Мика Валтари - Золотое кольцо всадника

• Название: Золотое кольцо всадника
• Автор: Мика Валтари
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992

Римский всадник Минуций Манилиан в награду за сомнительные заслуги по разоблачению заговора Пизона получает место в сенате. Все его мысли и действия направлены лишь на одно: он любыми способами хочет обеспечить будущее сына, последнего из рода Юлиев. А будущее — это римский престол. Для достижения цели Минуций готов на все — на жертвы, обман и предательство.

В романе читатель встретится и с реальными лицами — императорами Нероном и Веспасианом, которые определяли ход истории.

---

— Двум петухам нет места в одном курятнике. Я думаю, для твоего же благополучия тебе сразу после освобождения следует покинуть Рим.

Мрачно глядя прямо перед собой, Павел заявил, что Христос обрек его на вечные скитания, и он привык нигде долго не задерживаться. Поэтому темница была ему суровым испытанием. Но он выполнил свою миссию и обратил множество римлян в христианство; теперь же он намерен отправиться в Иберию. Там много портовых городов, основанных еще греками, и в них до сих пор говорят в основном по-гречески. Я же полагал, что ему лучше всего поехать в Британию.

Конечно же, вопреки моим настойчивым увещеваниям и предостережениям, Павел, представ в преторстве перед Нероном, вовсе не держал язык за зубами. Нерон был в хорошем расположении духа и, увидев его, воскликнул:

— Арестант — иудей! Надо его побыстрей освободить, не то Поппея совсем не даст мне житья. Она уже на последнем месяце и чтит этого иудейского бога еще больше, чем раньше!

Он толкнул водяные часы, чтобы измерить продолжительность защитительной речи, и углубился в документы следующего процесса. Павел заявил, что сегодня у него наконец-то появилась счастливая возможность отвести от себя все наветы, и попросил Нерона милостиво выслушать его, так как, видимо, тот не очень хорошо знаком с обычаями и вероучением иудеев. Павел начал с Моисея, а затем перешел к изложению событий своей собственной жизни и поведал о том, как ему открылась божественная сущность Иисуса из Назарета.

Я подал Нерону заключение, приложенное прокуратором Фестом к делу; там говорилось, что прокуратор Иудеи считает Павла безобидным дуралеем, у которого от слишком большой учености мозги съехали набекрень. Царь Ирод Агриппа, прекрасно разбирающийся в вопросах иудейской веры, после допроса Павла тоже предлагал отпустить его на все четыре стороны. Нерон кивал головой и делал вид, будто внимательно слушает, хотя, похоже, не понимал ни слова.

Павел даже успел добавить:

— …вот почему я обязан повиноваться небесным знамениям. Ах, если бы у тебя отверзлись очи и от мрака ты обратился бы к свету, и от власти Сатаны перешел бы под десницу Божию! Если бы ты поверил в Иисуса из Назарета, то получил бы отпущение грехов и свою часть священного наследия.

Но тут его время кончилось, и он вынужден был умолкнуть.

Нерон многозначительно сказал:

— Я вовсе не требую от тебя, чтобы ты поминал меня в своих записях. Я не из тех, кто жаждет чужого, хотя клеветники и утверждают обратное. Так вот, ты можешь рассказать и всем остальным иудеям о моем бескорыстии. И еще: ты сослужишь мне великую службу, если помолишься о моей супруге Поппее Сабине своему богу. Бедная женщина, видимо, искренне поверила в вашего Иисуса, о котором ты мне сейчас так убедительно говорил.

Он распорядился тут же освободить Павла от оков и отправить их в знак своей доброй воли и расположения к иудеям в дар Иерусалимскому храму. Я мельком подумал, что иудеи вряд ли обрадуются такому подарку. Оплатить расходы по делопроизводству должен был сам Павел, поскольку именно он подавал апелляцию.

За короткий срок мы провели множество судебных разбирательств. В большинстве случаев приговоры были оправдательные, и откладывались только такие дела, которые, как считал Тигеллин, для государственной пользы следовало тянуть как можно дольше, пока сам истец не умрет от старости.

Два месяца спустя я снова был свободен от службы, но прилежание мое и неподкупность получили всеобщее признание, и обо мне уже не распускали всяческие порочащие меня слухи.

Дело Павла было, откровенно говоря, малозначительным. По-настоящему важными являлись слушания, касавшиеся убийства Педания Секунда. Как я уже говорил, Нерон разгневался на моего тестя, сместил его и назначил городским префектом Педания. Всего лишь несколько месяцев спустя тот был зарезан на своем ложе одним из рабов. Истинной причины этого убийства так никто и не знал, но, во всяком случае, я могу совершенно искренне утверждать, что тесть мой к нему совершенно не причастен.

