Александр Крон - Дом и корабль

• Название: Дом и корабль
• Автор: Александр Крон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Публицистика
• Год: 1980
• ISBN: 4-7020-1020-0

Действие романа «Дом и корабль» развертывается в осажденном Ленинграде в блокадную зиму 1941 - 1942 годов.

---

- Разрешите, - сказал Туровцев, щелкнув воображаемыми каблуками. Он был в валенках.

Над бюро висели спасательный круг и большой фотографический портрет: покойный был совсем не красив и не представителен, с низким лбом и висячими, как у бульдога, щеками, но глаза излучали кроткое величие, присущее людям, даже не подозревающим, что честность и бесстрашие чем-то выделяют их среди прочих людей. Митя загляделся на портрет, корабли, заморские сувениры. Начальница не проявляла нетерпения, она давала время освоиться.

- Все, как было при Владимире Вячеславиче, - сказала она с гордостью. - Кроме портрета - терпеть не мог выставляться. Садитесь и рассказывайте. Вряд ли вы пришли ко мне просто в гости.

Митя сел и рассказал. Кречетова задумалась.

- Давно бы так. Откровенно говоря, я никогда не понимала, как вы там существуете.

Она встала. Митя тоже вскочил.

- Постойте-ка, - сказала старая дама. - А у вас есть чем топить? - Увидев, что Митя замялся, она усмехнулась. - Ну хорошо. Дрова я дам. Но имейте в виду - я возьму с вас взятку. Пойдемте.

Она вывела Митю обратно в прихожую и толкнула низкую, обшитую мешковиной дверь. По тому, как пахнуло теплом и землей, Митя догадался: кухня. Треть кухни занимала плита, на ней сидел, свесив босые узловатые ступни, Петрович. Стол, полки и скамьи были тесно заставлены горшками и кадками с какими-то диковинными растениями, пожелтевшими и обшарпанными, но еще живыми. При появлении Туровцева матрос застеснялся и попытался привстать.

- Сиди, Петрович, - скомандовала Юлия. - Вот. - Она сделала широкий жест, и Митя с удивлением заметил, что решительная дама очень волнуется. - Ясно вам?

Митя честно сознался, что нет - не ясно.

- Моя вина, - сказала Кречетова. - Вы не обязаны знать, что я уже много лет работаю в Ботаническом саду. Не буду вас обманывать, я никакой не ботаник, просто мелкая канцелярская сошка. К сожалению, я очень бестолково прожила свою жизнь, многому училась и ничему не выучилась… - Увидев непритворное участие в глазах Туровцева, она ожесточилась: - Короче говоря, оранжереи разбомбило, и дирекция разрешила тем, кто хотел, разобрать самые ценные корни. Я делаю, что могу, но они все-таки гибнут. Им нужен дневной свет, а я с грехом пополам могу отопить только эту темную кухню…

- Теперь ясно, - сказал Митя.

- Имейте в виду, дрова у вас будут. На завтра я назначила разборку дровяных сараев. В них все равно нечего держать, да и пожарная инспекция требует. Доски наши - столбы ваши. По рукам?

- По рукам.

- Тогда застегнитесь и пойдем в первую.

«Первая» оказалась этажом выше «третьей», где жили художник и Катя. Такая причудливость квартирной нумерации привычна для коренных ленинградцев, но Митя был москвич, это его рассмешило и показалось хорошим предзнаменованием.

- Фонарик есть? - спросила Кречетова на площадке. - Зажигалка? Хуже. Ладно, светите.

Она вынула из противогазной сумки связку ключей и стала отпирать замки. Изнутри дверь была обита листовым железом, и Мите показалось, что он входит в несгораемый шкаф. Однако это была только кухня, и обставленная с большой любовью.

В следующей комнате пахло сыростью, мастикой для натирки полов, мебельным лаком.

- Маскировка здесь, кажется, в порядке, - сказала Кречетова, и по тому, как прозвучал ее голос, Митя догадался: комната большая. - Но при зажигалке вы не много увидите. Как можно быть таким растяпой? Подождите. - Она ощупью нашла газету и скрутила ее жгутом. - Зажгите. Так. Теперь держите. Господи, держит, как свечку в вербное воскресенье - так она у вас погаснет…

