Мика Валтари - Золотое кольцо всадника

• Название: Золотое кольцо всадника
• Автор: Мика Валтари
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992

Римский всадник Минуций Манилиан в награду за сомнительные заслуги по разоблачению заговора Пизона получает место в сенате. Все его мысли и действия направлены лишь на одно: он любыми способами хочет обеспечить будущее сына, последнего из рода Юлиев. А будущее — это римский престол. Для достижения цели Минуций готов на все — на жертвы, обман и предательство.

В романе читатель встретится и с реальными лицами — императорами Нероном и Веспасианом, которые определяли ход истории.

---

Затем император хитро посмотрел на меня и проговорил безмятежно:

— Итак, мне доставили бесспорные доказательства вины Антонии. Я вынужден поверить им, хотя ты, конечно же, понимаешь, как я расстроен и как горюю о том, что ей придется умереть. Ведь она не только знатная римлянка, но и моя сводная сестра. Ты разоблачил ее ради моего спасения, и я хочу оказать тебе честь. Я приказываю, Минуций, чтобы ты немедленно отправился к Антонии и вскрыл ей вены. У меня есть опасения, что добровольно уйти из жизни она не пожелает, в то время как политические интересы государства требуют ее гибели. Я обещаю ей пышное погребение и непременно помещу урну с ее прахом в мавзолей Божественного Августа. Сенату и народу незачем знать правду. Я расскажу им, будто она совершила самоубийство, ибо была смертельно больна. Если это объяснение не подойдет, я придумаю любое другое. Сейчас это не имеет значения.

Я был настолько удивлен тем, что Нерон угадал мое желание, что слова застряли у меня в горле.

Видишь ли, Юлий, я как раз собирался просить его сделать мне одолжение и позволить самому передать Антонии императорскую волю, чтобы у меня появилась возможность попрощаться с ней и до последнего вздоха держать ее за руку, наблюдая со слезами на глазах, как кровь вытекает из этого прекрасного белоснежного тела. Так мне было бы легче расстаться с моей любовью.

Однако Нерон неправильно истолковал мое молчание. Он засмеялся, хлопнул меня по спине и сказал высокомерно:

— Да уж, неприятно тебе будет признаваться Антонии, что это ты донес на нее. Я думаю, она все-таки переспала с тобой пару раз. Мне хорошо известны ее привычки.

Но я видел, что он говорит это только в шутку. Ему и в голову не приходило, что Антония могла увлечься таким человеком, как я, и при этом отказать ему, императору.

Посылая меня к Антонии, он хотел моего позора и унижения, так как издавна глубоко презирал доносчиков. Однако же, Юлий, мне кажется, я в своем рассказе достаточно ясно показал, что доносчики бывают разные. Сообщая Нерону те или иные сведения, я думал в первую очередь о тебе, сын мой, и о будущем всего рода Юлиев. Собственная жизнь и репутация заботили меня куда меньше. Так что Нерон ошибался. Намереваясь унизить меня, он на самом деле неожиданно подарил мне величайшую радость.

Такая же радость осветила и лицо Антонии, едва она увидела меня. Ведь мы уже попрощались навсегда, и вдруг я вернулся в ее дом. Не думаю, что кто-нибудь еще встречал известие о своей грядущей кончине с таким неподдельным восторгом. Ее глаза сияли, ее руки манили, ее губы шептали слова любви. Я приказал трибуну и преторианцам выйти и встать у наружных дверей, и мы бросились друг другу в объятия.

Разумеется, я понимал, что император с нетерпением ждет известия о смерти Антонии, и все-таки надеялся, что он даст мне час-два на уговоры. Заставить человека совершить самоубийство — дело нелегкое. Конечно, Антония давно знала, что ее ждет, и была готова уйти из жизни в любой момент, но Нерон-то об этом не догадывался.

Мне жаль было терять драгоценное время на расспросы об ожерелье Пизона, хотя я и сгорал от ревности и желания выяснить все до конца. Мы упали на ложе и ненадолго забыли об ужасах этого дня. Возможно, как любовник я тогда себя не превзошел — сказались недосыпание и усталость, однако мы крепко обнимали друг друга, и этого нам было довольно.

Тем временем служанка Антонии наполнила горячей водой роскошный порфирный бассейн, и обнаженная красавица, попросив меня поторопиться, легла в него. Я вскрыл ей вену на сгибе локтя со всеми возможными предосторожностями — быстро, аккуратно, острым ножом. Она не хотела огорчать меня, но все же не смогла удержаться от болезненного стона.

Когда кровь окрасила благоухающую бальзамом воду в розовый цвет, Антония попросила у меня прощения за обиды и огорчения, которые я будто бы от нее терпел, и рассказала, что вся ее жизнь была настолько безоблачной, что она часто раздражалась по пустякам и, например, втыкала булавки в грудь неловкой рабыни, если та, расчесывая ей волосы, случайно дергала их.

Одной рукой я держал Антонию над водой, чтобы она не захлебнулась, в другой сжимал ее хрупкие пальцы, и внезапно жизнь показалась мне такой никчемной, что я решил умереть вместе с моей возлюбленной.

