Алан-Рене Лесаж - Похождения Жиль Бласа из Сантильяны

• Название: Похождения Жиль Бласа из Сантильяны
• Автор: Алан-Рене Лесаж
• Издательство: © Издательство Академии наук БССР
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1958

---

Действительно, эта беседа доставила ей такое удовольствие, что в тот же вечер она сказала мне с глазу на глаз:

— Жиль Блас, когда придет горбун, проводите его в мои покои самым незаметным образом.

Признаться, этот приказ навел меня на странные подозрения. Все же, как только коротышка явился, — а это было на следующее утро, — я, исполняя данное мне повеление, проводил его по потайной лестнице в покой маркизы. Мне пришлось проделать это два или три раза, из чего я заключил, что либо у моей госпожи странные наклонности, либо горбун играет роль сводника.

«Клянусь честью, — подумал я под влиянием этих догадок, — было бы простительно, если бы моя госпожа полюбила какого-нибудь нормального человека; но если она втюрилась в обезьяну, то, поистине, я не могу извинить такой извращенности вкуса».

Сколь дурно судил я о своей госпоже! Оказалось, что маленький горбун промышлял магией и что маркиза, легко подпадавшая под влияние шарлатанов, вела с ним секретные беседы, ибо кто-то прославил его познания в этой области. Он показывал судьбу в стакане воды, учил вертеть решето98 и открывал за деньги все тайны каббалы; проще говоря, это был жулик, существовавший за счет слишком доверчивых людей, и про него рассказывали, будто многие высокопоставленные дамы платили ему постоянную дань.

ГЛАВА IX

О происшествии, побудившем Жиль Бласа покинуть маркизу де Чавес, и о том, что сталось с ним после

Шесть месяцев прожил я у маркизы де Чавес и был очень доволен своим местом. Но судьба, написанная мне на роду, воспротивилась моему дальнейшему пребыванию в доме этой дамы и даже в Мадриде. Расскажу о приключении, побудившим меня удалиться оттуда.

Между горничными моей госпожи была одна, которую звали Персия. Она обладала не только молодостью и красотой, но, как мне казалось, также и прекрасным характером. Я пленился ею, не подозревая, что мне придется оспаривать у кого-нибудь ее сердце. Секретарь маркизы, человек заносчивый и ревнивый, был увлечен Персией. Как только он обнаружил мои чувства, так, не справляясь о том, как относится ко мне Персия, решил драться со мной на шпагах. С этой целью он как-то утром назначил мне свидание в укромном месте. Так как он был невелик ростом и едва доходил мне до плеча, а к тому же казался слабосильным, то я не счел его особенно опасным соперником. С этой уверенностью отправился я в назначенное место и рассчитывал одержать легкую победу, чтоб затем похвалиться ею перед Персией. Но исход дела не оправдал моих ожиданий. Маленький секретарь, у которого было два или три года фехтовального опыта, обезоружил меня, как ребенка и, приставив мне к груди острие шпаги, сказал:

— Готовься принять смертельный удар или поклянись, что сегодня же уйдешь от маркизы де Чавес и больше не будешь помышлять о Персии.

Я охотно дал эту клятву и сдержал ее без неудовольствия. Мне было неприятно встретиться после моего поражения с челядинцами маркизы, а в особенности со своей прекрасной Еленой, причиной нашего поединка. Я вернулся домой только для того, чтоб забрать все свои вещи и деньги, и в тот же день зашагал по дороге в Толедо, унося с собой туго набитый кошелек и вскинув на плечи узел с пожитками. Хотя я вовсе не обязывался уходить из Мадрида, однако счел за лучшее покинуть этот город, по крайней мере, на несколько лет. У меня созрело решение обойти Испанию, останавливаясь по пути в разных городах.

«Моих денег хватит надолго, — рассуждал я. — К тому же я не стану тратить их зря, а когда израсходую все, то снова поступлю на место. Стоит такому малому, как я, пожелать, и он всегда найдет себе службу: только выбирай».

Мне особенно хотелось повидать Толедо, куда я и прибыл через три дня. Я пристал на хорошем постоялом дворе, где меня приняли за важного кавалера благодаря щегольскому костюму покорителя сердец, в который я не преминул нарядиться. Поскольку я корчил из себя петиметра, то мне не стоило никакого труда завязать знакомство с хорошенькими женщинами, жившими по соседству; но, узнав, что тут для начала пришлось бы изрядно раскошелиться, я сдержал свои желания. Осмотрев все достопримечательности Толедо и все еще испытывая охоту к странствиям, я вышел как-то на рассвете из города и пошел по дороге в Куэнсу с намерением добраться до Арагона. На второй день я остановился в харчевне, повстречавшейся мне на пути. В то время как я собирался утолить жажду, появился отряд стражников Священной Эрмандады. Эти господа заказали вина и принялись его распивать; при этом они разговорились о приметах молодого человека, которого им было велено задержать.

