Михаил Пыляев - Замечательные чудаки и оригиналы

• Название: Замечательные чудаки и оригиналы
• Автор: Михаил Пыляев
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 5-93453-030-5

 Известная книга М.И.Пыляева "Замечательные чудаки и оригиналы" до последнего времени оставалась только собранием курьезных рассказов о характерах россиян и причудах быта русской аристократии в XVIII и первой половине XIX столетия. Новое издание впервые раскрывает для читателя подлинные имена персонажей, сообщает о них краткие биографические сведения и дает их портреты.

Эта книга станет подлинным открытием для всех, кто интересуется историей культуры и быта императорской России.

---

Вельяминов Алексей Александрович (1785-1838)

Большими странностями также отличался командующий на Кавказе и в Черномории генерал Вельяминов[25], известный славный сподвижник войн -1812 и 1814 гг. Проживая в Ставрополе со всем штабом, генерал выказывал много оригинального в своем характере. Так, он имел привычку говорить почти всем «дражайший», но видеть его можно было только тогда, когда он отправлялся в экспедицию против горцев, иначе он не выходил из комнат занимаемого им дома. Отправляясь в экспедицию, на вопрос подчиненных ему генералов - куда? - он обычно отвечал: «Дражайший! барабанщик вам это укажет!» В походе он ходил подобно Наполеону I в сером коротком сюртуке сверх мундира. У него был открытый стол, к которому приглашались все небогатые офицеры и штабные. Сам он никогда не выходил к столу, кушаний с этого стола не вкушал, а ему подавали в его кабинет одно особое кушанье - ужа под жёлтым соусом, так называемого желтобрюха, откормленного прежде молоком. Это кушанье он чрезвычайно любил. Вельяминов был одинок и умер от полной апатии ко всему.

Платов Матвей Иванович (1751-1818)

Герой отечественной войны знаменитый атаман донцов граф М. И. Платов[26] был большой оригинал во многих привычках своей жизни. Происходя из казаков, он ревниво оберегал патриархальные нравы своих соотечественников и щеголял настоящей казацкой речью, часто очень нецензурной. Образ жизни его был самый простой. Когда армия наша покинула Москву и первопрестольная столица осветилась заревом пожара, Платов зарыдал, объявив всем окружающим его: «Если кто, хоть бы простой казак, доставит ко мне Бонапартишку, живого или мертвого, за того выдам дочь свою!» Это восклицание славного вождя

Платова Мария Матвеевна (1791-1866)

дошло до Англии и в 1814 году появился в Лондоне портрет девицы в национальном донском костюме с надписью: «Мисс Платов: по любви к отцу - отдаю руку; а по любви к отечеству - и сердце свое». Впоследствии эта дочь его, Марья Матвеевна, вышла замуж за донского генерала Т. Д. Грекова[27]. В 1814 году Платов в свите императора Александра I ездил в Лондон, откуда привез молодую англичанку в качестве компаньонки. Известный партизан Денис Давыдов выразил ему удивление, что, не зная по-английски, сделал он подобный выбор. «Я скажу тебе, братец, - отвечал он, - это совсем не для физики, а больше для морали. Она добрейшая душа и девка благонравная. А к тому же, такая белая и дородная, что ни дать ни взять ярославская баба». Тот же Денис Давыдов рассказывал, что когда Ростопчин представлял Карамзина Платову, атаман, подливая в чашку свою значительную долю рому, сказал: «Очень рад познакомиться, я всегда любил сочинителей, потому что они все пьяницы».

ГЛАВА III

Военные повесы былых времен. Майор Г. И. Нечволодов. Генерал-лейтенант Г. Х. Засс. Полковник А-ни. Проказы К. А. Булгакова.

В доброе старое время отличительную черту характера, дух и тон кавалерийских офицеров - все равно, была ли это молодежь, или старики, - составляли удальство и молодечество. Девизом и руководством в жизни были три стародавние поговорки: «двум смертям не бывать, одной не миновать», «последняя копейка ребром», «жизнь копейка - голова ничего!» Эти люди и в войне, и в мирное время искали опасностей, чтобы отличиться бесстрашием и удальством. Любили кутить, но строго помнили поговорки: «пей, да дело разумей», «пей, да не пропивай разума». Попировать, подраться на саблях, побушевать, где бы иногда и не следовало, все это входило в состав военно-офицерской жизни мирного времени. Молодые кавалерийские офицеры, по характеристике Ф. Булгарина, в молодости служившего в уланах, и сами того не зная, были почти тоже, что немецкие бурши: они точно также вели вечную войну с «рябчиками», т.е. со статскими, как бурши с филистерами. Эта молодежь нашей кавалерии знать не хотела никакой власти, кроме своей полковой и высшей военной, беспрестанно противодействуя полиции.

