Александр Бушков - Непристойный танец

• Название: Непристойный танец
• Автор: Александр Бушков
• Издательство: Олма-Пресс, ПФ «Красный пролетарий»
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2007
• ISBN: 5-224-04652-1, 5-85197-234-3, 5-224-05245-9

1907 год. Только что подавлена первая русская революция. Но революционеры не сдаются: они хотят раздуть мировой пожар революции в сердце Европы и готовят грандиозное покушение. Цель – австрийский император Франц-Иосиф.

Поручик Сабинин, военный авантюрист, человек с туманным прошлым и неясным будущим, волею судьбы оказывается в центре заговора. Он должен осуществить убийство века. Новоиспеченным террористом движут не идейные, но целиком циничные и прагматичные интересы. Однако Сабинин понимает, что его сразу устранят после операции и затевает с революционерами свою игру… Кому повезет в этом смертельном поединке?

---

Надо решаться, иначе будет поздно…

Он надел тяжелый моряцкий бушлат с капюшоном, натянув предварительно одолженную у помощника шерстяную фуфайку, сунул револьвер в правый карман, отправил туда же горсть патронов россыпью, прихватил бинокль в футляре, из суеверия на пару секунд присел на дорожку, перекрестился. Вышел в коридор и направился в каюту старшего помощника.

…Палуба была пуста, как присутственное место в воскресенье. Несмотря на все отрицательные стороны корабельного бытия, Бестужев обнаружил в тамошнем укладе и одну безусловно положительную черту. На корабле подобного типа не встретишь лишних свидетелей, праздношатающихся бездельников. Матросы либо заняты на вахте внутри судна, либо отдыхают. Никто из них не торчит на палубе, поскольку, надо полагать, морские виды им давно осточертели. У трапа, ведущего на капитанский мостик, болтается, правда, вахтенный, но он далеко, торчит главным образом на носу, Бестужева от него заслоняют надстройки. Могут, конечно, забрести на палубу и загадочные пассажиры, может появиться боцман, самый занятой на корабле человек, не знающий покоя ни днем, ни ночью. Но с этими возможными помехами придется смириться, поскольку устранить их не получится…

Под открытым небом было все то же самое – серый небосклон над головой с редкими просветами синевы, дул прохладный ветерок, волновалось море, и справа бесконечной полосой тянулся берег – родной, российский, тут бы и сронить скупую слезу, тут бы и размякнуть душою, да нет времени на эти бесполезные выходки…

Он поставил на палубу жестяную банку с белой краской, выданную хмурым боцманом по распоряжению помощника. Об заклад биться можно, помощнику просьба не понравилась, он промолчал, конечно, без прекословий выслушал Бестужева, туманно сославшегося на высшие интересы дела и прямой приказ майора, запретившего откровенничать с кем бы то ни было, – но один бог ведает, что у него на уме…

Сорвав крышечку, Бестужев примерился к качке, обеими руками поднял банку, чуть перегнулся через низкие железные перила, выплеснул содержимое, выпустил банку и побыстрее выпрямился – а то, чего доброго, еще и за борт вывалишься, никто и не заметит, а до берега далековато, скверно пришлось бы неумелому пловцу, отягощенному к тому же одеждой…

Цепляясь за перила обеими руками, посмотрел вниз. Ну, в общем, получилось не так уж плохо – по всему борту, сверху вниз, протянулась обширная и длинная белоснежная клякса, которую ветерок уже размазывал поперечными потёками. Будет заметно издали…

Достав бинокль из футляра, он стал придирчиво осматривать море в поисках подходящей жертвы. В отдалении маячили парусные рыбацкие лодки, но они не подходили. Как и пароход под датским флагом, проплывший навстречу.

Он озяб, но не покидал палубы. Через полчаса справа на подходящей дистанции показалась белая яхта, кроме российского флага несшая еще и многоцветный вымпел какого-то яхт-клуба. За штурвалом стояла фигура с внешностью типичного остзейского барончика – с усами а-ля Вильгельм Второй, в заломленной на прусский манер белой фуражке. Ну, конечно, кому и развлекаться тут парусным спортом, не чухонцам же?

Прибалтийский немчик – это хорошо. Это прекрасно. Немец любит порядок, а о нарушении оного, тем более вопиющем, считает своим долгом незамедлительно сообщать по начальству. В этом смысле Охранному отделению гораздо легче с ними работать, сотрудничать в некоторых скользких вопросах…

Бестужев полез в карман за револьвером. И увидел, как на палубу выбрались двое светлоголовых мальчишек – отсюда видно, державшиеся чуточку испуганно, но и в то же время явно воображавшие себя кем-то вроде Колумба и пиратского капитана в одном лице. Дети…

Он с сожалением вынул руку из кармана. Парнишки, конечно, не пострадали бы, но все равно рука не поднимается. «Господи! – взмолился он. – Нерадивый из меня христианин, но пошли мне подходящую цель! Я ведь не о себе прошу, не о своем удобстве забочусь! Если они доплывут, кровь прольется, горячая, алая! Господи, помоги безвинным, сохрани и спаси!»

