Анна Берсенева - Яблоки из чужого рая

• Название: Яблоки из чужого рая
• Автор: Анна Берсенева
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04530-9

И рай может показаться адом, если этот рай – чужой и ты лишь со стороны любуешься яблоками на его деревьях... Так встречает свой сорокалетний юбилей Анна Ермолова. Внешне у нее все обстоит благополучно: муж занимается бизнесом, сама она издает журнал, настолько же изысканный, насколько и популярный, взрослый сын любит ее и уважает. На самом же деле Анна давно уже столкнулась с проблемой многих женщин, которых психологи называют «жертвами раннего брака»: у мужа есть еще одна семья, и в этой семье растет дочь... Как вести себя в такой ситуации? Что лучше – продолжать жить с мужем под одной крышей или остаться в одиночестве? Ответ на этот вопрос Анна находит неожиданно, решив исследовать историю семьи Ермоловых. Ключ к разгадке – в дневнике женщины, которая много лет назад жила в их квартире...

---

Всевозможные коробейники шли по вагону строем, через десять минут пути Анна перестала обращать на них внимание, погрузившись в книгу, поэтому не сразу сообразила, что именно беспокоит ее при звуках очередного громкого голоса. А когда сообразила, то вздрогнула и чуть с места не вскочила: по проходу между сиденьями пробирался ее сын собственной персоной.

– Граждане, сделайте свой выбор правильно! – орал он, и его хитрющие глаза при этом не просто смеялись, а хохотали. – Пусть это будет ваш осознанный выбор! Докажите, что вы не стадо баранов!

С этими словами он щедро зачерпывал листовки из сумки, висевшей у него на плече, и раздавал пассажирам, которые, заглядевшись на видного парня, брали их машинально. То есть это женщины заглядывались на Матвея, а мужчины, конечно, на его спутницу. И удивляться этому не приходилось. Было на что посмотреть!

Девушка, шедшая вслед за Матвеем с такой же, как у него, сумкой, кого угодно могла довести до столбняка. Она была именно то, что обозначают термином «девушка с обложки»: платиновая блондинка, длинноволосая и длинноногая, с дразняще очерченными скулами и непроницаемыми миндалевидными глазами. Одета эта гламурная фея была так, что всякому хотелось оглядеться вокруг с единственной мыслью: где я, неужели в заплеванной подмосковной электричке? На блондинке было обтягивающее, дико дорогое пестрое платьице-мини, а поверх него – длинный распахнутый плащ изумрудного цвета, сделанный из такой тонкой кожи, что казался шелковым.

Как можно было уговорить такую девушку раздавать по электричкам листовки, это было для Анны абсолютной загадкой. Но та вот именно раздавала листовки – улыбаясь загадочно, словно на фотосессии, протягивала их всем мужчинам подряд и ни на шаг не отставала от своего спутника, который время от времени поглядывал, все ли в порядке с его красавицей.

Анна успела заметить, что Матвей раздает листовки одной партии, а его подруга – другой; впрочем, не похоже было, чтобы это имело для нее хоть какое-то значение.

Когда парочка поравнялась с ней, Матвей обеспечивал листовками противоположный ряд сидений, поэтому не заметил маму. А когда через неделю Анна спросила, что это за странное он нашел себе занятие, сын только плечами пожал:

– Почему странное? Выборы скоро, надо же деньги гатить.

– А почему вы с девушкой разные листовки раздавали? – поинтересовалась Анна.

– Что оплачено, то и раздавали, – засмеялся Матвей. – Какая разница, что раздавать? Или ты за исход выборов беспокоишься? Не волнуйся, мамуль, голоса правильно подсчитают, хоть ту партию по электричкам рекламируй, хоть эту, хоть лучший в мире автомобиль «Иж».

И что можно было ему возразить? Да главное, Анна понимала, что возражать ему нет никакого смысла: сын все равно будет строить свою жизнь так, как сам считает нужным. Это мучило ее и угнетало, потому что она видела, как сильно он ошибается в своих стремлениях. Но с этим ничего нельзя было поделать – ни тогда, когда он только познакомился со своим чертовым депутатом, ни тем более теперь.

– Ладно, ребенок, где твои вещи? – спросила она. – Завтра приедешь и заберешь. Я продукты привезла – давай хоть обед приготовлю, пока у тебя вместо Ленки какая-нибудь Фроська не появилась.

– А откуда ты знаешь, что она у меня еще не появилась? – усмехнулся Матвей.

– По интерьеру, – объяснила Анна. – Все твои девушки отличаются одним заметным качеством: мгновенно устраивают кавардак в твоей квартире. А когда ты один, у тебя просто-таки идеальный порядок.

– Если бы хоть одна из них отличалась половиной твоих качеств, я бы на ней немедленно женился, – засмеялся Матвей. – Это по-научному как называется, эдипов комплекс? Ну, наплевать, как оно по-научному, а я тебя люблю. И не волнуйся, мам, – уже в который раз за этот день повторил он. – У меня же тектоническое воспитание. Ничего со мной не случится.

«Тектоническое воспитание! – думала Анна, уже входя в подъезд своего дома. – А сам маленький еще, маленький, юный, во все ловушки так и лезет! На обочине жизни он не хочет остаться… Нашел дорогу! И куда по ней зайдет?»

