы ветра просто оглушали. Внутри было гораздо приятнее.

По стандартам башни световая камера была довольно-таки просторной: пятнадцать футов в поперечнике и почти двадцать до купола. Ее круглая стена полностью состояла из больших окон специального стекла. Точно в центре камеры поднимались металлические леса шести футов высотой, наверху помещалась круглая огороженная платформа, туда вела короткая металлическая лестница. Над платформой возвышалась фонарная клеть – изящный, высотой в три фута оптический прибор с тысячью призм, почти беззвучно вращающийся на роликах из полированной стали, как по волшебству превращающий свет единственной мощной электрической лампы в шесть пар симметрично расположенных световых лучей. Четкость, эффективность и красота маячной службы достигали здесь наивысшей точки.

В тот момент, однако, прожектор значил немного. Разумеется, он должен светить и вращаться, даже если его никто не сможет увидеть сквозь туман. Однако жизненно важным сейчас было следить за работой сирены… Не то чтобы она требовала большого внимания. Митчел уже проверил работу механизма, который обеспечивал необходимую периодичность потоков сжатого воздуха, чтобы звук раздавался каждые положенные пять минут. Время от времени Митчел подходил к компрессору – убедиться, что все идет должным образом. Он не ожидал каких-либо неприятностей. Все машинное оборудование в Сверлстоуне, как и сама башня, содержалось смотрителями в исключительном порядке. И они все в равной степени гордились этим. Если все будет отлажено, достаточно просто вести наблюдение, а потом кто-нибудь из них, когда придет время, выключит сирену и прожектор, нажав несколько кнопок на панели управления…

Насвистывая веселую мелодию, Митчел продолжал расхаживать взад и вперед. Ему было приятно опять оказаться в башне. Может быть, немного непривычно после месяца вынужденного отсутствия. Но это естественно. В первые дни после возвращения с берега комнаты маяка всегда кажутся маленькими, а стены вроде бы давят. Но это скоро пройдет. Для Митчела башня была домом…

Джим Лоу лежал в спальне на койке. Спальная комната была расположена этажом ниже служебной. В течение двух последних часов он старался заснуть, но повторяющийся рев сирены был настолько громким, что ему удалось лишь немного подремать. Сейчас он уже окончательно отбросил мысль о сне. Лежал и перечитывал богатое новостями письмо, доставленное с берега вчерашним катером. Письмо было от отца. Отец был рулевым на спасательной шлюпке. В письме он как раз подробно рассказывал о последнем своем рейсе – к расколовшемуся надвое пароходу.

Лоу был крупный широкоплечий парень, ему шел двадцать первый год. Жизнь еще не наложила своего отпечатка на его открытое круглощекое лицо. У него была копна густых волос соломенного цвета, припухлый рот. Прекрасные большие темно-карие глаза, задумчивые и кроткие. Надо сказать, что он был больше похож на свою мать, чем на отца, человека с лицом строгим и грубоватым. Лоу обладал богатым воображением и вместе с тем огромным усердием. Он был большой книголюб. Ему очень многое дало обучение в средней школе – то, чего его отец был лишен.

Джим Лоу служил на Сверлстоуне всего лишь полтора года, но за это время кое-чего добился и обнаружил значительные способности маячного смотрителя. Внешне неторопливый и даже медлительный, он быстро овладел здешней техникой и приемами работы. Им двигали скорее любознательность и интерес к делу, чем просто чувство долга. Он мог уже управлять фонарями, содержать в исправности горелки, производить мелкий ремонт машин, сигнализировать флажками, пользоваться большей частью установок, управлять сиреной и присматривать за электрической станцией, мог приготовить вкусный обед на троих и оказать первую помощь. Он приобрел первый опыт работы, оказываясь под рукой и помогая везде, где это было необходимо. Когда кто-нибудь заболевал или уезжал, нужно было заполнить эту временную брешь. Кроме того, он до Сверлстоуна выполнял временные работы на восьми других маяках и четырех береговых станциях. И теперь, необычайно рано для своего возраста, он был вполне сформировавшимся помощником смотрителя и работал на совесть.

Страстная любовь к морю привела Лоу на маяк. Еще мальчиком он собирался сделаться моряком. Но как-то увидел Сверлстоун из рыбацкой лодки отца и решил стать смотрителем. Так сильно башня на скале поразила его воображение. И оказалось, что работа эта полностью соответствует его наклонностям. Он остро ощущал зовущую поэтическую таинственность моря, любил чувство пространства, необъятные небеса, музыку волн. Он любил внушающее благоговейный страх великолепие шторма. Он наслаждался уединением, ничего не имеющим общего с одиночеством. Здесь не было привкуса горечи – в отличие от Митчела, он ни от чего не убегал. Пожалуй, у него не было особенно возвышенных мыслей по поводу той службы, которую он нес. Просто он оказался необычайно сосредоточенным, не утерявшим внутренней гармонии молодым человеком, влюбленным в дикую свободную природу, и сейчас, в башне, он ощущал абсолютное единство с окружающим…