Тед Чан - Понимай

• Название: Понимай
• Автор: Тед Чан
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-020877-4

Тед Чан — из тех авторов, которые пишут редко, но метко. Данный сборник — все, что Чан наработал за двенадцать лет. Казалось бы, невероятно мало: 7 рассказов и одна зарисовка, — но если учесть, что из них “Вавилонская башня” (дебют!), “История твоей жизни” и “Ад — это отсутствие Бога” получили по “Небьюле”, а последний удостоился еще и премии “Хьюго”; наконец, “72 буквы” был отмечен “Sidewise Award” (за лучшее произведение в альтернативно-историческом жанре)... — согласитесь, такое количество наград кое о чем говорит.

Работает Чан в редком нынче жанре “твердой” научной фантастики. Главное в его рассказах — идея, а сюжет, история той или иной жизни — второстепенны. Зато идеи у него действительно оригинальные. В мирах Чанга может быть все: искусство создания големов изучают в школах, самих големов — используют на промышленных предприятиях; обитатели земли наблюдают Ад буквально у себя под ногами, а также — что опасно для здоровья! — ангелов и Небесный Свет над головой; пришельцы обучают землян не просто своему языку, но принципиально иному способу мышления; строители Вавилонской башни добираются до свода небес и пробивают его...

Увы, иногда изложение той или иной идеи заслоняет сюжет, превращая рассказ в подобие эссе или краткого конспекта романа. Но прочесть эту книгу стоит, таких сегодня почти никто не пишет — а жаль...

Итог: интересный сборник умных, оригинальных рассказов, который наверняка понравится любителям твердой НФ. Увы, переведен не слишком тщательно.

http://www.mirf.ru/Reviews/review124.htm

---

  В дальнейшей дискуссии нет смысла. По взаим­ному молчаливому согласию мы начинаем.

  Бессмысленно говорить об элементе внезапности, когда мы начинаем атаку: наше сознание не может стать более бдительным от предупреждения. Это не великодушная вежливость, когда мы соглашаемся о начале битвы: это признание неизбежного.

  В моделях друг друга, которые построили мы по опыту взаимодействия, есть пробелы, лакуны: внут­реннее психологическое развитие каждого и сде­ланные нами открытия. От этих мест не излучался отзвук, не тянулись нити к мировой паутине — до этого мгновения.

  Я начинаю.

  И сосредоточенно создаю в нем два контура уси­ления. Один очень прост: он повышает кровяное дав­ление резко и невероятно высоко. Если его не трогать секунду, давление вырастет до уровня инсульта — где-то 400 на 300 — и капилляры мозга взорвутся.

  Рейнольдс реагирует мгновенно. Хотя по наше­му разговору ясно было, что он никогда ни в ком не пытался наводить контуры биоусиления, он сразу понимает, что происходит. И тут же снижает часто­ту сердцебиения и расширяет все сосуды тела.

  Но истинный мой удар — это другой, куда более тонкий контур усиления. Это оружие, которое я стал разрабатывать, как только начал искать Рейнольдса. Этот контур заставляет нейроны выделять огромные количества антагонистов нейромедиаторов, не давая импульсу проходить через синапсы, останавливая мозговую деятельность. И этот кон­тур я излучаю куда интенсивнее первого.

  В процессе парирования мнимой атаки Рейнольдс испытывает некоторое ослабление сосредоточенности, скрытое эффектом повышенного дав­ления. Мгновение спустя его тело начинает само усиливать этот эффект. Рейнольдс ошеломлен тем, как размываются его мысли. Он ищет механизм и вскоре его находит, но долго удержать не сможет.

  Как только функции его мозга снизятся до уров­ня нормала, я без труда смогу манипулировать его сознанием. Гипноз заставит его отрыгнуть почти всю информацию, которой владеет его усиленный разум.

  Я проверяю его язык тела, ища признаки сни­жения интеллекта. Регрессия несомненна.

  И вдруг она останавливается.

  Рейнольдс в равновесии. Я потрясен — он су­мел сломать контур усиления. Он отбил самую изощренную атаку, какую я смог придумать.

  Следующим шагом он ликвидирует нанесенные повреждения. Даже начав при сниженных способ­ностях, он исправляет баланс нейромедиаторов. И за несколько секунд восстанавливается полностью.

  Я ведь тоже был для него прозрачен. В нашем разговоре он понял, что я изучал контуры усиле­ния, и разработал превентивные меры так, что я и не заметил. Потом он изучил конкретику моей ата­ки по мере ее развития и понял, как обратить эти эффекты. Я поражен его проницательностью, его быстротой, его скрытностью.

  Он признает мое искусство.

  <Очень интересная техника, и подходящая, учи­тывая твой эгоцентризм. Я даже не увидел, когда...>

  Внезапно он выдает иной соматический символ, который я узнаю. Он воспользовался этим символом, когда три дня назад прошел за мной в бакалейной лавке. В проходе было много народу: рядом со мной находились старуха, пыхтящая в респираторе, подро­сток, перебравший кислоты, одетый в рубашку на жидких кристаллах с психоделическими узорами. Рейнольдс скользнул мимо, сосредоточив разум на стой­ке с порножурналами. Это наблюдение не сообщило ему ничего о моих контурах усиления, но дало более детальную картину моего разума.

  Такую возможность я предвидел и реформирую свою психику, включая в нее случайные элементы ради непредсказуемости. Уравнения моего разума сейчас имеют мало сходства с обычным моим со­знанием, и это подрывает любые предположения, которые мог сделать Рейнольдс, а все его приемы, рассчитанные на конкретную душу, оказываются неэффективными.

