Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы

• Название: Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9717-

Торвард, конунг фьяллей, и Скельвир хёвдинг из Слэттенланда остановились на ночлег на полуострове Квиттинг. Под влиянием злых чар, берущих начало в давней войне между племенами квиттов и фьяллей, Торвард увидел на месте Скельвира своего давнего врага, непризнанного конунга квиттов Бергвида Черную Шкуру, и напал на него. В сражении Скельвир был смертельно ранен. Дочь Скельвира, Ингитора, обладающая сильным поэтическим даром, стала мстить за смерть отца, складывая про Торварда позорящие стихи (которые, по убеждению скандинавов, приносят неудачу и даже могут погубить).

Эгвальд, сын конунга слэттов, полюбил Ингитору и пообещал ей убить Торварда, если она потом выйдет за него замуж. Но в сражении Эгвальд потерпел поражение и попал в плен. Торвард пообещал отпустить его за выкуп, при условии, что выкуп привезет ему сестра Эгвальда, Вальборг. Но вместо Вальборг с выкупом поехала Ингитора.

По пути во Фьялленланд корабль, на котором она плыла, был захвачен Бергвидом Черной Шкурой. Ингитора ускользнула от него – и оказалась одна в глухом лесу, в чужой враждебной стране, очень далеко от родины…

---

– За что, это же был честный бой. У них вообще считают, что для вождя наилучшая судьба – погибнуть в битве перед началом поединка, на глазах у всего войска.

– Но ведь тогда войско обречено на поражение!

– Это у нас. А у них наоборот: погибший вождь считается жертвой богам за общую победу. И ему так больше славы, так что Буада мне чуть ли не благодарен был, что я его сыну обеспечил славную гибель.

Ингитора качала головой: о нравах эриннов и уладов она слышала немного и все больше разные нелепости, но теперь ей открывался совершенно другой род мышления, не тот, к которому она привыкла – по-своему обоснованный, но очень уж чудной!

– Странный они, конечно, народ, – в задумчивости проговорил Аск, глядя куда-то в стену. – Мой отец тоже… Но я как-то благодарности не ощущаю…

– Ну, еще что-нибудь расскажи! – просила она, как вчера он просил: «Давай еще о чем-нибудь поговорим!»

– А кроме того, Буада же сам меня ранил, – Аск снова двинул плечом, – а они это очень уважают. У нас воину тем больше чести, чем больше ран он нанес врагам, а у них наоборот – чем больше ран получил, тем доблестнее. Потом, уже у него в доме, он меня в бане увидел со всем этим, – Аск обмахнул рукой грудь, плечо и бок, отмеченные «знаками доблести», которые когда-то, при первом взгляде, заставили Ингитору вздрогнуть, – и еще там тоже есть, – он посмотрел себе куда-то на бедро и на левую ногу, – и тем более…

Он было поднял руку, собираясь показать свой шрам на щеке, необычайно украсивший его в глазах эриннов, но вспомнил про отрастающую бороду и вообще передумал: тут уж она непременно догадается, кто он такой. А теперь ему этого не хотелось еще больше, чем при их первой встрече, но не от недоверия, а совсем наоборот. Блеск ее глаз, явное удовольствие, с которыми она его слушала, отчаянный трепет, с которым она вырывалась из его объятий, делались еще ценнее при том, что она не знала , кто он. Он уже понимал, что такую девушку не соблазнят ни золото, ни власть конунга, ни даже слава человека, о котором много говорят, но он хотел нравиться ей сам по себе, хотел быть любим «в медвежьей шкуре».

Забыв, что еще собирался рассказать, он смотрел на нее в упор, притом с таким многозначительным выражением, словно в ней-то и заключались все его прошлые и будущие подвиги.

– Что ты так на меня смотришь? – спросила Ингитора, скорее намекая, что этого делать не следует, чем действительно желая ответа.

– Думаю, – коротко отозвался он, но не отвел глаз, а продолжал так же прямо смотреть на нее и, значит, не уклоняясь от разговора.

– О чем?

– О том… Ну, если ты так уж хочешь знать, – он словно бы извинился этим маленьким отступлением, – о том, какой я был дурак, когда давал заверения, что твоя честь в полной безопасности.

– «Зверь благородный»! – передразнила Ингитора, подавляя трепет и внезапную жуть.

Из его темных глаз на нее сейчас действительно смотрел могучий и грозный «хватающий зверь», которого он носил на браслетах, смотрел открытым жадным взглядом. Она сама невольно раззадорила его и выманила из глубины – впрочем, он не очень-то и прятался, – но была полна решимости постоять за себя.

– Учти: моя честь стоит столько же, сколько жизнь свободного знатного человека! – пригрозила она.

– Если бы дело было только в цене! – с сожалением отозвался Аск, внимательно глядя на нее и пытаясь понять, чего же она на самом деле хочет. Существует множество тонких оттенков в том «нет», которое говорит женщина, но во многих случаях оно действительно означает «нет». – Но, видишь ли, я и правда люблю, когда меня обнимают. По-моему, унизительно брать силой то, что имеет настоящую цену только по доброй воле.

Он говорил искренне и убежденно, и Ингитора еще раз поздравила себя, что у ее лесного спутника именно такие взгляды.

– Бери меч и клади между нами! [10]  – решительно велела она и кивнула на пол между лежанками.

