Александра Маринина - Чувство льда

• Название: Чувство льда
• Автор: Александра Маринина
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-17852-X, 5-699-18613-1

«Чувство льда» – семейная сага о поклонении догмам и штампам «правильной жизни», о разрушении личности, когда ей запрещают нарушать устоявшиеся правила и жить по-своему.

«Чувство льда» – книга, ломающая стереотипы мышления. Книга – явление в общественной жизни.

Семья Филановских – «статусная» семья. Он – главреж театра. Она – примадонна. Обласканы властью, поклонниками. Все хорошо. Когда младшая дочь хочет выйти замуж за человека, не соответствующего статусу семьи, мать убирает его с дороги – сажает в тюрьму. Дочь умирает. Спустя много лет старшая дочь также встает на защиту интересов семьи… Результат – тот же, несчастья окружающих, потери. Счастья в семье нет. Нет свободы. Идеология жизни «по правилам» кого-то приводит к разводу, кого-то лишает разума, а кого-то приводит к смерти.

---

– Вот видишь, – многозначительным шепотом сказала Тамара Леонидовна Любе, – он всего лишь не так сказал – и какой результат! Теперь ты понимаешь, что было бы со всеми нами, если бы мы скомпрометировали себя близостью с Юрцевичем?

– Вижу, – согласилась тогда Люба, глядя на раскрытый и наполовину уложенный чемодан матери: труппа театра выезжала на очередные гастроли в ГДР.

Конечно, мать привезет ей из-за границы хороший костюм и отличную обувь, и это особенно важно, потому что ноги у Любы, что называется, «проблемные», с выступающей косточкой возле большого пальца и слишком тонкой нежной кожей, которая стирается в кровь грубо обработанными на советских обувных фабриках краями. С обувью в стране вообще беда, она мало того что страшная, так еще и с неудобной колодкой, от которой болят ноги, и плохо сшита, мгновенно промокает и быстро рвется. Не говоря уж о каблуках, которые стаптываются буквально за месяц. Если Любе приходилось носить отечественные туфли, то ноги были постоянно заклеены пластырем. Спасали ее только возможности Тамары Леонидовны «доставать» или привозить обувь из зарубежных поездок. Да, быть хорошо одетой и носить удобную красивую обувь приятно, кто же спорит, но ведь ей, Любе, уже за тридцать, а личной жизни все нет и нет. Не складывается. И никакие костюмы и туфли, даже самые лучшие, не помогают.

Она была убеждена, что мешают племянники, чужие дети, гирями повисшие у нее на руках.

* * *

Тамара Леонидовна неоднократно предлагала отдать детей в круглосуточный детсад и забирать только на выходные, чтобы у дочери было побольше свободного времени, но, хотя соблазн был велик, Люба не согласилась. Чему они научатся в таком садике? Находясь постоянно в окружении таких же несмышленышей, как они сами, племянники не будут развиваться, и когда придет пора идти в школу, останутся несамостоятельными и неразвитыми и будут по-прежнему требовать внимания и опеки, то есть сил и времени. Нет, лучше уж сейчас потратить вечера на занятия с ними, но потом, уже совсем скоро, руки будут развязаны. И пусть занимаются музыкой, учительница приходит три раза в неделю, и это означает, что три раза в неделю у Любы образуются по два свободных часа, когда можно работать над диссертацией или просто почитать. И пусть спортом занимаются, она готова водить мальчиков на тренировки и ждать их, сидя на скамеечке с книгой в руках или с блокнотом на коленях. Есть виды спорта, которые очень способствуют интеллектуальному развитию и, что немаловажно, формируют самостоятельность и ответственность. Люба и здесь не пожалела времени на изучение литературы, нашла возможность пользоваться библиотекой института физкультуры, консультировалась с профессурой на разных кафедрах и пришла к выводу, что наиболее оптимальным для ее целей может, пожалуй, стать фигурное катание.

Она отдала пятилетних мальчиков в платную детскую группу, выбрав ближайший к дому стадион и сказав себе: «Еще два года – самое большее, и все. В школу и на тренировки они будут ходить сами, и чем дальше – тем тренировок будет больше. Учительница музыки приходит на дом. Они всё будут делать самостоятельно, и я наконец освобожусь. Только два года потерпеть – и свобода».

* * *

Зимой дети катались на открытом катке, а ожидающие их родители прогуливались неподалеку или, если мороз был совсем уж крепким, прятались в раздевалках. В тот день погода была не по-зимнему теплой, всего каких-то минус пять, сияло холодное солнце, и Люба медленно прохаживалась вдоль ограды катка, читая очередную научную монографию. Материал был собран, диссертация написана, еще немного довести до блеска – и можно сдавать ее в ученый совет.

Мужчина подошел к ней сзади, и Люба даже не сразу заметила, что рядом кто-то идет. Когда она в очередной раз развернулась, чтобы идти в обратном направлении, – столкнулась с ним нос к носу, вежливо улыбнулась и сделала шаг в сторону, чтобы обойти препятствие. Но мужчина не пропускал ее.

Она нахмурилась.

– Здравствуйте, Люба.

Он улыбнулся, но и в голосе, и в лице его Люба уловила напряжение. «Симпатичный», – решила она в первый момент, но уже в следующую секунду сказала себе: «Нет, красивый». Мужчина был высок, широкоплеч, синеглаз, только выглядел каким-то измученным, словно долго болел. Наверное, тоже из родителей юных спортсменов, ходит-бродит-скучает, вот и решил познакомиться, чтобы время скоротать.

