Эдуард Лимонов - Американские каникулы

• Название: Американские каникулы
• Автор: Эдуард Лимонов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-94278-204-0

В современной русской литературе Эдуард Лимонов — явление едва ли не уникальное. И вовсе не благодаря пристрастию к табуированной лексике. Некогда Генри Миллер показал Америке Европу так, как видит ее американец. Лимонов в своих рассказах показал нам Америку и Европу так, как видит их русский.

---

— Не хочу идти с ним спать! Он противный, волосатый и жирный. Если у тебя нет других планов, поедем ко мне. Будем ебаться!

— Поедем, — согласился я. — Какие планы в два часа ночи. Только будем приличными, не нужно его обижать, я уйду первый, потом ты.

— Хорошо, — сказала она. — А встретимся у моего дома… Или нет, лучше подымайся наверх, — подумав, сказала она. — Подожди меня у двери моей квартиры…

Бэн вернулся, и я стал откланиваться. Поблагодарил его за обед и выразил надежду, что мы еще встретимся на этом глобусе где-нибудь… Я мог бы для приличия оставить ему свой парижский телефон или попросить его номер телефона, но я не сделал этого. Я и так был весь вечер изысканно вежлив, слишком вежлив, неприлично вежлив, по моим стандартам. Эпизодическая встреча — только и всего. С Бэном все было ясно — обычная американская история… Он просрал свою жизнь — продался за комфорт и африканские скульптуры и возможность всякий вечер сидеть в кафе на Сент-Марк плейс и пиздеть о литературе, обсуждать и осуждать чужие книги. За это он отдал своему издательству годы жизни и талант, если таковой у него когда-либо был. Он стал рабом и канцелярской крысой. Как он сообщил мне в этот вечер, теперь, когда у него такое прекрасное жилище, он готов наконец засесть за написание книги. Я не сказал ему, что, пожалуй, уже поздно. Он был никто, ему нужно было пойти домой и застрелиться. Мне его не было жалко. Я встал. Даян рванула за мной.

— Ты едешь домой? — спросила она искусственным голосом. — На такси? Подвези меня.

— Да, конечно, — сказал я.

Идиоту было ясно, что нам не по дороге и что она уходит со мной.

— До свиданья, Бэн, — сказала она. — Я тебе позвоню.

Бэн задержал ее. Ясно, ему было обидно — он платил целый вечер, а теперь она линяет.

— ОК, — сказал я. — Я пойду ловить такси на угол.

И отошел. Это их дело — пусть переговорят.

Она подошла через пару минут и влезла вслед за мной в желтый кеб.

— Пизда! — сказал я ей уже в машине. — Он все понял.

— Ну и хуй с ним! — сказала она.

Я пожал плечами.

— Твое дело, но, как я понимаю, он — твой любовник.

— Ну и хуй с ним! — повторила она упрямо и пьяно.

Я ебал ее и чувствовал, что эта ночь необычайная. Помимо моей воли я был чуть-чуть, самую малость, но признателен ей за то, что она предпочла меня, хотя это и было понятно. В конце концов, мне 37, и я гуд лукинг[17], а ему больше пятидесяти, у него седая борода и обширный живот. Слишком хорошо питается. Он выглядит как старик, а у меня едва ли не офицерская выправка. Но дело было явно в другом. В антракте я ее спросил, в чем дело.

— Ах, — сказала она, переворачиваясь на живот. — Видишь ли, ты, конечно, догадываешься сам, что ты скотина. Не так ли? — спросила она меня весело.

— В каком-то смысле, наверное, да, — согласился я, закуривая свой обычный постельный джойнт, я их всегда таскаю с собой в бумажнике.

— Вот это мне и нравится, — сказала она смеясь.

— Перестань, — сказал я. — Я спросил серьезно. Мне интересно как литератору.

— Я серьезно, — сказала она и, вскарабкавшись на колени, обняла меня сзади.

— Эй, эй! — сказал я. — Что за нежности! — и стряхнул ее руки.

— Я же говорю, что ты скотина, — опять развеселилась она. — Даже в минуты интимности ты называешь меня не иначе как «пизда». Ты, грохнувшись со мной в постель, никогда не утруждаешь себя тем, чтобы как-то приготовить меня, погладить, просто поцеловать, в конце концов. Ты помещаешь меня в удобную тебе позицию, бесцеремонно, если тебе нужно, передвигая мои руки и ноги, как будто я кукла или труп, и вонзаешь в меня свой хуй. Ты грубое сексуальное животное. Мужлан. Предположить, что ты не знаешь, как надо, я не могу — я читала твои книги… Кроме того, у тебя должен быть огромный сексуальный опыт, не может быть, чтобы ты ничему от женщин не научился. Я думаю, что ты просто не заботишься обо мне, о женщине, которая с тобой в постели. Тебе даже, очевидно, все равно, кто с тобой.

— Забочусь, — сказал я, выдыхая мой дым. — Я не сплю со всеми женщинами. Далеко не со всеми сплю.