— Этому кавалеру около двадцати трех лет, — сказал один из них. — У него длинные черные волосы, фигура стройная, нос орлиный, и разъезжает он на темно-гнедом коне.

Я притворился, что не слышу, о чем они говорят, и действительно меня это нисколько не интересовало. Оставив их в харчевне, я продолжал свой путь, но, не пройдя и четверти мили, повстречал молодого статного кавалера, сидевшего на гнедой лошади.

«Честное слово, или я основательно ошибаюсь, или это тот человек, которого разыскивают стражники, — подумал я про себя. — У него длинные черные волосы и орлиный нос. Его-то они и хотят сцапать. Надо ему услужить».

— Сеньор, — остановил я всадника, — разрешите спросить, нет ли за вами какого дела чести?

Молодой человек молча поглядел на меня и, видимо, удивился моим словам. Я заверил его, что задал ему такой вопрос не из пустого любопытства. Он вполне в этом убедился, когда я рассказал ему то, что слышал в харчевне.

— Великодушный незнакомец, — сказал он, — не скрою от вас что имею основания опасаться этих стражников, которые разыскивают именно меня, и для того чтоб их избежать, выберу другую дорогу.

— По-моему, — сказал я, — нам лучше отыскать такое место, где вы были бы в безопасности и где мы могли бы укрыться от грозы, которая нависла в воздухе и не замедлит разразиться.

Тут нам бросилась в глаза аллея довольно густых деревьев. Мы пошли по ней, и она привела нас к подножию горы, где мы наткнулись на келью пустынника.

То был просторный и глубокий грот, который время прорыло в горе; рука человека добавила к нему пристройку из камешков и ракушек, сплошь прикрытую дерном. Всевозможные цветы покрывали окрестность и разливали в воздухе свои ароматы; подле грота виднелось в горе небольшое отверстие, откуда с шумом вырывался родник, протекавший по лугу. У входа в это одинокое жилище мы заметили доброго отшельника, отягченного годами. Он опирался одной рукой на посох, а в другой держал четки, состоявшие, по меньшей мере, из двухсот крупных бусин. Голова его утопала в коричневом шерстяном треухе, а борода, белее снега, доходила до пояса. Мы подошли к нему.

— Отче, — сказал я, — не откажите нам в убежище от надвигающейся грозы.

— Пойдемте, дети мои, — отвечал анахорет, оглядев меня внимательно, — сия пустынь к вашим услугам, и вы можете оставаться здесь сколько вам заблагорассудится. Что же касается вашего коня, — добавил он, указывая на пристройку, — то вот для него отличное место.

Сопровождавший меня кавалер впустил туда лошадь, после чего мы последовали за старцем внутрь грота.

Не успели мы войти, как разразился сильный дождь, сопровождаемый молниями и ужасающими раскатами грома. Подвижник опустился на колени перед изображением св. Пахомия,99 прикрепленном к стене, а мы последовали его примеру. В это время гром прекратился. Мы поднялись, и так как дождь все еще продолжался, а ночь надвигалась, то старец сказал нам:

— Не советую вам, дети мои, пускаться снова в путь при такой погоде, если у вас нет спешных дел.

Я и молодой человек отвечали ему, что нам некуда торопиться, и что если бы мы не боялись его стеснить, то попросили бы разрешения провести ночь в келье.

— Вы нисколько меня не стесните, — отвечал отшельник. — Если кого надо пожалеть, то только вас. Вам придется удовольствоваться весьма скверным ложем, и я не могу предложить вам ничего, кроме скромной трапезы анахорета.

Затем святой муж пригласил нас усесться за маленьким столиком и, достав несколько луковиц, ломоть хлеба и кружку с водой, продолжал:

— Вот, любезные дети, моя обычная пища; но сегодня из любви к вам я позволю себе некоторое излишество.

С этими словами он отправился за небольшим куском сыра и двумя пригоршнями орехов, которые разложил на столе. Молодой человек, не испытывавший большого аппетита, пренебрег этими яствами.

— Вижу, — сказал отшельник, — что вы привыкли к лучшему столу, чем мой, или, вернее, что чревоугодие извратило ваш естественный вкус. Я тоже был таким, когда жил в миру. Самое нежное мясо, самое упоительное рагу были не достаточно хороши для меня: но с тех пор как я пребываю в уединении, ко мне вернулись естественные вкусовые ощущения. Я люблю теперь только корешки, плоды, молоко, словом, то, чем питались наши праотцы.