Древний же закон гласил, что если раб посягнул на жизнь своего господина, то вместе с ним предаются смерти и все остальные невольники, живущие в доме. Это вполне справедливый закон, проверенный жизнью и необходимый для всеобщей безопасности. Но у Педания было свыше пятисот рабов, и многие римляне вознамерились воспротивиться их казни. Спешно собрались сенаторы, и, представьте себе, некоторые из них вполне серьезно утверждали, что в данном случае закон должен быть нарушен! Несколько друзей Сенеки открыто заявили, что раб — тоже человек и что нельзя лишать жизни невиновного. С речами выступили сенатор Пуд и его отец. Оба были очень разгневаны и всячески осуждали подобную «жестокость». Находились даже те, кто посмел заступиться за преступного раба, который якобы отомстил за какую-то несправедливость.

Но другие совершенно правильно говорили: если сейчас пощадить рабов Педания, то скоро никто не будет чувствовать себя в безопасности в собственном доме. Предки наши установили этот закон и тем самым дали понять, что они — и вполне обоснованно! не доверяли рабам, даже тем, что родились в доме и вроде бы с младых ногтей преданы господину. Нынче же в Риме куда опаснее, чем прежде, потому что невольничьи рынки переполнены иноплеменниками, поклоняющимися чуждым нам богам!

По-моему, именно тогда было впервые вслух высказано подозрение, что даже среди сенаторов есть мужи, предавшие римских богов и пытавшиеся защитить своих товарищей по вере. К счастью для Рима, при опросе все-таки победили сторонники закона.

Огромная толпа, окружившая дом Педания, вооружилась камнями и угрожала поджечь ближайшие кварталы. Пришлось вызвать на подмогу преторианцев, и Нерон пообещал строго покарать зачинщиков беспорядков. Вдоль улиц, по которым вели пятьсот обреченных на смерть рабов, стояли плотные ряды стражников.

Простолюдины бросали камни и выкрикивали проклятья, однако бунта удалось избежать. Этому помогло и то обстоятельство, что многие из рабов Педания оказались христианами; их единоверцы в толпе отговаривали людей от насилия, поскольку, мол, нельзя воздавать злом за зло.

Нет худа без добра, и мой тесть снова занял свою должность. У сената и народа появились новые темы Для сплетен; беременность Поппеи стала одной из них.

Нерон хотел, чтобы ребенок родился в Анции, там, где появился на свет он сам. Возможно, цезарь надеялся, что с первым криком младенца из поместья, полученного в наследство от Ариппины, исчезнут все печальные воспоминания. Кроме того, он не считал раскаленный и переполненный злыми слухами летний Рим здоровым местом для роженицы.

Мне посчастливилось встретиться с Поппеей до ее отъезда в Анцию. Беременность совсем не изуродовала ее. Глаза молодой женщины приобрели приятный блеск, придававший ее лицу нежное и томное выражение.

Я осторожно спросил:

— Правда ли, что ты стала поклоняться богу иудеев? В Риме поговаривают, будто ты уговариваешь Нерона покровительствовать иудеям…

— Ты же знаешь, что пророчество иудеев сбылось, — отвечала Поппея. — В свой самый тяжелый час я дала обет поклоняться их богу, который настолько могуществен, что нельзя видеть изображения его лика. И так же могуществен их Моисей. Я бы не отважилась уехать рожать в Анцию, не будь при мне иудейского врача. Со мной отправляется и повивальная бабка-иудейка… ну, разумеется, еще и опытные греческий и римский лекари.

— А слышала ли ты об Иисусе из Назарета, царе иудеев? — спросил я.

Поппея шмыгнула носом и по своему обыкновению игриво ответила:

— Я знаю, что среди иудеев есть много разных святых. У евреев строгие законы, но я в них не разбираюсь. В моем положении задумываться вредно, довольно того, что я почитаю Моисея!

Я понял, что у нее такое же смутное понятие о вере иудеев, как и у подавляющего большинства римлян, которые не в состоянии представить себе бога, если не увидят его изваянным в мраморе. Я вздохнул с облегчением. Если бы Поппея знала, как люто иудеи ненавидят Павла, она вряд ли поблагодарила бы Нерона и меня за то, что мы отпустили его на свободу, позволив ему тем самым и дальше сеять смуту среди иудеев.

Итак, Поппея уехала в Анцию, и я от всего сердца пожелал ей счастливых родов. Нерон начал меня утомлять. Если он пел, его следовало восхвалять. Если правил колесницей — восхищаться его непревзойденной ловкостью. Ночи напролет он кутил с кем попало и где попало. Он снова начал тайком встречаться с Актой; он осквернил множество семейных очагов Рима. Тигеллин водил ему своих мальчиков. Когда однажды мы разговаривали с ним об этом, Нерон сослался на пример греков и привел следующее удивительное оправдание:

— Когда молния ударила в мою чашу, я сделался священным. Это был знак того, что после смерти я буду обожествлен. А боги двуполы. Я не чувствовал бы себя по-настоящему богоравным, если бы не любил всех этих хорошеньких мальчиков. Да и Поппее спокойнее, когда я развлекаюсь с подростками, а не с честолюбивыми женщинами. По крайней мере, ей можно не ревновать и не опасаться, что кто-то из них забеременеет.