Антон Чехов - Рассказ неизвестного человека

• Название: Рассказ неизвестного человека
• Автор: Антон Чехов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- То у вас часы пропадают, то деньги... - сказал

Орлов. - Отчего со мною никогда не бывает ничего подобного?

Через минуту Зинаида Федоровна уже не помнила про фокус, который устроили духи, и со смехом рассказывала, как она на прошлой неделе заказала себе почтовой бумаги, но забыла сообщить свой новый адрес, и магазин послал бумагу на старую квартиру к мужу, который должен был заплатить по счету двенадцать рублей. И вдруг она остановила свой взгляд на Поле и пристально посмотрела на нее. При этом она покраснела и смутилась до такой степени, что заговорила о чем-то другом.

Когда я принес в кабинет кофе, Орлов стоял около камина спиной к огню, а она сидела в кресле против него.

- Я вовсе не в дурном настроении, - говорила она по-французски. - Но я теперь стала соображать и мне все понятно. Я могу назвать вам день и даже час, когда она украла у меня часы. А кошелек? Тут не может быть никаких сомнений. О! - засмеялась она, принимая от меня кофе. - Теперь я понимаю, отчего я так часто теряю свои платки и перчатки. Как хочешь, завтра я отпущу эту сороку на волю и пошлю Степана за своею Софьей. Та не воровка, и у нее не такой... отталкивающий вид.

- Вы не в духе. Завтра вы будете в другом

настроении и поймете, что нельзя гнать человека только потому, что вы подозреваете его в чем-то.

- Я не подозреваю, а уверена, - сказала Зинаида

Федоровна. - Пока я подозревала этого пролетария с несчастным лицом, вашего лакея, я ни слова не говорила. Обидно, Жорж, что вы мне не верите.

- Если мы с вами различно думаем о каком-нибудь предмете, то это не значит, что я вам не верю. Пусть вы правы, - сказал Орлов, оборачиваясь к огню и бросая туда папиросу, - но волноваться все-таки не следует. Вообще, признаться, я не ожидал, что мое маленькое хозяйство будет причинять вам столько серьезных забот и волнений. Пропала золотая монета, ну, и бог с ней, возьмите у меня их хоть сотню, но менять порядок, брать с улицы новую горничную, ждать, когда она привыкнет, - все это длинно, скучно и не в моем характере. Теперешняя наша горничная, правда, толста и, быть может, имеет слабость к перчаткам и платкам, но зато она вполне прилична, дисциплинированна и не визжит, когда ее щиплет Кукушкин.

- Одним словом, вы не можете с ней расстаться...

Так и скажите.

- Вы ревнуете?

- Да, я ревную! - сказала решительно Зинаида

Федоровна.

- Благодарю.

- Да, я ревную! - повторила она, и на глазах у нее заблестели слезы. Нет, это не ревность, а что-то хуже... я затрудняюсь назвать. - Она взяла себя за виски и продолжала с увлечением: - Вы, мужчины, бываете так гадки! Это ужасно!

- Ничего я не вижу тут ужасного.

- Я не видела, не знаю, но говорят, что вы, мужчины, еще в детстве начинаете с горничными и потом уже по привычке не чувствуете никакого отвращения. Я не знаю, не знаю, но я даже читала... Жорж, ты, конечно, прав, сказала она, подходя к Орлову и меняя свой тон на ласковый и умоляющий, - в самом деле, я сегодня не в духе. Но ты пойми, я не могу иначе. Она мне противна, и я боюсь ее. Мне тяжело ее видеть.

- Неужели нельзя быть выше этих мелочей? -сказал Орлов, пожимая в недоумении плечами и отходя от камина. - Ведь нет ничего проще: не замечайте ее, и она не будет противна, и не понадобится вам из пустяка делать целую драму.

Я вышел из кабинета и не знаю, какой ответ получил Орлов. Как бы то ни было, Поля осталась у нас. После этого Зинаида Федоровна ни за чем уже не обращалась к ней и, видимо, старалась обходиться без ее услуг; когда Поля подавала ей что-нибудь или даже только проходила мимо, звеня своим браслетом и треща юбками, то она вздрагивала.

Я думаю, что если бы Грузин или Пекарский попросили Орлова рассчитать Полю, то он сделал бы это без малейшего колебания, не утруждая себя никакими объяснениями; он был сговорчив, как все равнодушные люди. Но в отношениях своих к Зинаиде Федоровне он почему-то даже в мелочах проявлял упрямство, доходившее подчас до самодурства. Так уж я и знал: если что понравилось Зинаиде Федоровне, то наверное не понравится ему. Когда она, вернувшись из магазина, спешила похвалиться перед ним обновками, то он мельком взглядывал на них и холодно говорил, что чем больше в квартире лишних вещей, тем меньше воздуха. Случалось, уже надевши фрак, чтобы идти куда-нибудь, и уже простившись с Зинаидою Федоровной, он вдруг из упрямства оставался дома. Мне казалось тогда, что он оставался дома для того только, чтобы чувствовать себя несчастным.

