Эрнест Капандю - Рыцарь в черном плаще

• Название: Рыцарь в черном плаще
• Автор: Эрнест Капандю
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-8189-0766-X

Эрнеста Капандю называли литературным «сыном» Дюма-старшего и «братом-близнецом» Дюма-младшего. Пророчили ему небывалую славу и бессмертие его романам. «Journal pourtous», где печатались его книги, расходился в небывалом количестве экземпляров.

Если бы Капандю был столь же плодовит, как его «отец» и «брат», возможно, именно он стал бы символом французской литературы XIX века. Но, увы, в начале XX века о нем забыли. И вот теперь, спустя 100 лет, Франция опять зачитывается его таинственными и загадочными романами.

В Европе появился новый герой. Не Супермен, не Бэтмен, не Зорро, но не менее благородный и отважный — Рыцарь в черном плаше.

«Я сделался орудием правосудия судьбы, каравшего негодяев, пренебрегавших человеческими законами. Я стал разбойником, наводящим ужас на город от заката до восхода солнца, а днем — благочестивым оружейником! Если бы мои родители не пали жертвой подлых убийц, я не жил бы таким образом. Но когда я увидел, что мой отец осужден постыдно, а моя мать удавлена, я начал беспощадную войну!»

---

Говоря это, Монжуа выпрямился, скрестил ноги и принял насмешливый вид, составлявший контраст с бесстрастным видом Рыцаря. Слушая барона, Рыцарь не сделал ни малейшего движения.

— Это был ты, — сказал он, — получается, ты солгал и мне, и себе.

— Почему же?

— Нисетта и Сабина спасены. Те, кого ты надеялся найти здесь в своей власти, теперь в безопасном месте, а ты сам в моих руках!

— Это значит, что я умру?

— Да.

— Если я должен умереть, зачем же ты откладываешь мою смерть?

— Я должен тебя допросить.

— Ба! — воскликнул Монжуа, притворяясь удивленным. — Я думал, что ты умнее, Жильбер. Буду я отвечать или нет, я все-таки должен умереть — не так ли? Зачем же мне говорить?

— Умереть можно по-разному, — ответил Рыцарь со зловещей улыбкой. — Смерть немедленная и смерть под пыткой — вещи разные.

Монжуа пожал плечами.

— Под пыткой, — повторил он. — Пытка может испугать тех, кто боится ожогов, ран и воды. Это страдание нескольких часов, и больше ничего. Неужели ты думаешь испугать меня этим, Жильбер?

— Ты не понимаешь, — возразил Рыцарь. — Когда я говорю тебе о смерти под пыткой, я не имею в виду пыток, употребляемых в Шатле, которые могут испугать только дураков и трусов. Я говорю тебе о нравственной пытке, я говорю тебе о беспрерывных страданиях, не ограничивающихся только телом, а о тех, которые понемногу грызут душу и сердце, о тех ужасных муках, которые заставляют желать смерти, а смерть не приходит! Знаешь ли ты, какую клятву я дал?

Барон отрицательно покачал головой.

— Я тебе скажу, — сказал Рыцарь, — а потом буду тебя допрашивать.

Наступило непродолжительное молчание.

— Слушай, — сказал Петушиный Рыцарь, — двадцать лет назад в ночь на 30 января 1725 года, в ту самую ночь, когда ты убил мою мать в саду дома на улице Вербуа…

Барон вздрогнул.

— Ты видишь, что я знаю все, — продолжал Рыцарь, — в ту ночь, когда тело моего отца качалось на виселице, воздвигнутой тобой, в ту ночь мне было двенадцать лет! Стоя на коленях один на площади возле виселицы, я с отчаянием смотрел на тело моего отца, висевшее над моей головой. Я думал о страданиях не физических, а нравственных, перенесенных им и моей матерью… в течение двенадцати дней мучительной, смертельной тоски! Странная мысль мелькнула в моей голове, хотя я не знал сам, каким образом и для чего. Я увидел перед собой часы страданий и горести, пережитых моими родителями, и насчитал целых двести восемьдесят восемь часов! Внезапная мысль пришла мне на ум во время подсчета. Я приблизился к виселице, помолился на коленях, потом поднялся на ступени лестницы, оставленной палачом. Ухватившись за веревку, я дотянулся до праведной жертвы, наклонившись к ней и приложив губы к ее уху, я сказал: «Отец мой, перед Богом, близ которого ты находишься, я клянусь заставить заплатить тех, кто тебя измучил, один день за каждый час твоих страданий!» — и я поцеловал в лоб моего отца. Тогда я не знал, кто виноват в его смерти. Шли годы, а я ничего не мог узнать, но позже выяснил, что ты, барон де Монжуа, был замешан в этом кровавом деле, и решил убить тебя. Мы дрались, и я оставил тебя, как думал, мертвым. Только через несколько лет я узнал истинную роль, которую ты играл в этом гнусном преступлении.

— Как ты это узнал? — спросил барон.

— От одного твоего приятеля, от того, который тебе помогал, от Шароле, которого я принудил заговорить, когда засунул его в яму с нечистотами. Теперь понимаешь? Ты не умер, я тебя отыскал и сдержу мою клятву.

— Получается, что мне остается жить девять месяцев с половиной? — смело сказал барон. — Раз так, я не стану ничего говорить.

Рыцарь наклонился и посмотрел ему прямо в глаза.

— Ты смеешь шутить с Петушиным Рыцарем? — спросил он. — Когда я говорю тебе о страданиях в продолжение двухсот восьмидесяти восьми дней, то говорю о самом страшном, самом невыносимом страдании, какое когда-либо испытывало человеческое существо. Но ты не умрешь в эти двести восемьдесят восемь дней — нет! Ты будешь жить против твоей воли, но каждую минуту, каждую секунду ты будешь терпеть предсмертные мучения! Ты знаешь, кто я и что способен сделать? — прибавил Рыцарь, быстро вскочив со своего места. — Подумай, что тебя ждет!