Осмотр продолжался недолго. Если квартира и была похожа на жилище Ивана Константиновича, то только размерами и расположением окон. Вещи, окружавшие художника, были красивы или незаметны, они были удобны, и, глядя на них, не приходило в голову спросить, сколько они стоят. Здесь стояли тяжелые гарнитуры из очень светлого полированного дерева, даже пианино было какого-то паркетного цвета. Кроме мебели, были вазы, очень большие, неизвестного назначения, одна японская с цветущими вишнями, а другая на индустриальный сюжет, вероятно, отечественная. Было также несколько бронзовых изделий, напоминавших уменьшенного размера уличные монументы, такие вещи Митя видел только в витринах комиссионных магазинов да в гостиничных вестибюлях и не предполагал, что среди них можно жить. С потолка свисали обернутые в грязную марлю разлапые люстры, похожие на всплывшие кресла. Были и книги, солидные многотомные издания и хорошей сохранности и тоже чем-то напоминавшие мебель. Митя задержался перед висевшей на стене застекленной фотографией. Стекло зеркалило, но Митя все-таки разглядел - это была семейная группа. У мужчины - маленькая голова на толстой шее, на коротком носу победно сидели тяжелые роговые очки. Самой заметной частью в этом лице была верхняя губа, широкая, выпуклая, она придавала лицу стойкое выражение самодовольства. Женщина - молодая и, вероятно, хорошенькая, но уже с намеком на второй подбородок, прическа как из гофрированного железа. Чуть пониже виднелись головы двух одинаково наряженных и одинаково перекормленных девочек, обещавших со временем стать точной копией матери.

- Кто такие?

- Люди, - сказала Юлия Антоновна с непередаваемой интонацией. - Он заведует… Фу, память! - Она топнула ногой. - Забыла. Неважно чем. Не думайте, что пивным ларьком. Кандидат наук. А Валентина - обыкновенная корова. Пишет мне страстные письма: Юлечка Антоновна, умоляю, присмотрите за квартирой, ведь мебель фанерованная… Недавно новое поручение: Юлечка Антоновна, реализуйте всю мягкую рухлядь и переведите деньги, а за услугу возьмите себе, что хотите… Ну, я ей ответила.

Газета догорела, и Митя бросил ее на пол, хрупкий черный пепел на глазах превращался в тончайшую серую паутину, в которой одна за другой гасли красноватые искорки.

- В одну комнату мы запихнем все Валентинкины бебехи. Остальная территория ваша.

Митя задумался, прикидывая.

- Нары строить смешно, я вам дам сколько угодно кроватей. Сколько вам нужно? Военная тайна? Пожалуйста, можете не говорить, спрошу у Шурика.

- У Шурика? - удивился Митя. - У какого Шурика?

- У Шурика Камалетдинова, сына нашей дворничихи Асият. Уж он-то знает.

Митя засмеялся. При свете нового факела они посчитали. Команда размещалась целиком, но для начальства места не оставалось.

- Я так и думала, - сказала Кречетова. - Пойдемте.

Спустились этажом ниже. Стучать к художнику не пришлось, на пороге стоял сам Иван Константинович.

- Здравствуйте, - сказала Кречетова. - Катерина дома?

- Катюша на Радио, - ответил художник. Это слово он произносил как бы с большой буквы. - Будет там ночевать. Если я могу ее заменить…

- Как раз вы-то мне и нужны. Не знаю, с чего я вздумала идти кружным путем и искать у Катюши протекции. Я пришла к вам, чтоб предложить сделку. Понимаю, вас шокирует слово. Что делать - жизнь груба.

- Допускаю, - сказал художник с обезоруживающей мягкостью. - Но, может быть, вы все-таки войдете?

На стенах узкого коленчатого коридорчика висели слепые античные маски и глазастые деревянные хари. «Где-то тут рядом бедламчик», - вспомнил Митя.

При входе в большую комнату с камином художник задул свой светильник, - впрочем, в нем не было нужды: лунный свет лежал на стареньком паркете. Зияющая темными углами и двухметровой каминной пастью комната казалась по-дворцовому огромной. Глаза скоро привыкли, и Митя увидел: десятки картин, в рамах и без рам, висели тесно, как в музее, а в самом дальнем углу стоял, оскалившись клавиатурой, большой черный рояль с поднятой, как для концерта, крышкой.

- Дальше идти незачем, - сказала Кречетова. - Вам эта комната сейчас не нужна. Кончится тем, что вы погубите инструмент и зарастете паутиной, если, конечно, раньше не передохнут все пауки. Я предлагаю вам взять на постой пятерых моряков с нашей лодки. Большой прибыли от них не ждите, но все-таки будет теплей, чище и светлей.

- Я все понял, - сказал художник. - Могу я узнать, носит ли ваше предложение обязательный характер?

- Зачем?

- Затем, что в этом случае нет нужды в длинном предисловии.

Кречетова подумала.

- Нет, - сказала она со спокойствием, за которым таился вызов, - мое предложение не носит обязательного характера. Что скажете?

- В таком случае, - художник слегка поклонился Туровцеву, - я должен сказать, что вы оказываете мне честь.

Судя по всему, начальница объекта приготовилась к длительному штурму твердыни. Она даже растерялась.

- Вы чем-то смущены? - спросил художник не без ехидства.

- Да, - сказала старая дама. - Смущена. Я думала о вас хуже.

Наступила пауза.

- Вам трудно себе представить, - сказала Кречетова с глубокой нежностью в голосе, - как вы мне были отвратительны.

- Ну вот, опять резкости, - сказал художник с усмешкой.

Со стороны это выглядело как любовное объяснение.