Анна Богданова - Самая шикарная свадьба

• Название: Самая шикарная свадьба
• Автор: Анна Богданова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20329-1

Дорожку в учреждение под названием ЗАГС писательница Маня Корытникова протоптала давно – на ее счету уже три печати о регистрации брака. И три – о разводе. А сейчас поступило новое предложение. Влас, ставший владельцем автосалона, оказывается, влюблен в нее с детства. К тому же, жениться на писательнице – престижно. И потому он настойчиво зовет Маню под венец. А почему бы нет? – решает она, и в качестве эксперимента переезжает жить в дом жениха. Но бизнесмен принимается тиранить творческую личность: запрещает тушить окурки в кадках с пальмами, разбрасывать вещи и даже… просто загибать уголки в книжках! В конце концов Маня спасается бегством. Подруги в панике: а состоится ли теперь ее четвертая – и самая шикарная свадьба?..

---

Перебрав во второй раз ворох фотографий, я наконец выбрала две и села придумывать причину, по которой я пишу романы.

А действительно, почему я их пишу-то? Непонятно. Никогда не задумывалась над этим вопросом. Пишу себе и пишу. Нет, так дело не пойдет, надо придумать какую-то вескую причину или, как говорят сыщики, мотив.

«Я пишу романы в надежде на то, что мир, глядя на поступки моих героев, станет хоть немного лучше», – черкнула я и призадумалась. Нет – слишком самонадеянно и как-то сухо. Нежнее, Маня, нежнее.

«Я описываю жизнь своих героев и их поступки. Иногда эти самые поступки могут показаться читателю фантастическими, но в том-то и состоит задача литературы – отображать реальную жизнь людей, которая подчас бывает фантастичнее самой реальности, и заставить поверить в это читателя. Вот наипервейшая задача писателя. Поэтому я и пишу свои романы!» – написала я и перечитала. Надо же, вроде бы всю душу вложила в это объяснение, а бред-то какой получился! И потом, слишком длинно.

Д-ззззззз… Д-зззззз-з-з. Звонок телефона помешал мне сразу же перейти к третьему варианту.

– Машенька, деточка, ты еще не спишь? – бодро спросила бабушка.

– Нет. А ты почему в такое время еще не в кровати?

– Ой, Машенька, у меня сегодня столько событий произошло, столько событий!

– Каких событий?

– Утром меня навестил мой бывший ученик – Иннокентий Симаков, такой хороший мальчик, тихий.

– Какой еще ученик? Откуда он взялся?

– Как откуда? Учился в нашем интернате для умственно отсталых детей, в моем классе. Я уж сейчас точно не помню, какой у него диагноз был. Он еще дружил с Костей Ломакиным. Ты не помнишь Костю Ломакина? – Мисс Двойная Бесконечность в свои восемьдесят восемь лет помнила почти всех учеников поименно.

– Нет, не помню.

– Ну как же ты не помнишь! – возмутилась она. – Его еще Ломиком дразнили!

– Как я могу его помнить! Этот Ломик у тебя учился, наверное, когда меня еще на свете не было!

– Нет! Ты должна его помнить! – настаивала бабушка. – Он еще сидел за последней партой. Неужели не помнишь?

– Нет.

– Как же так! – растерялась она и снова взялась рассказывать мне о Ломике, для того чтобы я напрягла память и наконец вспомнила его. – Я все время с ним боролась. У Костика была одна ужасная привычка – стоило только раздать детям новые тетради, как он хватал их, комкал – знаешь, шары такие из них делал, под пиджак себе, бывало, запихнет, хохочет и орет на весь класс: «С грудями!», ну вроде того, что груди у него выросли, а я ругаю его и тоже хохочу. Так смешно у него получалось! Хорошие ребятки были! Так вот с ним и дружил Иннокентий.

– Ну и что? Не вижу связи! Как тебя этот самый Иннокентий-то нашел?

– Через Лиду Сопрыкину. Помнишь, девочка тоже тихая такая, хорошая? Она еще все в носу ковыряла. Так вот, оказалось, что Иннокентий живет тут недалеко, в соседнем доме.

Бабушку действительно в отсутствие Зожоров иногда навещали бывшие ученики, но об Иннокентии Симакове я никогда не слышала.

– Он, оказывается, поклонник твоего таланта, любит всякие женские романы читать. Мне сейчас даже кажется, что Лида рассказала ему: мол, Мария Корытникова – это внучка Веры Петровны, ну то есть моя внучка. Он поэтому и пришел. И знаешь, книжечку мне твою последнюю принес.

Тут меня будто обдали из шланга ледяной водой:

– Не смей читать! Немедленно пойди и выброси ее!

– Вот еще! Прямо сейчас и начну! – сказала она и бросила трубку.

Ирония судьбы! Надо же было этому дураку принести бабушке мою последнюю книжку. Теперь она узнает и об истинном количестве маминых кошек, и о том, что я курю, – короче, обо всем, что мы с мамой от нее так тщательно скрываем.

И все-таки, почему я пишу романы? Ничего не лезет в голову. Любочка просила покороче.

Придумала! Записала. Д-зззззззз…. Неужели бабушка уже прочла мое сочинение? Нет, металлический голос автоответчика выдал номер моей подруги – Анжелки Поликуткиной (в девичестве Огурцовой).