Он даже в Маньчжурии молился исключительно по обязанности, на общих богослужениях – но вот поди ж ты, припекло…

…И он пронзительно, жарко поверил, что Господь существует, когда минут через двадцать увидел в «цейсовских» окулярах плывущий навстречу паровой катер – большой, остроносый, черный, с бело-красной каймой по краю борта, с выведенным старославянской вязью названием «Морж» на носу и андреевским флагом за кормой. На нем не видно было вооружения – Бестужев, человек в морском деле совершенно несведущий, понятия не имел, как именуются такие вот корабли (посыльное судно, кажется?), но это и была долгожданная цель, лучше не придумаешь…

Оглядевшись – никого! – он вытянул из кармана руку с револьвером, прицелился и нажал на спуск.

Первая пуля зарылась в волны, взбив крохотный, тут же исчезнувший фонтанчик. Вторая пошла получше – шлепнула в черный борт над водой, оставив явственную отметину: белую, неровную. Два, три, четыре, пять! Бестужев давил на спуск, как автомат, безжалостно дырявя борт проплывавшего саженях[55] в пятидесяти от «Грейтона» катера, и с ликованием в душе видел, как штурвальный матрос, раздирая рот в крике, вопит что-то неразличимое, но, очень похоже, матерное, как из застекленной надстройки на палубу выскочил молодой офицер и, махая кулаком, тоже кричит что-то безусловно не имевшее отношения к изящной словесности. Ухмыляясь, Бестужев выпустил два оставшихся заряда, быстренько бросил револьвер в карман. И вовремя – хотя выстрелы и звучали глухо, за шумом машины, но все же привлекли внимание вахтенного на носу, он выскочил из-за надстроек, огляделся, но увидел уже совершенно мирную картину: стоявшего у борта пассажира, который безмятежно раскуривал папиросу, прикрывая спичку от ветра согнутыми ладонями обеих рук. Матрос постоял немного, вертя головой, потом плюнул и вернулся на нос – видимо, решил, что ему почудилось.

«Грейтон» и катер уже давно разошлись в противоположные стороны, для невооруженного глаза катер выглядел теперь черным пятнышком…

Бестужев ухмылялся во весь рот. Он представления не имел о морских уставах, но вряд ли они в данном вопросе столь уж отличаются от сухопутных. Едва прибыв к месту назначения, молодой офицер подаст рапорт, где подробно изложит, как был в открытом море обстрелян револьверным огнем с корабля под британским флагом. Обстреливать таким вот манером военное судно в территориальных водах – никакая не шутка. Такой инцидент наверняка требует незамедлительного расследования и примерного наказания виновных. Если даже моряки не запомнили сгоряча названия, в рапорте упомянут о пятне белой краски на борту.

И заработают телеграфные линии на берегу. И, хочется верить, где-то сидит сейчас у аппарата человек, способный мгновенно связать воедино некоторые факты. Должен быть такой человек, иначе все полетит прахом… Департамент полиции уже осведомлен о плавании «Грейтона»… лишь бы нашелся дельный сотрудник, лишь бы известие попало к нему вовремя!

– Закурить не найдется?

Бестужев обернулся на заданный по-русски вопрос. Какое-то время пытливо смотрел на молодого, незнакомого парня, типичнейшего русака. Подумав о конспирации, развел руки, с видом полнейшего недоумения мгновенно построил в уме фразу на несуществующем, но напоминавшем английский наречии:

– Андестенд майне фьючелл, сквайр, Темза, сэр, бит холл, каупррхаундин!

– Ну, ты, немтырь! – дружелюбно оскалился соотечественник. – Курить, папирос, понимать?

При этом он делал столь красноречивые жесты, указывая на папироску Бестужева, прижимая ко рту два пальца и пыхая воображаемым дымком, что следовало притвориться, будто все же сообразил, в чем тут дело…

Бестужев протянул ему раскрытый портсигар, вежливо сказавши:

– Джокей, черинг-кросс лауверстенд!

– А как же, и наше вам с кисточкой! – воскликнул молодец, без церемоний беря папиросу. – Федя, иди попробуй заграничных! Он не жадный вроде!

Бестужев почувствовал, как у него на миг потемнело в глазах – к ним преспокойно приближался не кто иной, как малоросс Федор, соученик по лёвенбургскому учебному заведению, знавший Бестужева как облупленного. Вот так приятная неожиданность…

Он молниеносно принял решение – и прежде чем Федор начал ощутимо меняться в лице, узнав, отвернулся от первого, помоложе, протянул Федору портсигар, отчаянно строя гримасы и кося глаза на спокойно курившего боевика: молчи, мол, молчи, не при нем!

Федор, парень опытный, не обманул его ожиданий – он моментально успокоился, что-то про себя прикинув, как ни в чем не бывало принял папироску и, едва затянувшись, властно распорядился:

– Сеня, ступай в каюту! Посмотри, как там, и вообще…

– Да я хотел…

– Кому сказано?