— А если я буду говорить? — спросил Монжуа.

— Если ты будешь говорить, то я попрошу душу моего отца освободить меня от данной клятвы и убью тебя без всяких страданий.

— Ты мне клянешься, Жильбер?

— Клянусь.

— Что ж, расспрашивай, а я посмотрю, стоит ли тебе отвечать. О чем ты хочешь меня спросить?

— Кто помогал тебе совершить преступление на улице Вербуа? Ты не мог совершить его один.

— Еще?

— Я хочу знать, кто ранил Сабину в ночь на 30 января.

— Еще?

— Я хочу знать, кому адресовано было письмо, найденное возле трупа одного из моих людей, убитого 1 февраля на углу улиц Отфейль и Корделье.

— Это все?

— Я должен также знать, кто спас тебя от смерти и каким образом ты оказался жив, если я убил тебя пятнадцать лет назад.

— Ты хочешь знать только это? — спросил Монжуа, качая головой.

— Да. Отвечай!

— Подожди, прежде чем ответить на твои вопросы, я хочу кое-что предложить. Клянусь тебе, что мы можем договориться — это зависит от тебя. Ты узнаешь все, что хочешь знать, если согласишься выслушать мою просьбу.

— Говори, только скорее, — сказал Рыцарь с угрозой. — Знай, что этот дом окружен моими людьми, и мне стоит только подать сигнал для того, чтобы мои распоряжения были исполнены.

— Вот что я от тебя потребую, — сказал Монжуа с глубоким спокойствием, — во-первых, чтобы ты возвратил мне свободу, потом, чтобы ты отдал мне все деньги, находящиеся в твоих сундуках, потом, чтобы ты отказался от Сабины, которую я люблю и которую я хочу увезти с собой.

Рыцарь поднял свой пистолет.

— Если ты меня убьешь, — холодно сказал барон, — Сабина и Нисетта умрут завтра.

— Они умрут завтра? — воскликнул Рыцарь.

— Да, умрут, — повторил Монжуа. — Умру я или выживу, одни ли останутся эти молодые девушки или будут окружены заботой близких, они умрут в течение суток, если я не поставлю преграду между ними и смертью. Ты думаешь, что держишь меня в своих руках, а на самом деле это я держу тебя в моих.

Дуло пистолета поднялось к голове Монжуа.

— Объяснись! — приказал Рыцарь.

— Когда я оставил этот дом сегодня в восемь утра, я дал этим женщинам яд, от которого противоядие знаю я один. Как видишь, я предвидел все и поступил дальновидно.

— Отравлены! — повторил Рыцарь.

— Да. Действие этого яда начинается спустя двадцать четыре часа после приема. Сейчас час, яд был дан в восемь часов, значит, им остается жить еще девятнадцать часов, если они не примут противоядия, рецепт которого известен только мне.

— Если это так, почему ты не сказал этого раньше?

— Потому что хотел прежде узнать твои намерения. Теперь действуй. Убей меня, если хочешь, я отомщен заранее.

— Противоядие! — потребовал Рыцарь. Барон молчал и отступил на два шага.

— Противоядие! — повторил Рыцарь, подходя к Монжуа и прицелившись ему в лоб.

Барон не отвечал, но все пятился назад.

— Признайся, что ты солгал, — продолжал Петушиный Рыцарь, — признайся, что ты хотел продлить свою жизнь, и, может быть, я оставлю тебя в живых.

— Я сказал правду, — отвечал Монжуа, продолжая отступать перед грозным дулом пистолета.

Рыцарь взмахнул пистолетом, Монжуа сделал еще шаг назад и прижался к стене. Отступать дальше было некуда.

— В последний раз: противоядие, — закричал Рыцарь.

— Нет, если они останутся в твоих руках, пусть умрут!

— Умри же и ты! — закричал Рыцарь и спустил курок.

Выстрел грянул, но Монжуа внезапно исчез. Он провалился под пол, который открылся под его ногами и закрылся над его головой. На стене виднелось большое пятно крови. Вероятно, перед исчезновением барон был поражен пулей. Умер ли он или был только ранен?

Рыцарь бросил пистолет и стал ощупывать стену, рассматривать пол, чтобы найти секрет пружины, придавленной Монжуа. Он не нашел ничего, тогда он побежал в переднюю. Раздалось пение петуха, и дверь отворилась сама собой. Петушиный Рыцарь выбежал из дома. Человек в черной маске и в черном платье стоял перед ним.

— Все выходы стерегут? — спросил Рыцарь хриплым голосом.

— Да, — ответил человек в маске.

— Велите поджечь дом, и чтобы ни одно живое существо не вышло отсюда!

На дворе стояла лошадь. Рыцарь вскочил в седло и ускакал. Пушки палили, но равнина Лез, недавно пустынная, теперь была заполнена бегущими солдатами… Это бежали англичане.

XXVI Победа

— Да здравствует король! — кричали сорок тысяч голосов.

С почерневшими ружьями, с окровавленными саблями французские солдаты плясали… а между тем на этой равнине, облитой кровью, лежали пятнадцать тысяч убитых. Англичане потеряли более десяти тысяч, французы — четыре тысячи. Людовик XV проезжал между рядами, поздравляя солдат, пожимал руки офицерам, целовал генералов… По всей линии слышались победные крики, и, когда проезжал король, знамена, пробитые пулями, склонялись перед ним, раненые приподнимались и махали руками. Это сражение, выигранное в одиннадцать часов, проигранное в час и опять выигранное в два часа, было самым великим из сражений в царствование Людовика XV — восторг был всеобщий.