— О, я польщена!.. — сказала Даян. — Но я не закончила. Если бы ты мне встретился лет десять тому назад, я была бы от тебя в ужасе. Сейчас же, странное дело, я обнаружила, что твои ужасные манеры мне нравятся. Сейчас, когда я так не уверена в себе как никогда в моей жизни, твоя нахальная самоуверенность мне действительно импонирует. С тобой я чувствую себя бесстрашно и спокойно, и когда ты, «наебавшись» (прости, но это твое слово!), храпишь, раскинувшись на моей кровати, я, робко прикорнув где-нибудь с краю, на случайно не занятом тобой клочке кровати, раздавливаемая тобой о стену, странно, но чувствую себя уютно и спокойно. А храпишь ты хоть и негромко, но всю ночь, и пахнет от твоей кожи хорошо. Из-под мышек, правда, несет потом, потому что никогда не употребляешь дезодорант, варвар… Ты храпишь, а я лежу и думаю о том, что если бы у меня был такой зверь каждую ночь под боком, я была бы, наверное, счастлива. Я — женщина, увы, и мне все больше хочется, чтобы за меня решили мою жизнь, чтобы кто-то меня уверенно по жизни вел. Все другие мужчины, которых я встречаю, очень не уверены в себе. Они сами не знают, как жить. Ты знаешь. Они даже заискивают передо мной в постели, они боятся моего мнения об их сексуальном исполнении. Как же, я для них опытная женщина! Ты даже себе не представляешь, как они неуверенны. Они, например, мелко врут, скрывают наличие в их жизни других женщин… Ты же нагло рассказываешь мне о своих приключениях, хвастаешься, совсем не считаясь с тем, что, может быть, мне неприятно слушать о других женщинах.

— Ну извини, — сказал я. — И спасибо за грубую скотину. Хорошенький портрет ты нарисовала. Я себя несколько другим представлял. Нежнее.

— Не огорчайся, — сказала она и поцеловала меня в плечо. — Ты замечательная и необыкновенная грубая скотина. Спасибо тебе. Мне с тобой очень легко. Я такая с тобой, какая я есть. Или какой я себя представляю. Мне не приходится врать или стесняться. Чего уж тут стесняться, если ты все равно называешь меня «пиздой» или «блядью»… Я могу рассказать тебе все, поделиться с тобой моими самыми рискованными историями…

— Как лейтенант с оберштурмбаннфюрером в перерыве между боями, — сказал я. — Фронтовые эпизоды.

— Что? — спросила она. — Я не поняла.

— Неважно, — сказал я. — Давай расскажи мне лучше смешную историю. — И, потушив свой джойнт, я улегся с ней рядом.

И она рассказала мне очень смешную историю о том, как, напившись, она спустилась этажом ниже к старому художнику, 65, и заставила его выебать ее. И художник выебал, да еще как!

— Ну ты и блядь, лейтенант! — смеялся я, а сквозь бамбуковую занавесь на окне спальни по нам барабанила латиноамериканская самба.

Даян тоже очень смеялась, вся еще пьяная, рассказывая, как спустилась к художнику совсем голая.

Американский редактор

Издатели, редактирующие книги, — это особые существа.

«Вот тут у вас очень хорошо, но нужно убрать». — «Почему же убрать, — спрашиваю, — если хорошо?» «А потому, — говорит она, — что этот эпизод, около двух третьих главы, уничтожает структуру» — «А мне положить на структуру», — говорю я. «Нельзя, — говорит она. — Вы в этом куске переносите действие в Калифорнию, тогда как все остальные действия происходят в Нью-Йорке». — «Что же им теперь и поехать никуда нельзя, даже на вокейшан[18], бедным моим героям?» Нет ответа. Очевидно, нельзя.

«И у вас слишком много сексуальных сцен в книге…» — «Но мой герой сексуальный маньяк». «Хорошо, но оставьте ему двух девочек, достаточно. У вас же их слишком много, вы повторяетесь, герой повторяется». — «Да, но если я оставлю ему только двух, то какой же он сексуальный маньяк?..»

«Политические речи нужно убрать. Герой мыслит ужасно наивно» — «Да, — соглашаюсь я. — Я извиняюсь, у него радикальные взгляды, и вообще он психопат и анархист». «Нельзя, его высказывания несерьезны». — «Ну пусть будут несерьезными, он же не министр финансов в роговых очках, он сексуальный маньяк и авантюрист — пусть поговорит». «Нет, речи нужно убрать». — «ОК. Может быть, уберу речи».

«Вот тут скучно — нужно все убрать». — «Почему же скучно? — спрашиваю. — Герой издевается над героиней… Она строит планы на будущее вместе с ним, он поддакивает, а в то же время внутренне подает совершенно иные реплики. Он негодяй, но веселый негодяй. Он использует героиню. По-моему, это смешно…» — «Нет. Ужасно скучно». «…Может быть», — думаю. Беру у редакторши рукопись и иду домой. Читать.

* * *

Поездка героев в штат Вирджиния к ее родителям. Редакторская пометка на полях: «Много интересного здесь, но лучше было бы убрать эту линию. Может быть, очень быстро пересказать эту поездку?»

«Почему „лучше было бы убрать“, если „много интересного“? Опять карантин, нельзя уезжать из Нью-Йорка? И как это быстро пересказать? Телеграммой? Двумя? Стенографически?»