Георгий Фруменков - Узники Cоловецкого монастыря

• Название: Узники Cоловецкого монастыря
• Автор: Георгий Фруменков
• Издательство: Северо-Западное книжное издательство
• Жанр: История
• Год: 1965

В книге рассказана история тюрьмы Соловецкого монастыря в XVI-XIX веках. В ней приводятся сведения о строительстве тюремных помещений на Соловках, о тюремном режиме и о судьбах известных в истории русского революционного движения борцов, томившихся в Соловецких казематах.

Автор использовал материалы из московских, ленинградских и архангельских архивов.

---

Использовали выводы комиссии для реабилитации соловецких тюремщиков и клерикалы позднейших времен. В 1872 году в «Архангельских губернских ведомостях» появилась статья под заглавием «Были ли когда-нибудь в Соловецком монастыре подземные тюрьмы, или погреба для колодников»[11]. Автор, не пожелавший быть известным, отвечает на поставленный вопрос отрицательно. Доказательства простые: комиссия 1758 года не обнаружила таких тюрем. Следовательно, их не было. Иными словами, не пойман — не вор.

После ревизии 1758 года соловецкие инквизиторы совсем обнаглели. Как только буря поутихла и Петербург, успокоенный Степановым и Путимцевым, перестал интересоваться погребами для колодников, монахи опять распечатали их и стали помещать туда «упорствующих в своей ереси» раскольников, а позднее и революционеров. Земляные тюрьмы использовали до самого конца XVIII века, а наиболее опасных политических врагов самодержавно-крепостнического строя содержали в ямах и в первой половине XIX века.

Уже отмечалось, что Соловецкий монастырь приобрел известность как место заточения и со второй половины XVI века стал государственной тюрьмой. Но до петровских времен ссылка на Соловки носила эпизодический характер и практиковалась редко, хотя право заточать в монастырь имели тогда, кроме царя, патриарх, митрополиты, архиереи.

Положение резко изменилось в XVIII веке, когда стали ссылать на Соловки людей партиями сначала по распоряжению канцелярии тайных розыскных дел, которая карала (особенно в период бироновщины) всех «произносителей важных и непристойных слов», а позднее — по резолюциям синода. Ссылка в Соловецкий монастырь становится обычным явлением. В XVIII веке в земляных тюрьмах и казематах монастыря перебывало более половины общего числа соловецких узников. Не приходится удивляться тому, что от этого времени осталось много «ссыльного материала».

Порядок ссылки был такой: из канцелярии тайных розыскных дел или из синода направляли архангельскому губернатору и соловецкому настоятелю «с братией» указ об отправке в монастырь такого-то (имярек) человека. Содержание преступления арестанта указы XVIII века, как правило, не раскрывали, а ограничивались общими выражениями: «за великоважную вину, о которой явно по делу», «за злодейственные поступки», «за происшедшее от него тягчайшее богохулением согрешение, о чем явно по делу», «за непристойные его монашескому чину непорядочные поступки и сказывания за собою слова и дела ложно», «за предерзостные вины и в нераскаянии состоящего», «за буйство», «за явное его с женским полом грехопадение», «за раскол» и так далее.

Зато все указы подробно излагали правила содержания арестантов: одних предписывалось сажать в земляную тюрьму, других содержать в казематах «под крепким караулом до смерти», скованными в ручные и ножные кандалы или без них, привязанными цепью к стене или без привязи, третьих использовать «вечно в тягчайших трудах», четвертых поместить «в среде братии» (то есть сослать под надзор монахов). В некоторых грамотах указывались тюрьмы: так раскольника Авраама Иванова направляли «в вечное содержание в Головленкову тюрьму», а расстригу Варлама Овсянникова — в Корожанскую.

Закованных в кандалы арестантов под конвоем доставляли в Архангельск (реже прямо на остров). В дороге и на привалах караул должен был действовать согласно путевой инструкции, которую выдавала канцелярия тайных розыскных дел. Инструкция представляла собой большой документ, включавший до дюжины параграфов. В качестве примера приведем выдержки из инструкции капралу Михаилу Власову, сопровождавшему вместе с солдатами от Петербурга до Соловков закованного в ручные и ложные кандалы раскольника Ивана Яковлева: «По приеме тебе из тайной конторы помянутого колодника и указа за печатью в пакете, не заезжая никуда и не объявляя о нем, ехать прямо настоящим трактом до объявленного монастыря со всяким возможным поспешанием и по приезде в оный монастырь означенный указ подать и оного колодника объявить того монастыря архимандриту Геннадию в самой скорости и в приеме его требовать расписки и по взятьи той расписки ехать тебе обратно в Санкт-Петербург и по приезде оную расписку объявить в тайной конторе.