Прощаясь с нею, Матвей выглядел веселым, но эта внешняя его веселость не могла ее обмануть. Анна видела, что в глазах у него стоит то же, что она сразу расслышала в его голосе: мрачное, подавленное недоумение.

И что оно значило, и что с ним можно было поделать?

Глава 9

Все менялось стремительно – даже нарком уже был за последние три года шестой, – и только работа оставалась неизменной. Бешеная, на износ работа в почти парализованном зимой и революцией городе, через который шли военные эшелоны, потому что неизменной была ведь еще и война…

Константин почти не бывал дома, и на это никто не обращал внимания. Так жили все служащие Московско-Брестской железной дороги, и стоило ли удивляться, что так же жил ее начальник? Этим он, кстати, объяснил Гришке Кталхерману свое нежелание перебираться в отдельную квартиру, которую ему выделили на Тверской улице.

– А зачем мне другая, Гриша? – сказал Константин. – Я и в этой хорошо, если раз в неделю появляюсь. Даже и лучше, что не отдельная, хоть тепло человеческое.

– Ну, смотри, – усмехнулся Гришка. – Разве что тепло… Вот именно человеческое. Даже более чем!

При этом он так многозначительно взглянул на Константина своими темными глазами, в которых, как он сам, смеясь, говорил, «стояла вся скорбь еврейского народа», что, будь это не лучший друг Гришка, Константин мог бы и рассердиться на амурный намек. Но сердиться на Гришку было невозможно, да и не до амуров им было обоим.

Как пришла весна, Константин почти не заметил. Проснулся однажды, как обычно, на кожаном диване в своем кабинете на Брестском вокзале и услышал, что по оконному карнизу барабанит капель, но сразу не обратил на это внимания и только через неделю сообразил, что ему жарко в полушубке, и переоделся в английское прорезиненное траншейное пальто, тоже, как и этот его офицерский романовский полушубок, оставшееся с германской войны.

А потом как-то незаметно оказалось, что уже и пальто не нужно, потому что наступил и прошел апрель, завтра Первое мая, и в честь праздника можно взять выходной.

Константин возвращался домой поздно вечером тридцатого апреля и думал именно об этом: что завтра у него выходной и он пригласит Асю погулять по Москве, которой толком и не видел за те три месяца, что жил и работал в этом городе.

«Есть же, наверное, какие-нибудь кафе, – думал он, сворачивая с Тверской в Воротниковский переулок, чтобы сократить дорогу к дому. – Или, может быть, кондитерские…»

Он вдруг догадался, что Ася наверняка любит сладкое, и ему стало весело от этой мысли и от того, что завтра он пригласит ее в кондитерскую.

Но как только Константин подошел к двери квартиры, все эти приятные мысли мгновенно улетучились. За дверью слышался такой яростный крик, что он весь напрягся, как будто стоял не перед своим жильем, а перед каким-нибудь фронтовым блиндажом, в котором мог оказаться противник.

Он быстро отомкнул и рывком распахнул дверь и сразу понял, что крик доносится из кухни – общей и для него, и для Аси, и для Тони с семейством.

Именно из Тониных уст этот крик и исходил.

– Ты-ы, сука драная! – орала она. – Думаешь, если под большевика легла, подстилка, так теперь можно у честной женщины масло воровать?!

– Тоня, да успокойся ты, пожалуйста! – услышал он Асин срывающийся голос. – При чем здесь твое масло? Посмотри, это же какао-масло, а у тебя ведь коровье было, и оно просто уже кончилось, а не я взяла… Вас же много, Тоня, как же не кончиться маслу?

– Откудова у тебя масло может быть, проблядь, когда большевик твой уже неделю дома не ночевал? Ты ж на касторке лепешки жарила! И кто тебе даст какаву? За какаву десять таких, как ты, можно купить, дура безголовая!

Наверное, Асе все-таки надоело Тонино хамство, которое она обыкновенно, по беспечности своей, пропускала мимо ушей.

– В конце концов, Антонина, – воскликнула она срывающимся голосом, – это становится просто невыносимо! Кто тебе дал право подозревать меня в воровстве и оскорблять?

– Ах ты!.. – хрипло взвизгнула Тоня – видимо, слов ей от возмущения уже не хватило.

Сразу вслед за ее взвизгом Константин услышал Асин вскрик и, не медля больше ни секунды, влетел в кухню.

Картина, которая ему предстала, была предсказуема, но оттого не менее отвратительна. Ася стояла, прижавшись спиной к облицованной узорчатым кафелем стенке, Тоня держала ее одной рукой за волосы, другой за плечо и одновременным движением обеих своих мускулистых рук колотила Асю о стену и дергала ее за волосы. Та пыталась вырваться, но, конечно, безуспешно. При этом Тоня вопила что-то нечленораздельное, Ася же молчала, коротко и часто дыша.

За этой сценой с любопытством наблюдали, сбившись в кучку, все четверо Тониных сыновей. Старшая ее дочь, желтоволосая широколицая Наталья, стояла чуть поодаль и повторяла, немного испуганно, а больше лениво: