Леонид Борисов - Под флагом Катрионы

• Название: Под флагом Катрионы
• Автор: Леонид Борисов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

«...Роман «Под флагом Катрионы» отличается более строгой документированностью. История жизни последнего английского романтика сама по себе настолько драматична, полна таких ярких событий и глубоких переживаний, что легко ложится в роман, почти не требуя дополнительной «подцветки». Конечно, и здесь автор не мог обойтись без домысла, необходимого во всяком художественном произведении, и в то же время, <...> он имел все основания заявить: «В моем романе о Стивенсоне нет выдумки». (Евг. Брандис)

---

– Будем считать, что ты побил Боба за оскорбление нашего предка, – сказал сэр Томас. – Бить его по другим причинам не следует, – этак можно избить девять десятых Эдинбурга.

Лу, ушам своим не веря, смотрел на отца. Он так и сказал: «нашего предка». Лу вскочил со скамьи и кинулся отцу на шею.

Аудиенция была окончена.

Так сэр Томас, хотел он этого или не хотел, привил сыну любовь к прошлому Шотландии, поселил в его воображении некую тайну, которая так и осталась неразгаданной в продолжение всех сорока четырех лет его многотрудной, стремительной жизни.

– А ты, Камми, сколько раз видела Вальтера Скотта? – спросил Лу свою старую няньку. В гостиной пылал камин; Лу сидел на низенькой скамеечке, Камми – прямо на полу, вытянув ноги и глядя на огонь подслеповатыми слезящимися глазами. Между Лу и Камми лежал на боку Пират.

Прошел месяц с того дня, как Лу вернулся из поездки. Ухудшения в состоянии его здоровья не произошло, но не было и чего-либо отрадного. Лу по-прежнему был вялым, задумчивым, не по летам рассудительным, необычайно вспыльчивым и всегда неизвестно чем обеспокоенным. Боб бил стекла в домах, стреляя из рогатки. Лу водил дружбу с нищими, контрабандистами, капитанами кораблей. Пастух Джон Тодд учил Лу делать свистульки из камыша, лепить из глины лошадок и толстопузых королей, рассказывал интереснейшие истории из прошлого Шотландии…

– А ты разговаривала с Вальтером Скоттом? – задал Лу новый вопрос Камми после того, как она ответила, что Вальтера Скотта видела много раз; однажды он ее спросил: «Тебе не холодно, Камми?» – и она ответила: «Нет, сэр!» А он не поверил, он обнял Камми и сказал: «Не может быть, тебе холодно, милая Камми!» Было это лет пятьдесят назад.

– И ты помнишь? – удивился Лу.

– Старые люди хорошо помнят то, что случилось давно, и забывают вчерашний день, – чему-то улыбаясь, ответила старая нянька и погладила Пирата.

– Так… – протянул Лу. – Сколько же лет было тогда Вальтеру Скотту?

– Ему в то время было лет сорок. – Камми вздохнула и на несколько секунд закрыла глаза.

– А ты не слыхала, – вопросительно прерзал ее Лу, – не говорил Вальтер Скотт о Мак-Грегоре? О клане Мак-Грегора, понимаешь? Ты, Камми, что-нибудь знаешь о Роб Рое? Ничего не знаешь? И ничего не слыхала о Мак-Грегоре?

Камми продолжала гладить Пирата. Она думала о чем-то своем.

– Однажды Вальтер Скотт сказал мне, что я очень хороша, красива, как цветок!.. И это правда, Лу. Была молода, – мне в то время исполнилось двадцать три года. К твоему дедушке приезжал художник из Глазго. Он рисовал меня красками – желтой, синей, зеленой. Ах, Лу, Лу!

Камми взяла кочергу, сунула ее в огонь, разворошила золотистый клубок. Длинный палец пламени коснулся полена в углу, и оно, потрещав немного, жалобно пискнуло и покрылось лопающимися пузырьками влаги.

– Вот здесь, Камми, совсем темно, – сказал Лу, указывая на поленья, не охваченные пламенем. – Капитан ничего не видит, надо ему посветить, Камми. Смотри, какая борода у этого монаха! Роб Рой не любил монахов, Камми! Пират, возьми монаха!

Пират вскочил, оскалил зубы, вопросительно посмотрел на Лу и снова улегся.

– Пошевеливай, пошевеливай, Камми! – горячим шепотом проговорил Лу, ближе придвигаясь к камину. – Монах рассыпал золото! Вон сколько денег у него! А еще говорят, что Роб Рой разбойник! У Роб Роя никогда не было червонцев, – правда, Камми?

Камми, покачала головой и сказала, что тот, у кого много денег, никогда не сделает ничего хорошего; деньги – это болезнь, вроде рака, которым страдает сейчас главный судья Эдинбурга; больно в одном месте, а причина боли – в другом. Доктор лечит вот здесь, а рак протянул клещи туда и сюда. Но быть бедным тоже плохо. Надо, чтобы у каждого лежал на завтра на столе большой кусок хлеба, а в котелке кипела похлебка из мяса. Художник, который рисовал портрет Камми, довольствовался хлебом и похлебкой. Камми на полотне вышла как живая. Портрет купил Вальтер Скотт. Художник израсходовал эти деньги на вино.

– А когда у него не стало денег на вино, – эпическим тоном продолжала Камми, – кусок хлеба и похлебку он мог получить в доме своих друзей, а друзей у него было две тысячи человек. Этот художник делал картинки для книг, которые сочинял Вальтер Скотт. Я видела у него портрет Роб Роя, он…

– Что ж ты раньше не говорила! – воскликнул Лу. В голосе его зазвучало что-то страдальческое; он произнес эту фразу с болью и тоской. – Где же теперь этот портрет, у кого?

– Ты не даешь мне договорить, – с материнским упреком проговорила Камми. – Этот портрет Вальтер Скотт подарил твоему дедушке, а дедушка…

– Кому?

Лу вскочил. Поднял голову Пират, настороженно поводя глазами и наставив уши. Камми простонала от досады:

– Экий ребенок, господи!.. Дедушка подарил его сэру Томасу, твоему отцу. Сэр Томас отдал его родным Вальтера Скотта.

– А ты не заметила, Камми, Роб Рой похож на меня? Или на папу? На дедушку?..

Пожав плечами, Камми искоса оглядела Лу.

– Знаю, что тебе надо, – сказала она. – Только меня об этом лучше не спрашивай. Ты мне расскажи, что случилось на маяке, – как это допустили, чтобы люди умерли от голода…

– Роб Рой умер в тысяча семьсот тридцать третьем году… – не слушая Камми, бормочет Лу. – Сто тридцать лет назад. Мой дедушка родился… нало узнать, когда родился дедушка. И был ли у него брат…

– Была сестра, – говорит Камми.

– Сестра – это не то, сестра – это не по мужскойлинии, – машет рукой Лу и смотрит на огонь в камине, и видит что-то такое, чего не увидит никто и никогда: горные реки своей родины, хижины бедняков, бородатых людей с пистолетами за поясом. Лу прислушивается: он слышит речь этих людей, их смех, прибаутки и песни. В соседней комнате – кабинете сэра Томаса – возле большого квадратного окна, выходящего в сад, в глубоком кресле сидит отец Лу. На маленькой скамеечке у его ног, положив руки на его колени, сидит мать Лу. Она просит мужа внимательнее отнестись к сыну, серьезнее заняться его воспитанием, отвлечь его от пагубы романтизма, от всех этих старинных баллад, сказаний, легенд. Лу уже тринадцать лет, а он не ходит в школу…

– Я занимаюсь с ним дома, – говорит сэр Томас и нервно поглаживает своей ладонью руку жены. – Я не доверяю педагогам, их сухому преподаванию, равнодушию к ребенку. Как можно любить детей, когда в классе у тебя двадцать парт и за каждой двое?..

– Л у всерьез убежден в том, что он потомок клана Мак-Грегора, – жалуется жена, тяжело вздыхая и с мольбой глядя в глаза мужу. – Мальчик превращается в мечтателя. Что будет с ним!..

– С ним будет то, что положено судьбой, – спокойно отвечает муж. – В детстве мне пророчили виселицу, моя дорогая. Что касается клана Мак-Грегора, то… почему бы и нет! – Сэр Томас нагибается и целует жену в лоб. – Вот если бы я утверждал, что мы потомки Шекспира!.. То есть, не мы, а я и мой сын. Мне нравится думать так, как я думаю.

– Но твой брат смеется над этим, – нестрого вспылила жена. – Он всегда на земле, а ты где-то под облаками и туда же увлекаешь и Лу. У него слабое сердце, больные легкие. Я боюсь – он станет богемой, будет сочинять романы!

– Он будет строить маяки или сделается адвокатом, – отозвался муж. – Приватно можно заниматься и литературой. Роб Рой сочинял песни, сам писал для них мелодии – выдумывал мотивы, понимаешь? Надо бояться за нас самих, не за сына. Пока мы живы…

– Мы не бессмертны, Томас!

– Упаси нас боже от бессмертия и дай нам долгую жизнь! – не совсем серьезно, но и не шутя произносит сэр Томас.

– Ты фантазер, мечтатель! Я существо реальное, земное, но я не авторитет для нашего Лу. На первом месте ты, потом Камми. Я значу меньше, чем Пират! А я ведь мать, Томас! Ты слышишь – Лу кашляет…

– Вот это меня тревожит, – озабоченно говорит сэр Томас, прислушиваясь. Часы бьют десять раз. Лу кашляет. Его мать молитвенно складывает ладони и, устремив взор к потолку, шепчет:

– Боже, спаси и сохрани моего сына! Пошли ему счастливую, долгую жизнь!..

Лу натужно кашляет. Так продолжается семь дней, а на восьмой заболевает его мать. Домашний врач советует сэру Томасу немедленно отправить жену и сына во Францию или Италию, – воздух Шотландии губителен для их здоровья. Небольшое путешествие спасет больных.

– Откажите себе во всем, но послушайтесь меня, – добавил врач и – для того чтобы придать большую ценность своему совету – ушел не прощаясь.

Сэр Томас подсчитал свои сбережения. Денег хватило бы и на путешествие по всей Европе в течение года. Но неизвестно, спасет ли оно жену и сына раз и навсегда. Вернее всего – не спасет. Но что-то надо делать. Врач опытен, умен, талантлив. Деньги, лежащие без употребления, подобны сторожевой собаке, которую держат в подвале под замком. Но кто же поедет с больными? Только начни думать – и сию же минуту услужливо суются десятки каверзных, досадных «но». Сэр Томас поймал себя на одной мысли: все эти «но», в сущности, есть довод эгоизма, не больше и не меньше. Стоит только подумать о благе своих близких, и «но» не решаются подходить и на пистолетный выстрел. Почему до сих пор не существует философии синтаксиса и стиля?