  И я выделяю эквивалент улыбки.

  Рейнольдс улыбается в ответ.

  <Ты когда-нибудь думал о...> — и вдруг он из­лучает лишь молчание. Он собирается что-то ска­зать, но я не могу предвидеть что. И это произно­сится как шепотом: <...командах саморазрушения, Греко?>

  При этом его высказывании лакуна в моей ре­конструкции его сути заполняется и переполняет­ся, и следствия окрашивают все, что я знаю о нем. Он имеет в виду Слово: фразу, которая, будучи произнесена, разрушает разум того, кто слушал. Рейнольдс утверждает, что этот миф — правда, что у каждого разума есть такой встроенный спусковой механизм — есть фраза, которая может сделать че­ловека сумасшедшим, идиотом, кататоником. И он говорит, что знает такое слово для меня.

  Я тут же отключаю все органы чувств, направляя входную информацию от них в изолированный буфер кратковременной памяти. Потом создаю имитатор собственного сознания, чтобы воспринимать этот по­ток и впитывать его с уменьшенной скоростью. Я, как метапрограммист, уравнения имитации стану от­слеживать косвенно, Только когда будет подтвержде­но, что сенсорная информация безопасна, я ее полу­чу. Если имитатор будет разрушен, мое сознание ока­жется изолировано от него, и я прослежу шаг за шагом, что привело к краху системы, и пойму, как мне перепрограммировать свою психику.

  Все приготовления я успел сделать, когда Рейнольдс закончил произносить мое имя: следующая его фраза могла быть командой уничтожения. Я теперь воспринимаю входную информацию от ор­ганов чувств с задержкой на сто двадцать миллисе­кунд. Я пересматриваю свой анализ человеческого разума в поисках доказательств его предположения.

  А тем временем отвечаю легко и небрежно:

  <Давай свой коронный выстрел.>

  <Не бойся, он у меня не на кончике языка.>

  Мой поиск что-то дает. Я ругаюсь про себя: есть очень хитро скрытый черный ход в конструк­ции психики, который я не заметил, потому что не искал. Мое оружие било рождено интроспекцией, а он придумал такое, которое мог создать только ма­нипулятор.

  Рейнольдс знает, что я построил оборону. Не рассчитана ли его спусковая команда на ее обход? Я продолжаю изучать природу действия спусковой команды.

  <Чего ты ждешь?>

  Он уверен, что это дополнительное время не даст мне возможности построить эффективную оборону.

  <Угадай.>

  Какое самодовольство! Неужели он действитель­но так легко может со мной играть?

  Я прихожу к теоретическому описанию действия спусковой команды на нормала. Есть общая коман­да, которая может сделать из любого докритического разума tabula rasa[4], но для усиленного разума требуется настройка, размеры которой трудно оп­ределить. Стирание имеет выраженные симптомы, о которых может предупредить меня имитатор, но это симптомы процесса, вычисляемого мной. По определению команда разрушения есть то конкрет­ное уравнение, которое превосходит мою способ­ность к воображению. И не сколлапсирует ли мой метапрограммист, диагностируя состояние имита­тора?

  <Ты использовал эту команду разрушения на нормалах?>

  Я начинаю подсчитывать, что нужно для выра­ботки команды уничтожения на заказ.

  «Однажды поэкспериментировал с одним нар­которговцем. Потом скрыл следы ударом в висок. >

  Становится очевидным, что создание такой команды — колоссальная задача. Для нее требует­ся тончайшее знание моего разума. Я экстраполи­рую, что он может обо мне знать. Кажется, этого недостаточно, учитывая мое перепрограммирова­ние, но у него может быть техника наблюдения, мне неизвестная. Я остро осознаю, какую фору он получил, изучая внешний мир.

  <Тебе придется делать это много раз.>

  Его сожаление очевидно. Его план не может быть реализован без еще многих смертей: нормаль­ных людей — по стратегической необходимости, и усиленных его помощников, которые поддадутся соблазну возвышения. Отдав эту команду, Рейнольдс, быть может, перепрограммирует их — и меня — как узких специалистов, сосредоточенных в своей области, с ограниченным метапрограммированием. Такие смерти — необходимые затраты в его плане.

  <Я не утверждаю, что я святой. >

  Всего лишь спаситель.

  Нормалы могли бы назвать его тираном, оши­бочно принимая за одного из своих, и они бы не поверили собственному суждению. Они бы не мог­ли постичь, что Рейнольдс равен своей задаче. Его решение оптимально в их делах, а их понятия жад­ности и честолюбия к усиленному разуму не при­менимы.

  Актерским жестом он поднимает руку, вытянув указательный палец, будто чтобы подчеркнуть свое высказывание. У меня недостаточно информации, чтобы создать его команду уничтожения, так что я могу только защищаться. Если я выживу после этой атаки, я, быть может, получу время атаковать сам.

  Он с поднятым пальцем произносит:

— Понимай.

  Сначала я не понимаю. А потом, к ужасу свое­му, — понимаю.

  Он не создал команду для произнесения, это со­всем не сенсорный спусковой механизм. Это выклю­чатель в памяти: команда запускает цепь восприятий, индивидуально безвредных, которые он вложил в мой мозг как адские машины. Ментальные структуры, воз­никшие в результате этих записей в память, теперь разрешаются орнаментом, формируя гештальт, который определяет растворение меня. Я сам проинтуичил Слово.