Будучи в пути содержать тебе оного колодника под наикрепчайшим и весьма осторожным караулом и посторонних до разговоров и ни для чего к нему не допускать и видеться ему ни с кем, також и писем никаких ни к кому писать[12]; бумаги, и чернил, и пера и прочего, чем можно написать… ему не давать, и об нем никому ни под каким видом не сказывать, чего ради дабы о нем никто не мог звать. На ночлегах становиться тебе с тем колодником на таких дворах, на которых бы никакого другого постоя и жительствующих того дому не было. Пищу ж и питье оному колоднику покупать и ему давать сперва отведывая тебе самому и смотреть над ним накрепко, чтоб он каким случаем в пути и на ночлегах утечки[13], тако ж над собой и над тобой с солдатами какова повреждения не учинил и для того ножа и прочего, чем можно себя умертвить, отнюдь бы при нем не было. А ежели, паче чаяния, оный колодник, будучи в дороге, станет произносить каковые не пристойные слова, тогда класть ему в рот кляп, который вынимать только тогда, когда пища давана быть имеет, а о том его непристойном произношении содержать секретно и записывать тебе самому и по приезде оную записку объявить в тайной конторе».[14]

Если колодника доставляли не на Соловки, а в Архангельск, местный губернатор должен был принять на себя хлопоты, связанные с пересылкой арестанта на острова. В этом случае архимандрит обязан был по прибытии узника немедленно уведомить синод и отправителя о приеме нового ссыльного.

В монастыре колодников охраняли солдаты, находившиеся после конфискации соловецкой вотчины на иждивении государства. Военное начальство дало такое указание командиру соловецкого отряда: «Строже охранять ссыльных, а при необходимости силой усмирять их потому, что архимандриту делать это неудобно и неприлично». Генерал-губернатор Т. Тутолмин лично распорядился учредить в монастыре в дополнение к четырем имевшимся караулам главный караул при Святых воротах. Не полагаясь на указания военных властей, архимандрит снабжал охранников своими строжайшими инструкциями.

Все эти меры предосторожности оказались излишними. При существующем монастырском режиме никакого организованного выступления обреченных на верную и мучительную смерть арестантов не было на Соловках, да и быть не могло.

По прибытии в монастырь арестанта обыскивали, отнимали у него деньги, вещи и принимали имущество на хранение. Деньги выдавались заключенному казначеем под расписку по мере надобности в них, а вещи — в тех редких случаях, когда колодника освобождали из заточения или переводили в другую тюрьму. «Новичку» давали одежду с указанием срока носки, посуду, простейшие постельные принадлежности, отправляли в каземат и велели страже «содержать по указу без всякого упущения». К поступившему арестанту прикрепляли монаха для увещевания.

Пищей заключенных не баловали: кормили «хлебом слезным» да водой. Некоторым выдавали, кроме воды и хлеба, щи и квас, оговаривая при этом: «а рыбы не давать никогда». Только со второй половины XVIII века заключенным стали назначать продовольственный паек «против одного монаха», то есть иноческую норму. Об этом мы узнаем из Правительственных грамот, в которых всегда упоминалось, как довольствовать ссыльного. Монашеский оклад во второй половине XVIII века составлял 9 рублей в год. За выдачу арестантам питания и одежды правительство рассчитывалось с монастьгрем.

Колодников использовали в тяжелых монастырских трудах. Арестанты пекли хлеб, рубили дрова, возили воду, убирали нечистоты. Осенью и зимой, когда остров был отрезан от внешнего мира, в монастыре не было посторонних людей, и возможность побега ссыльного исключалась; «рядовым», не секретным, арестантам жилось свободнее. Днем они выходили из своих келий, встречались друг с другом, делились мнениями и переживаниями, хотя официально всякие взаимопосещения и разговоры были строго запрещены. На ночь колодников разводили по местам и запирали.

В период навигации и наплыва паломников строгости усиливались. Из каморок колодников не выпускали. Начальство опасалось, что ссыльный может затеряться в толпе и при помощи какого-нибудь сердобольного богомольца «утечку учинит».

Кстати, о побегах. Кажется, не было такого места заключения, откуда не сумел бы бежать русский человек. Соловецкий остров, несмотря на все его отрицательные природные особенности, не составлял в этом отношении исключения, только почти все побеги заканчивались печально для беглецов. Дальше острова сумели уйти немногие счастливцы. Достичь твердой земли удалось единицам. Заключенных, которых ловили после неудачного побега, перемещали в более надежные казематы, усиливали охрану и снижали им суточную норму хлеба, чтобы не сушили сухарей для очередного «сбегу».