Буйство, хотя и подвергалось наказанию, не считалось пороком и не помрачало чести офицера, если не выходило из известных условных границ. Стрелялись редко, только за кровные обиды, за дело чести, но рубились за всякую мелочь. После таких дуэлей обыкновенно следовала мировая, шампанское и т. д. Дуэль ещё больше скрепляла товарищескую дружбу. По замечанию современников, в те годы не каждый решился бы говорить дурно про товарища, клеветать заочно и распространять клевету намеками. За офицера одного полка сразу вступались по десятку товарищей. Офицеры в полку принадлежали одной семье, у них все было общее - честь, дух, время, труды, деньги, наслаждения, неприятности и опасность. Офицерская честь ценилась очень высоко. Офицер, который бы изменил своему слову, не вступился бы в потребную минуту за однополчанина или обманул кого бы то ни было, положительно не был терпим в полку. В случае крайности, офицеры складывались и платили денежный долг товарища, который впоследствии выплачивал им свой долг.

Столпами службы в те времена были эскадронные командиры; многие из них были зрелых лет старики, прошедшие очень суровую военную школу и не раз надевавшие за дуэли и проказы солдатскую шинель: такие в критическую минуту заменяли молодым офицерам «отцов командиров» не по одной пустой кличке. У эскадронных командиров, по установившемуся издавна обычаю, всегда был открытый стол для своих офицеров. Обеды были, положим, неприхотливы: щи, каша, биток, да стакан вина. В кавалерии, по отзывам современников, жили не только весело, но отчасти и бестолково. Щеголеватость фронта, разные тонкости и порядки в муштре и в службе перенимались армией у гвардии, но выпадали годы, особенно после походов, когда и гвардия жила «по-армейски», подражая походной бивуачной жизни. Например, в старину существовал обычай в среде товарищей, хотя и знавших французский язык, говорить между собою всегда по-русски, в силу того принципа, что они - русские офицеры и служат русскому царю и отечеству. Тех же, которые употребляли всегда французский язык вместо русского и старались отличиться светскою ловкостью, прозывали «хрипунами». Вообще, чванство, надутость, фанфаронство, важничанье не были терпимы в полках.

В описываемое александровское время у молодых военных повес была великая страсть к так называемым «гросс-шкандалам» с немцами. Петербургские бюргеры и ремесленники любили повеселиться со своими семействами в трактирах на Крестовском острове, в Екатерингофе и Красном Кабачке; военная молодежь ездила туда как на охоту. Начиналось обыкновенно с того, что заставляли дюжих маменек и тетушек вальсировать до упаду, потом подпаивали мужчин, наконец, затягивали хором: «Freut euch des Lebens…»[28] упирая на слова: «Pflucke die Rose!»[29] и пошло волокитство, а, в конце концов, обыкновенно следовала генеральная баталия с немцами. После кутежа всю ночь напролет тройки разлетались в разные стороны, и к девяти часам утра ночные повесы, как ни в чём ни бывало, присутствовали на разводе - кто в Петербурге, кто в Стрельне, в Петергофе, в Гатчине. Через несколько дней обыкновенно приходили в полк жалобы, и виновные тотчас же сознавались по первому спросу. Кто был там-то - лгать было стыдно. На полковой гауптвахте частенько бывало тесно от арестованных офицеров.

По словам кавалериста той эпохи, в Кавалергардском, Преображенском и Семеновском полках господствовали тогда особый дух и тон. Офицеры этих трех полков принадлежали к высшему обществу, отличались изяществом манер, утонченною изысканностью и вежливостью в отношениях между собою, многие владели французским языком лучше, чем русским. Офицеры же других полков показывались в обществе только по временам, предпочитая жизнь товарищеской среды, жизнь нараспашку. Конногвардейский полк держался нейтрально, соблюдая смешанные обычаи. Но зато лейб-гусары, лейб-уланы, лейб-казаки, измайловцы и лейб-егеря жили по-армейски и следовали тому духу беззаветного удальства, который являл собою главнейшую черту военного характера этой эпохи, которую так пылко и ярко воспел в своих стихах Денис Давыдов. О похождении кавалергардских офицеров сохранилось много рассказов; особенно шалости их в Новой Деревне и на Черной речке в свое время наделали много шума.

На Черной речке в конце двадцатых годов по ночам стал разъезжать черный катер, с поставленным на нем черным же гробом. Гребцы, сидевшие с факелами около гроба, все заунывно пели «Со святыми упокой» и этим будили и пугали крестьян и дачниц. Вскоре узнали, как это рассказывает в своих воспоминаниях дочь графа Толстого[30], что факельщики эти - не кто иные, как молодежь-кавалергарды, а в гробу лежит не покойник, а шампанское. Днем они тоже не сидели спокойно, а с криками и шумом галопом носились на своих собственных пожарных трубах, все стоя на ногах, в сюртуках без эполет, в голубых вязаных шерстяных беретах с серебряными кистями.