- Почему же вы остались? - говорила Зинаида

Федоровна с напускною досадой и в то же время сияя от удовольствия. Почему? Вы привыкли по вечерам не сидеть дома, и я не хочу, чтобы вы ради меня изменяли вашим привычкам. Поезжайте, пожалуйста, если не хотите, чтобы я чувствовала себя виноватой.

- А разве вас винит кто-нибудь? - говорил

Орлов.

С видом жертвы он разваливался у себя в кабинете в кресле и, заслонив глаза рукой, брался за книгу. Но скоро книга валилась из рук, он грузно поворачивался в кресле и опять заслонял глаза, как от солнца. Теперь уж ему было досадно, что он не ушел.

- Можно войти? - говорила Зинаида Федоровна, нерешительно входя в кабинет. - Вы читаете? А я соскучилась и пришла на одну минутку... взглянуть.

Помню, в один из вечеров она вошла так же вот нерешительно и некстати и опустилась на ковер у ног Орлова, и по ее робким, мягким движениям видно было, что она не понимала его настроения и боялась.

- А вы все читаете... - начала она вкрадчиво, видимо, желая польстить ему. - Знаете, Жорж, в чем еще тайна вашего успеха? Вы очень образованны и умны. Это у вас какая книга?

Орлов ответил. Прошло в молчании несколько минут, показавшихся мне очень длинными. Я стоял в гостиной, откуда наблюдал обоих, и боялся закашлять.

- Я хотела что-то сказать вам... - проговорила тихо Зинаида Федоровна и засмеялась. - Сказать? Вы, пожалуй, станете смеяться и назовете это самообольщением. Видите ли, мне ужасно, ужасно хочется думать, что вы сегодня остались дома ради меня... чтобы этот вечер провести вместе. Да? Можно так думать?

- Думайте, - сказал Орлов, заслоняя глаза.

Истинно счастливый человек тот, кто думает не только о том, что есть, но даже и о том, чего нет.

- Вы сказали что-то длинное, я не совсем поняла. То есть вы хотите сказать, что счастливые люди живут воображением? Да, это правда. Я люблю по вечерам сидеть в вашем кабинете и уноситься мыслями далеко, далеко... Приятно бывает помечтать. Давайте, Жорж, мечтать вслух!

- Я в институте не был, не проходил этой науки.

- Вы не в духе? - спросила Зинаида Федоровна, беря Орлова за руку. Скажите - отчего? - Когда вы бываете такой, я боюсь. Не поймешь, голова у вас болит или вы сердитесь на меня...

Прошло в молчании еще несколько длинных минут.

- Отчего вы переменились? - сказала она тихо.

- Отчего вы не бываете уже так нежны и веселы, как на Знаменской? Прожила я у вас почти месяц, но мне кажется, мы еще не начинали жить и ни о чем еще не поговорили как следует. Вы всякий раз отвечаете мне шуточками или холодно и длинно, как учитель. И в шуточках ваших что-то холодное... Отчего вы перестали говорить со мной серьезно?

- Я всегда говорю серьезно.

- Ну, вот давайте говорить. Ради бога, Жорж... Давайте?

- Давайте. Но о чем?

- Будем говорить о нашей жизни, о будущем... -сказала мечтательно Зинаида Федоровна. - Я все строю планы жизни, все строю - и мне так хорошо! Жорж, я начну с вопроса: когда вы оставите вашу службу?..

- Это зачем же? - спросил Орлов, отнимая руку от лба.

- С вашими взглядами нельзя служить. Вы там не на месте.

- Мои взгляды? - спросил Орлов. - Мои взгляды? По убеждениям и по натуре я обыкновенный чиновник, щедринский герой. Вы принимаете меня за кого-то другого, смею вас уверить.

- Опять шуточки, Жорж!

- Нисколько. Служба не удовлетворяет меня, быть может, но все же для меня она лучше, чем что-нибудь другое. Там я привык, там люди такие же, как я; там я не лишний во всяком случае и чувствую себя сносно.

- Вы ненавидите службу, и вам она претит.

- Да? Если я подам в отставку, стану мечтать вслух и унесусь в иной мир, то, вы думаете, этот мир будет мне менее ненавистен, чем служба?

- Чтобы противоречить мне, вы готовы даже клеветать на себя, - обиделась Зинаида Федоровна и встала. - Я жалею, что начала этот разговор.

- Что же вы сердитесь? Ведь я не сержусь, что вы не служите. Каждый живет, как хочет.

- Да разве вы живете, как хотите? Разве вы свободны? Писать всю жизнь бумаги, которые противны вашим убеждениям, - продолжала Зинаида Федоровна, в отчаянии всплескивая руками, - подчиняться, поздравлять начальство с Новым годом, потом карты, карты и карты, а главное, служить порядкам, которые не могут быть вам симпатичны, - нет, Жорж, нет! Не шутите так грубо. Это ужасно. Вы идейный человек и должны служить только идее.

- Право, вы принимаете меня за кого-то другого,

- вздохнул Орлов.

- Скажите просто, что вы не хотите со мной говорить. Я вам противна, вот и всё, - проговорила сквозь слезы Зинаида Федоровна.