Елена Арсеньева - Последнее танго в Одессе (Вера Холодная)

• Название: Последнее танго в Одессе (Вера Холодная)
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07298-5

Они были великими актрисами, примами, звездами. Однако эти женщины играли свои роли не только на сцене, но и в жизни. В этом их сила – и их слабость, счастье и великая бела. И все же… Прожить несколько жизней – чудесный дар, которым наделены лишь единицы: Вера Холодная, Айседора Дункан, Анна Павлова… Все они любили и были любимы… Об актрисах, их счастливой и несчастной, великой и мимолетной любви читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…

---

Умный человек сказал в былые времена: кого боги хотят погубить, того они лишают разума!

* * *

Кинематограф. Три скамейки.
Сентиментальная горячка.
Аристократка и богачка
В сетях соперницы-злодейки.

…И в исступленье, как гитана,
Она заламывает руки.
Разлука. Бешеные звуки
Затравленного фортепьяно.

…И по каштановой аллее
Чудовищный мотор несется.
Стрекочет лента, сердце бьется
Тревожнее и веселее…

Гениально описал все это Мандельштам! Случайная музыка случайного тапера, незамысловатый сюжет, угар чувств, сумасшедший ажиотаж, чуть ли не массовый психоз… Вот уж правда – сентиментальная горячка! Пустенькое развлечение полонило миллионы людей куда быстрей, чем, наверное, даже мечтать могли его создатели – братья Люмьеры. Да и не ставили они перед собой такой задачи: снимать игровое кино. Они были документалисты. Однако их последователи пошли далеко – дальше некуда, когда предложили человечеству великолепный заменитель театра, музыки и литературы в одном флаконе. «Кинематограф – забвение», – не без тоски изрек Александр Блок. Забвение реальных бед – правда. Но не это ли дают алкоголь и наркотик? Великий Немой оказался величайшим наркотиком в мире, причем эту «инъекцию» для ума и сердца можно было повторять бесчисленное количество раз – покуда хватало денег на билеты.

Первые фильмы привозили в Россию из-за границы, однако очень скоро появилось и русское игровое и документальное кино. Все начиналось сначала, некому было подсказать, как нужно, как должно быть, первые кинематографисты учились на ошибках – своих и чужих. Никому и в голову не приходило взять да и написать сценарий оригинальной фильмы, как писались пьесы, – просто-напросто составляли некое либретто классического произведения или известной песни, популярного романса. Одной из первых русских кинокартин стала «Понизовская вольница», которая сводилась, собственно говоря, к тому, как Стенька Разин, обеспокоенный, что его черти приуныли, мощным взмахом поднимает красавицу-княжну – и…

И далее по тексту.

Спустя некоторое время в киноателье «Тимана и Рейнгарда» начали снимать «Русскую золотую серию»: первую экранизацию классики. Впрочем, экранизация – это слишком громко сказано. Скорее, это был набор иллюстраций на темы «Грозы», «Бесприданницы», «Обрыва», «Преступления и наказания» и прочих произведений с участием самых популярных театральных артистов и даже певцов. Среди них были Екатерина Рощина-Инсарова, Вера Пашенная, Петр Оленев и другие (не удержался от съемок даже Федор Иванович Шаляпин!). Актеры воспринимали синематограф как разновидность рекламы: никогда не вредно напомнить о себе зрителю.

Увы! Уже тогда, на заре синема́, стало ясно: даже блистательный театральный актер может провально смотреться на экране. Новой музе требовались новые служители.

Они уже появились на Западе: Аста Нильсен, сестры Гиш, Рудольфо Валентино… И вот-вот должны были они появиться и в России!

В 1914 году началась мировая война. Однако если кто-то думал, что людям станет не до развлечений, то он сильно ошибался.

Как-то раз помощник Владимира Гардина, ведущего режиссера «Тимана и Рейнгарда», посмотрел в окно и, поправив пенсне, сказал:

– Мать честная… какая потрясающая красавица переходит дорогу! Держу пари, она идет к нам и хочет, чтобы мы ей дали роль.

Гардин хмыкнул. Держать пари в этой ситуации мог только полный дурак. Все красавицы, которые с некоторых пор появлялись на Тверской-Ямской близ Александровского вокзала, держали путь именно в киноателье и мечтали получить роль, чтобы сняться в очередной фильме. Беда только, что практически все уходили обратно несолоно хлебавши.

– Блондинка или брюнетка? – спросил Гардин от нечего делать.

– Брюнетка, – ответил помощник. – Да какая!..

Женщина вошла в кабинет, и Гардин даже присвистнул – она и в самом деле оказалась редкостной красавицей. И имя у нее было весьма подходящее для звезды экрана – Вера Холодная. Даже псевдоним придумывать не надо. Гардин не устоял перед магией ее поразительных глаз и восхитительного имени и дал ей крошечную роль итальянки-горничной в «Анне Карениной». Строго говоря, такой роли сначала не предусматривалось, но уж больно хороша оказалась эта Вера Холодная.

– Боже, какая красавица! – сказал Тиман (один из двух китов, на которых держалось киноателье), посмотрев пробу. – Но она никакая не актриса. Только и умеет, что глазами водить из стороны в сторону. Не спорю, она делает это хорошо. Однако нам нужны не красавицы, а актрисы! Пусть убирается.

– Милая деточка, – передал добродушный Гардин неудачливой дебютантке смягченный вариант мнения дирекции, – с вашими глазками вы станете кем угодно, только не киноактрисой. А впрочем, можете попытать счастья у Ханжонкова. Видите ли, Тиману нужны актрисы, а Бауэру нужны красавицы… Так что желаю удачи!

И обворожительная молодая дама со звучной и вполне кинематографической фамилией отправилась в поисках удачи к Евгению Францевичу Бауэру, ведущему режиссеру киноателье «Ханжонков и К°», самой преуспевающей русской кинофабрики.

Гардин очень точно определил сущность этого режиссера: Бауэр был поклонник красоты и сущий эстет. Он всю жизнь работал художником-декоратором, что не могло не наложить отпечаток на его творчество. Бауэр воспринимал актера прежде всего как великолепно одетый манекен, движущийся в созданных им несусветно красивых декорациях, среди тщательно отмеренных полутеней и до микрона выверенных лучей света. Красота актера должна была гармонировать с красиво выстроенным кадром и ценилась Бауэром выше игры. Обиженные театральные артисты злословили: Бауэр-де любит вещи больше, чем людей! Так оно и было – он четко сформулировал свое творческое кредо: «Сперва красота, а уж потом правда».

Ну и что тут плохого? Ведь именно такой режиссер и нужен был Вере Холодной, которая, увы, и в самом деле ничего не умела, кроме как «водить глазами из стороны в сторону». Но делала она это не просто хорошо, а так, что сердце замирало: красиво-прекрасиво…

После первой же пробы к фильму «Песнь торжествующей любви» (по мотивам рассказа Тургенева) с Верой Холодной был подписан договор. Она еще не вполне осознавала, что появилась в киноателье как раз в то время, когда Бауэр уже отчаялся найти приму для новой фильмы. И вот она сама пришла к нему, точно с неба упала. Бауэр был не меньше поражен удачей, чем новая актриса!

Вера в полуобморочном состоянии побрела домой. Как же так?! Как же это могло произойти? Причем после двух неудачных попыток (еще до того, как побывать у Гардина, она пробовалась на кинофабрике «В.Г. Талдыкин и К°», но и там дело кончилось ничем). Вообще-то и пошла она в киноателье только потому, что ей было нечем заняться и было отчаянно тоскливо без мужа, который добровольцем ушел на фронт. Да и денег не хватало, а в кино, как говорят, недурно платят. Она даже не слишком удивилась, когда ее отшили у Талдыкина и Тимана, и вдруг…

Да неужели она, «полтавская галушка», верная жена бывшего юриста, ныне вольноопределяющегося[4] поручика Володи Холодного, милая мамочка двух малышек, сделается кинематографической актрисой? Такой же, как обожаемая ею Аста Нильсен? Фильма «Бездна» с ее участием свела Веру с ума и заставила желать невозможного. А теперь… Неужели она будет сниматься в одной фильме с Витольдом Полонским и Осипом Руничем, этими роковыми мужчинами?!

Дома Вера первым делом подбежала к зеркалу. И… и даже отпрянула, не обнаружив давно знакомого, такого привычного лица. В зеркале не было никакой «галушки», никакой верной жены, никакой милой мамочки. Там не было даже той загадочной красавицы из неведомой волшебной страны! Там была… там была Валерия. Та самая Валерия, героиня будущей фильмы «Песнь торжествующей любви», о которой ей рассказал Бауэр и о которой Тургенев писал: «Всякому, кому только не встречалась Валерия, она внушала чувство невольного удивления и столь же невольного, нежного уважения: так скромна была ее осанка, так мало, казалось, сознавала она сама силу своих прелестей. Иные, правда, находили ее несколько бледной; взгляд ее глаз, почти всегда опущенных, выражал некоторую застенчивость и даже боязливость; ее губы улыбались редко – и то слегка; голос ее едва ли кто слышал…»

Бауэр влюбился в новую актрису с первого взгляда и не намерен был расставаться с ней. Он хотел теперь только одного: как можно дольше наслаждаться ее красотой и владеть ею… нет, не физически – владеть не обладательницей этой красоты, а ее духом, ее кинематографическим образом. Бауэр стал для Веры идеальным режиссером, а она для него – идеальной актрисой, которая слушалась его рабски.

Недоброжелатели и завистники (их было у Веры Холодной ничуть не меньше, чем поклонников!) злословили, что она никакая не артистка, что без указания Бауэра она рукой шевельнуть не смеет (и не умеет!), распространяли анекдоты о том, как Бауэр учит ее принимать соблазнительные позы, закатывать глаза, прижимать руки к сердцу…