– Не обманешь! – с грубоватым торжеством отозвался Аск и кивнул на охапку травы на своей лежанке. – Иди ко мне, тогда…

И вдруг быстрее, чем она успела сообразить, он подался к ней, подхватил на руки, и Ингитора вскрикнула от неожиданности, внезапно ощутив себя где-то высоко над землей, без опоры под ногами, в руках и в полной власти «хватающего зверя». Промчавшись по воздуху, она упала в черную бездну, так что даже собственное сердце за ней не успело и зависло где-то, отчаянно стуча, – он опустил ее на свою охапку травы, склонился над ней, не выпуская из рук, и добавил, почти касаясь губами ее губ:

– Но повторять всех подвигов Сигурда я не обещал!

Он просто решил проверить делом, что же означает ее «нет». Отвечать нужно было очень быстро – самое маленькое промедление будет понято как «да». Чувствуя, что на спасение ей отпущен один-единственный миг, потрясенная, с бьющимся сердцем и горящим лицом, Ингитора ахнула, дернулась; хватка ослабла, она вывернулась из его рук, отпрянула к стене, потом поспешно, как из огня, соскользнула с лежанки, подхватывая упавший плащ, и в порыве почти бессознательного испуга отшатнулась к темному углу. Ее обливал жар и трепет, овевало ощущение его силы, которая так легко может делать с ней что угодно; он словно бы продолжал держать ее в объятиях, даже выпустив. Он, за которого она только что сама цеплялась в страхе перед «волчьей матерью», сам стал «хватающим зверем» и смотрел на нее проникающе-жадными глазами. Он был как огонь, который то защищал и согревал, то угрожал и жег; она неосторожно подошла слишком близко и обожглась, и ей хотелось спрятаться от этих глаз, от этого зверя, готового вот-вот броситься снова.

– Нет, нет! – в отчаянии вскрикнула она. – Ты же обещал!

От звука ее голоса, от вида ее испуганно-порывистых движений, отчуждения, отразившегося на лице, он словно бы опомнился. Тяжело дыша, он смотрел на нее с каким-то мучительным усилием, тревогой, тоской.

– Нет, только… только не бойся меня! – взмолился он, словно торопясь исправить сделанную ошибку, порываясь и не смея протянуть к ней руки, и она видела, что это уже не тот страстный порыв.

Ингитора снова села, стараясь успокоиться. Он сделал шаг к ней и вдруг встал на колени, глядя на нее снизу вверх с выражением преданности, мольбы и мучительного усилия передать ей свое чувство.

– Только не бойся меня! – горячо, хрипловато от волнения просил он, сперва робко накрыв своей широкой ладонью ее сложенные руки, потом все крепче их сжимая. – Не бойся, я ничего тебе не сделаю! Мне так нравится, когда ты мне улыбаешься, и я не хотел бы все испортить из-за того, что я такой… Ну, что я могу поделать, когда тут передо мной такое чудо ходит, белое и нежное, как сливки, и сладкое, как мед, во мне все кипит и рвется, я сам не соображаю… Не бойся меня, мне нужно… То, что я хочу, можно только по доброй воле дать. Мне нужна любовь, а если силой, это та же драка, понимаешь? Пообещай мне любовь и делай со мной что хочешь. Я лбом чужие кулаки ломал, но перед тобой я беспомощен, потому что ты… Только не отталкивай меня.

Он говорил быстро, горячо, страстно, сбивчиво и не слишком внятно, но Ингитора именно сейчас вдруг стала понимать природу того чувства, которое к ней и раньше питали многие. Она боялась его силы, перед которой была беспомощна, но само влечение его сильного тела налагало на него оковы и отдавало в ее власть. Стихия битвы, в которой он жил, для равновесия требовала стихии любви; он сам только сейчас понял свою пожизненную жадность к тому и другому, но и Ингитора вдруг поняла его. Возле самого ее лица было это лицо с лихорадочно блестящими глазами; его широкие, теплые, жесткие от мозолей руки так страстно и так бережно, точно хрупкую драгоценность, сжимали ее тонкие белые пальцы. И вся ее внутренняя сила единым потоком вдруг устремилась ему навстречу; блаженство слияния этих двух стихий вдруг приоткрылось ей. Впервые она встретила человека, в котором мужская природа битвы была выражена так полно и ярко, и оттого только сейчас в ней пробудилась ее женская природа, стихия любви.

Он положил голову ей на колени, словно взывая к милосердию, и Ингитора дрожала от волнения и уже не помнила о своем страхе: он опять переменился, опять стал другим. Понимая, что опять тянется к огню, она все же не могла удержаться и ласково провела пальцем по его красивой густой брови, погладила его по лицу, чувствуя какую-то боязливую, пронзительную, привязывающую нежность к этому опасному зверю, который так отчаянно старался совладать сам с собой.

– Ну, уймись! – тихо попросила она. – И троллиха, и ты – слишком много жаждущих моей крови за один раз!

– Ты на меня не сердишься? – Он поднял голову и с надеждой посмотрел на нее. – Ну, родился я таким, что я с этим сделаю?

– Я не сержусь, но ты должен понимать…

– Я все понимаю! – заверил он. – Я не слепой, я вижу, что ты такое и чего стоит твоя честь! Но… Клянусь Фрейром… Были бы мы не в лесу, а где-нибудь среди людей… Я бы себя вел иначе.