– Маша, здравствуй. Мне надо с тобой поговорить. Ты свободна завтра в пять часов? Можно я к тебе заеду? – В трубке слышался детский рев, а Анжела говорила как-то странно, растягивая слова.

– Да, конечно. У тебя что-то случилось? Как Михаил? Вы так и не помирились? Как Стеха?

– Нормально. Пока.

Анжелкин звонок показался мне в высшей степени подозрительным. Во-первых, голос какой-то не ее, во-вторых, про Михаила даже ничего не рассказала – это совсем не похоже на Огурцову.

Дело в том, что ее благоверный после того, как данный им адвентистскому пастору обет «не пить три года» истек, пьянствовал по сей день. Он, кажется, до сих пор не ведает о том, что стал отцом во второй раз – месяц тому назад Анжела родила девочку и назвала ее в честь героини моего романа «Убийство на рассвете» – Степанидой. Как только Анжелка появилась дома со Степанидой, она тут же выгнала Михаила и теперь в воспитании двухлетнего Кузи и месячной Стехи ей помогали родители и свекровь. Бедная Анжела! Нужно что-то срочно делать с этим чернобровым детиной – Михаилом, который добивался руки моей подруги целый год.

Тот факт, что Анжелка продолжает страдать, и известие о том, что моя книга оказалась в руках Мисс Бесконечности, неизбежно привели меня к холодильнику – в последнее время я стала замечать, что во мне проявляются не самые лучшие мамины пристрастия – когда я нервничаю, на меня вдруг нападает дикий голод, и в этот момент не имеет никакого значения ни качество, ни количество заглатываемой пищи. Перед тем как взяться за ручку холодильника, я закрыла глаза, чтобы не видеть плакатики-памятки, которые я знаю наизусть: «Прежде чем открыть эту дверь, посмотри на себя в зеркало!», «Если и это не помогает, встань на весы!», «Заклей рот скотчем!» Раз, два, три – открываю…

Холодильник пуст – мамаша здорово сегодня постаралась! И мне ничего не остается, как лечь спать на голодный желудок.

* * *

На следующий день я надела свой любимый крепдешиновый сарафан густо-шоколадного цвета с приглушенно-желтыми, размытыми подсолнухами, на широких бретелях, с юбкой, скроенной по косой, который мама вместе с моими вещами соблаговолила привезти из деревни. Нацепила крупные янтарные бусы, светло-коричневые босоножки на шпильках и вышла из квартиры. У двери, в предбаннике, как обычно, валялись мешки с мусором, в подъезде дурно пахло, как из выгребной ямы. Чертовы соседи! Вечно бросают мусор у порога! Неужели трудно спуститься по лестнице и выкинуть в мусоропровод?! И поговорить с ними невозможно – если мы одновременно собираемся на улицу, соседи стоят за дверью и терпеливо ждут, наблюдая за мной в глазок, пока я не войду в лифт. «Дикари!» – подумала я и, переступив через мешки с мусором, отправилась в издательство.

На улице вот уж который день стоит невыносимая жара. Ненавижу жару. Люблю, чтоб было пасмурно или целыми днями лил дождь. Жара убивает, иссушает меня.

Я стояла у кабинета, взмыленная, словно загнанная почтовая лошадь, и думала, как бы поэффектнее предстать пред Любочкины светлы очи. Я решила не обращать никакого внимания на ее глупые обиды, расправила плечи, высоко подняла голову, открыла дверь, и вдруг увидела Кронского. Не знаю, как получилось – то ли оттого, что я никак не ожидала увидеть здесь «Лучшего человека нашего времени», то ли из-за проклятых босоножек, то ли по собственной неуклюжести, – но я, зацепившись шпилькой о край ковролина, растянулась посреди кабинета у ног своей редакторши.

Вне всякого сомнения, мое появление получилось куда эффектнее, чем я ожидала. Кронский бросился ко мне как ошпаренный и прошептал на ухо:

– Ну куда же ты опять пропала, моя Марья-Искусница? И почему ты села тогда, после презентации, в чужую машину? Что, перепутала?

– Ничего я не перепутала, – шепотом прорычала я.

– Мария Алексеевна, вы себе ничего не повредили? Все цело? – спросил он громко, явно работая на Любочку, следовательно, моего романа он еще не читал.

– Господи! Маша! Да как же ты умудрилась-то?! Наверное, каблуком за ковролин зацепилась. Я давно говорила, что этот половик выбросить надо, и так дышать нечем! Не ушиблась? Алексей Палыч, ну что вы рядом с ней-то улеглись? – спросила Любочка и замолкла. Она с нескрываемым любопытством смотрела на нас, боясь пропустить любую мелочь, вместе с тем нервозно поглядывала на дверь – вдруг кто-то случайно заглянет?! Наконец наступил предел – дальнейшее наблюдение могло бы привести к самым неожиданным последствиям, и она в негодовании воскликнула: – Кронский! Что это вы у нее под юбкой ищете?! Поднимайте ее, поднимайте!

– Я ощупываю, целы ли кости, нет ли переломов, – спокойно ответил он, продолжая лежать рядом со мной.

– Прекратите! Я не позволю в редакции и тем более в моем кабинете! – опомнилась Любочка – она, зная теперь о нездоровых наклонностях Кронского, наверное, испугалась, как бы чего не вышло. – Все, все, встали, успокоились. Маш, давай фотографии.