Буало-Нарсежак - Вдовцы

• Название: Вдовцы
• Автор: Буало-Нарсежак
• Жанр: Классический детектив

---

— Ну как? Пришли в себя? — спрашивает главный. Он поднимает мне одно веко, второе, теребит руку.

— Доктор, я…

— Вы возвращаетесь издалека, старина. Не надо волноваться.

Кто-то подкатывает к кровати столик с медикаментами, и чьи-то проворные руки колдуют над моей повязкой.

— Какого черта они не пристегивают ремни? — ворчит доктор. — И при малейшем толчке вылетают через ветровое стекло, если не разбиваются о зеркало заднего вида… Вы помните, что произошло?

— Да, прекрасно помню. Жена схватила меня за руку и…

— У вас нет провала в памяти?

— Нет. Я хорошо помню все, что было перед этим.

— Прекрасно!… Посмотрим рану. Он ощупывает мой череп, и я подскакиваю от острой боли.

— Отлично… Сначала можно было подумать, что вас скальпировали… Завтра снимут скобки… Легкой повязки будет достаточно… Да… вполне достаточно.

Он говорит. Говорит не умолкая. Такое впечатление, что он старается не оставить мне времени на вопросы. Меня ощупывают другие руки. Обмен замечаниями технического порядка. Медицинские термины. Мне надоело быть объектом изучения.

— Доктор… Где моя жена?

Группа перемещается. Столик отъезжает к двери. Ассистенты покидают палату один за другим.

— Доктор…

Врач садится на край постели рядом со мной. У него карие добрые глаза, сильная челюсть, под кожей играют желваки.

— Господин Миркин… коль скоро вы обрели память, то должны вспомнить, на какой скорости вели машину?

— Да, примерно семьдесят пять.

— Вы вцепились в руль. И это смягчило удар. А когда не за что уцепиться и сидишь со стороны дерева… Пауза. Я собираюсь с силами.

— Матильда погибла?

Вместо ответа он сжимает мне плечо. Боль в голове почти утихла. Я — воплощение тишины. Мне никогда больше не увидеть Матильду. Я не очень хорошо осознаю, что это значит. Такое громадное событие, пока что оно для меня загадка. На меня надвигается тень, как вечерняя тень от тополя где-нибудь в деревне. Я тоже оказался со стороны дерева. Я закрываю глаза. Призываю ночь. Иголка колет мне руку. Прощай, Матильда…

Но при моем пробуждении она снова тут. Я слышу, как она кричит: «Дай мне выйти!» Во мне что-то съеживается, как тлеющая бумага. Я прекрасно знаю, почему мне не удается плакать, — мой гнев еще не утолен. Любовник! Ведь любовник все еще жив! По мере того как возвращаются силы, я вновь обретаю способность рассуждать, и я не могу избавиться от четкой и ясной мысли: он подумает, что я убил Матильду. Для всех случившееся — несчастный случай. И это действительно несчастный случай. Только не для него. Поскольку он-то знает правду. Он с самого начала понял, что я хотел разделаться с ним, и, стреляя в Мериля, думал, что убиваю его. Благодаря Матильде он мог наблюдать за моей реакцией. И если требовалось доказательство, он получил его от меня самого, когда я отказался явиться за премией. Так что же? Донесет ли он на меня? Скажет ли полиции: «Миркин настолько ревнив, что, убив Мериля, нарочно врезался в дерево. Он предпочел покончить все счеты, погибнув вместе с женой!» И что я смогу возразить? Я у него в руках. Теперь он поселился между образом Матильды и мною. Ну что ж, пусть говорит. Я не собираюсь защищаться.

Время от времени в палату заглядывает сиделка. Ее зовут Арлетта. У нее мягкая походка, сдержанные движения. Я для нее человек, только что потерявший жену, — несчастный малый, которого следует щадить. Его голова выдержала удар. А сердце?.. Мое сердце тоже выдержит, дорогая Арлетта. А вот нервы сдают. Я боюсь. Но кому я могу признаться, что мне страшно?

— На ваше имя поступила почта, господин Миркин. Чувствуете ли вы в себе достаточно сил?..

— Давайте, давайте!

Визитки… соболезнования… горстка изъявлений дружеского участия, довольно жалкая, по правде говоря. Летние каникулы уже разбросали наших знакомых кого куда. А еще цветы с запиской от Мелотти. Он сожалеет. Он отказывается от своих предложений. Смерть — плохая примета. Я остался один и с пустыми руками. Чем я займусь по выходе из клиники? Не исключено, что я сменю клинику на тюрьму. Право слово, пожалуй, меня бы устроил такой выход из создавшегося положения. Я не представляю себе, как буду блуждать по опустевшей квартире.

Наступает черед хирурга. Он сердечен. Внимателен. Ему тоже я рассказываю про несчастный случай. Он кивает. Дать больному выговориться — составная часть лечебного процесса. Когда хирург счел, что я поговорил достаточно, он хлопает меня по плечу.