– Здравствуйте, – ответила она, закрывая книгу. – Мы знакомы?

– Нет. Но я хотел бы с вами познакомиться. Вы не возражаете?

Она и сама не знала. С одной стороны, раз у него ребенок занимается на катке, значит, и жена есть, и с этой точки зрения знакомство совершенно бесперспективное. С другой стороны, целеустремленная, трудолюбивая и живущая по жесткому графику Люба запланировала на время тренировки проработать две главы из этой монографии, и терять время попусту не хотелось. Но была еще и третья сторона: сам мужчина, показавшийся ей необыкновенно привлекательным. Какой бы послушной дочерью, каким бы строгим учителем ни была Люба Филановская, она оставалась женщиной, к тому же не избалованной мужским вниманием.

– Не возражаю, – улыбнулась она. – Мое имя вы уже знаете. А ваше?

– Сергей. Не хочу, чтобы возникло какое-нибудь недоразумение, поэтому сразу назову и фамилию: Юрцевич.

Она споткнулась. Юрцевич подхватил ее под руку, но Люба вырвалась резким движением и отступила на пару шагов.

– Что вам нужно? Ну что вам опять нужно?! – гневно заговорила она. – Сначала жену ко мне подсылаете, теперь сами явились. Вас что, уже выпустили?

– Как видите. Не надо сердиться, пожалуйста. Разве я не имею права посмотреть на своих сыновей? Я часто сюда прихожу, просто вы всегда читаете, по сторонам не смотрите, поэтому не замечали меня.

– Вы следите за нами? – с ужасом спросила Люба.

– Я не слежу, я смотрю на мальчиков. Уж в этом-то вы мне отказать не можете.

– Могу, – твердо произнесла она, ускоряя шаг. – И откажу.

– Не обольщайтесь, – усмехнулся Юрцевич. – Вы не можете ничего мне запретить.

– Я заявлю на вас в милицию.

– И что? Разве я пристаю к вам? Разве пытаюсь заговорить с сыновьями, увести их от вас? Разве я вообще делаю хоть что-то запрещенное законом?

– Прекратите называть детей сыновьями! Забудьте о том, что вы их отец. Они – дети моей покойной сестры, мои племянники, внуки моих родителей. И на этом всё. Вы не имеете к ним никакого отношения.

– Вы ошибаетесь, Люба, – мягко проговорил он. – Я имею к ним отношение. Саша и Андрей – мои сыновья, их родила женщина, без которой я не мог жить, да и сейчас не могу, я до сих пор каждый день думаю о Наденьке, мысленно разговариваю с ней. И я очень их люблю, моих мальчиков, потому что они – ее продолжение, ее новое воплощение. Мне необходимо их видеть, и я был бы счастлив, если бы вы позволили мне хотя бы иногда общаться с ними.

– И не мечтайте, – бросила Люба, не поворачивая головы. – Не смейте даже приближаться к ним.

Юрцевич несколько секунд шел рядом молча, потом неожиданно кивнул:

– Хорошо. Как вы скажете – так и будет. Приближаться не буду, не стану пытаться заговорить с ними и познакомиться. Но хотя бы смотреть на них мне можно?

В его голосе звучала такая мольба и такая мука! И голос у него, между прочим, был очень приятным. Что, в конце концов, плохого в том, что этот Юрцевич будет издалека смотреть на мальчиков? Да пусть, не жалко.

В отношениях с мужчинами Люба была не особо опытной, серьезных романов у нее не случалось, а короткие и не оканчивающиеся ничем ухаживания не могли дать ей необходимых навыков разбираться в собственных ощущениях. Она в тот момент была уверена, что всего лишь разрешила отцу смотреть издалека на своих детей, ничего больше.

Она снова раскрыла книгу и углубилась в научный текст. Юрцевич больше не шел рядом, он направился в другую сторону и медленно прогуливался, не сводя глаз с катка, на котором занимались Саша и Андрюша, но, поскольку детей в группе было много, его пристальное внимание именно к этим мальчикам никому не было заметно. Иногда маршруты Любы и Юрцевича пересекались, и тогда она делала над собой некоторое усилие, чтобы не поднять голову и не посмотреть на него. И она даже не задалась вопросом, почему так точно и остро чувствует его приближение, хотя обычно не замечала ни идущих навстречу, ни обгоняющих ее людей. И еще она не заметила мелькнувшего в глубине сознания странного желания, чтобы сегодняшняя тренировка длилась подольше.

Наконец детей отпустили. Саша и Андрюша помчались в раздевалку, и Люба направилась поближе к тому месту, откуда они должны были появиться уже переодетыми, краем глаза пытаясь наблюдать за Юрцевичем. Не увидела его и решила, что Сергей уже ушел, однако легкого укола разочарования не заметила. А ведь он был, этот укол…

Весь остаток вечера, занимаясь с детьми, она мысленно сравнивала их с Юрцевичем и находила в мальчиках огромное сходство с отцом. Такие же синие глаза, такие же точеные лица, в которых не было и следа пухлощекой сероглазой Надюши. Мальчишки вырастут и станут такими же красавцами, как Юрцевич. Просто-таки смерть девчонкам! Какой же он красивый, этот Сергей… Тот факт, что Юрцевич весь вечер и всю ночь занимал мысли Любы, ничуть ее не удивил, ну а как же иначе, он ведь отец мальчиков, а мальчики все время у нее перед глазами.