— Ты очень любезен, милый мой Минуций, — прошептала она еле слышно, целуя мое ухо, — но ты должен жить ради сына. Не забудь те советы, что я давала тебе, и не забудь также положить мне в рот монету из твоего старого этрусского золота, чтобы мне было чем заплатить Харону. Это последнее, о чем я тебя прошу, прежде чем меня начнут готовить к погребальному костру. Перевозчик обязан знать, насколько я знатная. Я не хочу оказаться на его лодке в толпе черни…

Спустя мгновение ее губы побледнели, а рука стала вялой и бессильной. Однако я по-прежнему не разжимал своих пальцев и все целовал и целовал милое лицо.

Наконец я убедился, что Антония не дышит, и бережно перенес ее окровавленное тело на ложе. Начав обмывать покойницу, я с радостью увидел, что моя возлюбленная пользовалась египетским мылом одного из моих галльских вольноотпущенников. То есть, разумеется, оно было вовсе не египетским, а изготавливалось в Риме, как, впрочем, и все другие сорта мыла, а также порошки для чистки зубов, но люди платили за мыло гораздо больше, если оно красиво называлось.

Одевшись, я позвал преторианцев и их командира засвидетельствовать, что Антония добровольно совершила самоубийство, а затем поспешил во дворец. Но перед уходом я, как и обещал, положил в рот умершей одну из золотых монет, найденных в Цере в старой гробнице, и попросил управляющего Антонии проследить, чтобы монету не украли.

Нерон, поджидая меня, коротал время за вином и успел выпить более чем достаточно. Он был явно удивлен моим скорым возвращением и спросил, уверен ли я, что все уже позади. Затем он еще раз пообещал не трогать мою наследственную землю в Британии, а также замолвить за меня словечко в курии, чтобы я как можно быстрее стал сенатором. Но это ты уже знаешь, и я рад, что самая печальная часть моего рассказа подходит к концу.

Однако мне еще следует поведать тебе о том, что буквально две недели спустя я по вине покойной Антонии едва не лишился жизни. К счастью, друзья вовремя сообщили мне, что Нерон начал расследование, связанное с ее завещанием.

…Я так и не понял, почему эта умная и дальновидная женщина назвала тебя в своем завещании, хотя я просил не делать этого. Перед ее смертью мы не говорили с ней о ее последней воле, потому что были заняты другим. Да и, по правде сказать, я совсем забыл об обещании, данном ею, когда она награждала тебя именем Антоний.

Теперь мне предстояло как можно быстрее избавиться от весталки Рубрии — единственной, кому была известна тайна твоего происхождения. У меня нет большого желания рассказывать о нашей последней встрече. Заслуживает внимания всего одна деталь: перед тем, как посетить Рубрик», я зашел к старой Локусте[51], которая жила в замечательном загородном доме, подаренном ей Нероном. Она с учениками занималась выращиванием лекарственных трав и при сборе урожая строжайше руководствовалась разными фазами луны.

К моей радости, внезапная смерть старейшей жрицы храма Весты никого не удивила и не встревожила. Ее лицо даже не почернело — так хорошо владела Локуста своим ремеслом. Ничего не скажешь, рука у нее была набита на многочисленных преступниках, которые, с разрешения Нерона, пили некоторые ее снадобья, дабы она могла проверить их действие. Все равно эти люди лучшего не заслуживали.

Мое посещение Рубрии осталось незамеченным — к ней часто приходили за советами, — и потому я без всяких помех сумел замуровать в потайном месте официально заверенный свидетелями документ, касающийся твоего рождения. Рубрия подтверждала в нем, что Клавдия — дочь римского императора, что Антония признала Клавдию своей сводной сестрой и что имя Антоний было дано тебе именно поэтому.

Судя по многим признакам, я давно догадался, что впал в немилость, и приказ срочно явиться к Нерону не застал меня врасплох. Я постарался хорошо подготовиться к нашему разговору.

— Расскажи-ка мне о своем последнем браке, Манилиан, — велел, раздраженно жуя губами, Нерон, — так как я ничего не знаю о нем. И постарайся поправдоподобнее объяснить, отчего это Антония упомянула в своем завещании твоего отпрыска. Я вообще впервые слышу, что у тебя есть сын, если не считать, конечно, Эпафродиева ублюдка.

Я старательно избегал его взгляда и изображал сильнейший испуг, что, впрочем, удавалось мне с легкостью. Нерон тут же решил, что совесть моя нечиста.

— Я бы еще понял, если бы Антония оставила мальчику кольцо своего дядюшки Сеяна, — продолжал императора, — но ведь она дарит ему несколько юлианских фамильных драгоценностей, унаследованных ею от матери Клавдия, старой Антонии! Среди прочих вещиц там есть даже плечевые знаки различия, которые, как уверяют, носил сам Божественный Август, когда участвовал в боях или важных государственных церемониях. Еще более странно, что о твоем браке не говорится ни в одной из книг, а имя твоего сына отсутствует в новой переписи, не говоря уже о списке всадников, хотя по всем правилам оно должно там быть. В общем, в этом есть что-то подозрительное.