— Через два-три дня, — говорит он, — вы будете в состоянии вернуться к своим занятиям. На голове у вас останется шрам. Но если вы измените прическу и откинете волосы назад, думаю, он будет незаметен. От мигреней я выпишу вам лекарство. Предупреждаю: вас ждут частые мигрени… возможно, сильные.

— Мне все безразлично, доктор.

Он опять смотрит на меня и при этом как бы напрягает слух — так прислушиваются к механизму, в котором вроде бы что-то разладилось. Пожав мне руку, он уходит. День продолжается. Временами меня охватывает печаль, которая выворачивает мне душу, а иногда нападает сонливость, которой я охотно поддаюсь. Арлетта не выпускает меня из поля зрения. Но ведь я не смог бы ни выброситься из окна — оно зарешечено, ни повеситься — я в пижаме и у меня нет пояса, ни вскрыть себе вены, не имея ничего острого под рукой. Должно быть, они подозрительны по привычке. Или же обнаружили у меня психическое расстройство, которое мне неведомо. А между тем у меня нет никакой охоты пытаться что-то сделать с собой. Тот, другой, этому слишком обрадовался бы… Вот если бы его не существовало, я, разумеется, наложил бы на себя руки. Ведь у меня ничего не осталось. Я потерял все. Но пока он тут, за кулисами, и я его ни изобличил, я не успокоюсь.

Тягостная ночь. Кошмары. Такое впечатление, что голова пухнет, пухнет… Дежурная сестра делает мне укол. Новое утро побелило окно. Я люблю утро. Мною занимаются. Меня обихаживают, лечат. Я встаю. Правда, еще не очень твердо держусь на ногах. Иду в умывальную комнату посмотреться в зеркало. У меня борода потерпевшего кораблекрушение, затуманенный взгляд. Я внушаю жалость. Стук в дверь. Арлетта объявляет мне о визитере. И тут же входит здоровый детина.

— Офицер полиции Жирар. Я сажусь на кровать. Он усаживается в кресло. Сейчас-то все и разыграется.

— Я пришел в связи со следствием, — говорит он. — В случаях смертельного исхода мы обязаны провести следствие — вам это, несомненно, известно… Итак… Расскажите, что произошло.

Он достает записную книжку, авторучку и готовится записывать. Зачем мне лгать? Я рассказываю ему о нашем ужине у Мелотти, нашем возвращении домой.

— Вы пили?

— Как обычно в подобном случае… немножко вина, ликер на десерт.

— Проверка на алкоголь показала, что его доза у вас в крови заслуживала внимания. О-о! Не то чтобы она была опасной, но близко к тому.

— Однако я чувствовал себя нормально… Я ехал довольно быстро, но не быстрее других… Кроме того, меня ослепила встречная машина… Тут я несколько видоизменяю ситуацию: не посвящать же его в нашу ссору!

— Ее шофер включил дальний свет.

— Возможно, вы заехали на левую сторону?

— Возможно. И тут жена испугалась, она схватила меня за руку, это и спровоцировало несчастный случай. Я не успел выровнять машину.

Полицейский изучает меня с профессиональным недоверием, выискивая изъян в моем показании, но я начинаю успокаиваться. В пижаме, с повязкой на голове я, конечно же, неузнаваем. А если бы на меня прислали донос, я бы уже знал об этом.

— Почему ваша жена не села за руль сама? Ведь вы ехали в ее машине.

— Она не любила водить.

— Несомненно, она схватила вас за руку, увидев, что вам грозит столкновение со встречной машиной.

— Не думаю.

— Однако вы в этом не уверены… Так или иначе, господин Миркин, на этом дело закрывается… Ваша жена умерла… и я весьма сожалею. Третьи лица тут не замешаны. Тем не менее я обязан подать рапорт. У вас есть страховка «от любого несчастного случая»?

— Нет.

— Ай-ай-ай! Это вам дорого встанет. По нашему указанию разбитую машину отбуксировали. Она находится в автомастерской «Универс» в весьма плачевном состоянии, как вы и сами догадываетесь. Машина старая?

— Три года.

— Значит, она уже утратила половину своей стоимости… Расходы по ремонту… расходы за помещение…

— Теперь это уже неважно.

— Да, я вас понимаю.

— Скажите… а похороны?

— Ах, правда. Извините. Я забыл, что вы восемь дней не приходили в сознание. Вашу жену похоронили в Морет-сюр-Луан. Все расходы взял на себя ее отец.

— А она… она страдала?

— Нет. Смерть наступила мгновенно. Арлетта приоткрыла дверь.

— Не переутомляйте нашего пациента… Полицейский встал.

— Позже я попрошу вас расписаться под протоколом. Примите мои соболезнования, господин Миркин, и скорейшего вам выздоровления.

От этого визита у меня подкосились ноги, и тем не менее я ощутил трепетную радость, будто вопреки нанесенному ей урону во мне вновь звенела жизнь. Я улегся в постель. Арлетта — сама предупредительность — предложила газеты. Нет. Я не хочу читать. Мне уже набили оскомину разговоры о моей книге. Разве что…